Поэтому психоаналитик в моем понимании — это тот, кто, владея в определенном объеме теорией и техникой, постоянно готов при этом увидеть ситуацию новым взглядом, в новом ракурсе, в новом аспекте. Еще Микаэл Балинт настаивал на относительности любого знания. Я не умаляю роль знания теории, но убежден, что оно всегда должно оставаться незавершенным, открытым вперед. Я — сторонник сомнения, сторонник незнания — того незнания, что наступает после стадии знания, а не того, что предшествует ей. Окончательное знание — это кандалы. Мне доводилось слышать, что великая балерина Анна Павлова могла летать на сцене, так как в детстве прогуляла урок физики, где рассказывали про закон всемирного тяготения. Творчество не может существовать лишь в рамках сотворенного ранее. Я понимаю, что многие из моих коллег с опаской отнеслись бы к представлению о психоанализе как об одном из жанров искусства. Но по этому поводу я мог бы процитировать слова нашего соотече-ственника, замечательного российского психиатра начала ХХ столетия Николая Осипова: «Психотерапевт всегда ведет свое лечение более или менее самостоятельно. От Дюбуа, Фрейда, Оппенгеймера мы получаем только известные мысли и знания, но всякий случай психотерапевтического лечения есть акт творческий со стороны врача». И вот что непосредственно касается супервизорства, от темы которого я вроде бы так далеко уклонился: знание, черпаемое нами и у корифеев психоанализа, и у супервизоров, самые образы и тех, и других — это наше профессиональное Супер-Эго. Его руководящая роль неизбежна на определенной стадии нашего развития, но плохо, если она закрепится навсегда. Важнейшим критерием личностной зрелости субъекта эго-психологи называют главенство Эго в структуре психического аппарата, при котором, по определению Петера Куттера, Супер-Эго оставляет позицию «над» Эго и занимает место «рядом» с ним, то есть из цензора и судьи превращается в доброжелательного советчика (Куттер, 1997). Другими словами, профессионализм психоаналитика начинается с обретения внутренней свободы от авторитетов. Свобода же обретается тогда, когда мы даем человеку понять, что слышим и чувствуем его боль не потому, что выполняем таким путем рекомендацию супервизора, а потому, что слышим и чувствуем его боль. Эрик Эриксон, автор теории идентичности, говорил, что достижение идентичности подразумевает победу человека над неким внутренним кризисом. Если кризис связан с конфликтом, то в нашей области это конфликт между желанием узнать новое, шагнуть за границы познанного и описанного, и страхом перед этим шагом. Иногда я подозреваю, что именно этот страх заставил Фрейда прервать отношения с Юнгом. Новое не имеет границ, и психоаналитик в моем понимании — тот, кто принимает и признает бесконечность внутреннего мира человека; кто способен увидеть в собеседнике не только то, что описывается диагнозом, и выстроить коммуникацию, не скованную ни методологическими шаблонами, ни теоретическими установками. Он — тот, кто, обладая необходимыми знаниями, открыт для новых знаний, для неизвестного как в других, так и в самом себе. Он готов к диалогу с представителями любых школ, направлений, смежных гуманитарных и естественных наук; способен усомниться в право-мерности собственного подхода к любой проблеме, увидеть ситуацию в новом ракурсе; способен на откровенный разговор с самим собой. И стремление к этой идентичности подобно стремлению к линии го-ризонта, обречено на неуспех и все же необходимо. Идентичность вечно реализуется в динамике данного процесса.
Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).
Поэтому психоаналитик в моем понимании — это тот, кто, владея в определенном объеме теорией и техникой, постоянно готов при этом увидеть ситуацию новым взглядом, в новом ракурсе, в новом аспекте. Еще Микаэл Балинт настаивал на относительности любого знания. Я не умаляю роль знания теории, но убежден, что оно всегда должно оставаться незавершенным, открытым вперед. Я — сторонник сомнения, сторонник незнания — того незнания, что наступает после стадии знания, а не того, что предшествует ей. Окончательное знание — это кандалы. Мне доводилось слышать, что великая балерина Анна Павлова могла летать на сцене, так как в детстве прогуляла урок физики, где рассказывали про закон всемирного тяготения. Творчество не может существовать лишь в рамках сотворенного ранее. Я понимаю, что многие из моих коллег с опаской отнеслись бы к представлению о психоанализе как об одном из жанров искусства. Но по этому поводу я мог бы процитировать слова нашего соотече-ственника, замечательного российского психиатра начала ХХ столетия Николая Осипова: «Психотерапевт всегда ведет свое лечение более или менее самостоятельно. От Дюбуа, Фрейда, Оппенгеймера мы получаем только известные мысли и знания, но всякий случай психотерапевтического лечения есть акт творческий со стороны врача». И вот что непосредственно касается супервизорства, от темы которого я вроде бы так далеко уклонился: знание, черпаемое нами и у корифеев психоанализа, и у супервизоров, самые образы и тех, и других — это наше профессиональное Супер-Эго. Его руководящая роль неизбежна на определенной стадии нашего развития, но плохо, если она закрепится навсегда. Важнейшим критерием личностной зрелости субъекта эго-психологи называют главенство Эго в структуре психического аппарата, при котором, по определению Петера Куттера, Супер-Эго оставляет позицию «над» Эго и занимает место «рядом» с ним, то есть из цензора и судьи превращается в доброжелательного советчика (Куттер, 1997). Другими словами, профессионализм психоаналитика начинается с обретения внутренней свободы от авторитетов. Свобода же обретается тогда, когда мы даем человеку понять, что слышим и чувствуем его боль не потому, что выполняем таким путем рекомендацию супервизора, а потому, что слышим и чувствуем его боль. Эрик Эриксон, автор теории идентичности, говорил, что достижение идентичности подразумевает победу человека над неким внутренним кризисом. Если кризис связан с конфликтом, то в нашей области это конфликт между желанием узнать новое, шагнуть за границы познанного и описанного, и страхом перед этим шагом. Иногда я подозреваю, что именно этот страх заставил Фрейда прервать отношения с Юнгом. Новое не имеет границ, и психоаналитик в моем понимании — тот, кто принимает и признает бесконечность внутреннего мира человека; кто способен увидеть в собеседнике не только то, что описывается диагнозом, и выстроить коммуникацию, не скованную ни методологическими шаблонами, ни теоретическими установками. Он — тот, кто, обладая необходимыми знаниями, открыт для новых знаний, для неизвестного как в других, так и в самом себе. Он готов к диалогу с представителями любых школ, направлений, смежных гуманитарных и естественных наук; способен усомниться в право-мерности собственного подхода к любой проблеме, увидеть ситуацию в новом ракурсе; способен на откровенный разговор с самим собой. И стремление к этой идентичности подобно стремлению к линии го-ризонта, обречено на неуспех и все же необходимо. Идентичность вечно реализуется в динамике данного процесса.
Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).
He adds: "Telegram has become my primary news source." Some privacy experts say Telegram is not secure enough The regulator took order for the search and seizure operation from Judge Purushottam B Jadhav, Sebi Special Judge / Additional Sessions Judge. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website.
from in