Встречи с друзьями-писателями на XIV Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Над городом притихшим звучат кантаты Баха,
невольно представляя и Бога, и любовь.
Здесь быстро забываешь, как мир войной распахан —
предчувствием надежды в бессмертие стихов.
Над городом притихшим — святые Петр и Павел,
апостольские лики хранят покой и сон.
Пусть кажется, что в грусти нас ангел не оставил,
сердечностью молитвы чудесно обретён.
Над городом притихшим — века и поколенья,
течёт немое время сквозь хрупкий небосвод.
Жаль будет, если просто мелькнём бесплотной тенью,
прожив без покаянья и с чувствами вразброд.
Над городом притихшим мерцают зыбко звёзды,
в граниты парапетов бьёт невская волна.
И верится, — всем будет добра и счастья вдосталь.
Печалясь мимолётно, что жизнь всего одна.
© Владимир Скакун
#СтихиВладимираСкакуна #ZСтихиВладимираСкакуна #ZПоэзия #ZЛирика
невольно представляя и Бога, и любовь.
Здесь быстро забываешь, как мир войной распахан —
предчувствием надежды в бессмертие стихов.
Над городом притихшим — святые Петр и Павел,
апостольские лики хранят покой и сон.
Пусть кажется, что в грусти нас ангел не оставил,
сердечностью молитвы чудесно обретён.
Над городом притихшим — века и поколенья,
течёт немое время сквозь хрупкий небосвод.
Жаль будет, если просто мелькнём бесплотной тенью,
прожив без покаянья и с чувствами вразброд.
Над городом притихшим мерцают зыбко звёзды,
в граниты парапетов бьёт невская волна.
И верится, — всем будет добра и счастья вдосталь.
Печалясь мимолётно, что жизнь всего одна.
© Владимир Скакун
#СтихиВладимираСкакуна #ZСтихиВладимираСкакуна #ZПоэзия #ZЛирика
Сегодня в рубрике "Поэтические плакаты СВО" стихи Сергея Козлова:
Идет война по расписанью,
Идет торговля всем и вся,
И лишь Христос над этой хмарью
Идет сквозь время в Небеса...
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, председатель Тюменского регионального отделения СПР, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#СтихиСергеяКозлова #ZСтихиСергеяКозлова #ПоэтическиеПлакатыСВО
Идет война по расписанью,
Идет торговля всем и вся,
И лишь Христос над этой хмарью
Идет сквозь время в Небеса...
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, председатель Тюменского регионального отделения СПР, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#СтихиСергеяКозлова #ZСтихиСергеяКозлова #ПоэтическиеПлакатыСВО
Сегодня мы поздравляем с днем рождения русского писателя и поэта, нашего большого друга, патриота Сергея Козлова.
От всего сердца желаем Сергею Сергеевичу здоровья, успехов, вдохновения, новых шедевров, исполнения желаний, радости, помощи Божией и, конечно, нашей скорейшей Победы!
Вздрогнет земля в день последний от ада до рая,
Перед Спасителем ангелы день вострубят.
Светлое воинство — самая в мире большая
Спустится с неба армия русских солдат.
Каждый прощён и искуплен любовью Христовой.
Пулей, осколком, огнём и мечом сораспят.
Там, где могил не нашли безутешные вдовы,
Скорбные ангелы в небе безбрежном парят.
Память – последняя пуля, попавшая в сердце,
Слёзы оставшихся жить не искупят всю кровь.
Помните, помните, помните… Страшною жертвой
Были когда-то оплачены мир и любовь.
Зрите: Христос на Престоле своём принимает
Ангелов-воинов русских победный парад.
Видится мне каждый год на девятое мая,
Как маршируют полки, а точнее — летят.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#ZПоэзияСергеяКозлова #ПоэзияСергеяКозлова #Тюмень
#ZаРоссию
От всего сердца желаем Сергею Сергеевичу здоровья, успехов, вдохновения, новых шедевров, исполнения желаний, радости, помощи Божией и, конечно, нашей скорейшей Победы!
Вздрогнет земля в день последний от ада до рая,
Перед Спасителем ангелы день вострубят.
Светлое воинство — самая в мире большая
Спустится с неба армия русских солдат.
Каждый прощён и искуплен любовью Христовой.
Пулей, осколком, огнём и мечом сораспят.
Там, где могил не нашли безутешные вдовы,
Скорбные ангелы в небе безбрежном парят.
Память – последняя пуля, попавшая в сердце,
Слёзы оставшихся жить не искупят всю кровь.
Помните, помните, помните… Страшною жертвой
Были когда-то оплачены мир и любовь.
Зрите: Христос на Престоле своём принимает
Ангелов-воинов русских победный парад.
Видится мне каждый год на девятое мая,
Как маршируют полки, а точнее — летят.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#ZПоэзияСергеяКозлова #ПоэзияСергеяКозлова #Тюмень
#ZаРоссию
У ВРАТ ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЫ
Совесть вздымается гулом, и звон с колоколен
Волны её покатил на закат, на восток и на завтра.
Воздух эпох надо мною настолько намолен,
Что замечают сиянье над ним космонавты.
След Богородицы, Троица, Света от Света…
Скит или Крепость? Иль остров святой благодати?
Стены, что помнят последний поклон Пересвета,
В пряслах завязли навек иноземные рати.
И не найти на Руси никого человечней,
И не найти на Руси никого преподобней.
Вот и стою у ворот, потерявший дар речи…
Молится здесь за Россию сейчас Преподобный.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#ZПоэзияСергеяКозлова #ПоэзияСергеяКозлова #Тюмень
#ZаРоссию
Совесть вздымается гулом, и звон с колоколен
Волны её покатил на закат, на восток и на завтра.
Воздух эпох надо мною настолько намолен,
Что замечают сиянье над ним космонавты.
След Богородицы, Троица, Света от Света…
Скит или Крепость? Иль остров святой благодати?
Стены, что помнят последний поклон Пересвета,
В пряслах завязли навек иноземные рати.
И не найти на Руси никого человечней,
И не найти на Руси никого преподобней.
Вот и стою у ворот, потерявший дар речи…
Молится здесь за Россию сейчас Преподобный.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#ZПоэзияСергеяКозлова #ПоэзияСергеяКозлова #Тюмень
#ZаРоссию
ЛЕРМОНТОВ
Рассказ
История эта началась в конце 90-х, когда я работал учителем истории в сельской средней школе. Одному моему толковому ученику Ивану Дмитриеву тяжело давалась история России первой половины XIX века. Точнее – всё, что было после декабристов, ещё точнее – всё, что было после смерти Пушкина. А знать он хотел, потому как собирался поступать в Московский пограничный институт Федеральной службы безопасности, а там нужны были при поступлении история и обществознание. В общем – и поступить, и знать ученик хотел. Мотивация на генетическом уровне – отец офицер, старший брат служил в пограничных войсках, военная романтика в сознании ещё не развеяна сермяжным армейским бытом…
– Не заходит мне это время… – жаловался мне на вторую треть девятнадцатого века Ваня.
Я же, как человек родившийся в день пограничника, историк по образованию, посчитал делом чести поступление моего ученика в данный вуз. В какой-то момент вспомнил, что и у меня в университете это время, как говорит нынешняя молодёжь, «не заходило». Единственная четверка в дипломе, именно за этот период отечественной истории. И мне в своё время, и Ване спустя десять лет требовалась какая-то точка опоры. И я вдруг вспомнил, что такой точкой для меня стало прочтение лермонтовского «Героя нашего времени», романа, который я в школе «прочитал» по диагонали, потому как тогда лучше читались Рэй Брэдбери и Пьер Буль, Иван Ефремов и Алексей Казанцев…
– А прочитай-ка ты, Иван, «Героя нашего времени», – посоветовал я без особых надежд своему целеустремлённому ученику.
Он посмотрел на меня с сомнением и недоверием:
– Так нам его по программе, вроде, в следующем году…
– Мне помогло, – опередил я его дальнейшие вопросы. – Честно. Но это было уже после армии, на третьем курсе… Кстати, я потом вообще стал перечитывать русскую классику, особенно Достоевского. Но тебе рано. Достоевского – точно рано. До сих пор не могу понять, зачем вам дают «Преступление и наказание»? А надо бы «Идиота». Какой идиот в педагогике совершил это преступление перед Достоевским?.. – начал я иронично размышлять о школьном курсе русской литературы, но Иван поморщился:
– Сергей Сергеевич, а зачем это всё вообще будущему русскому офицеру?
Я вздохнул. На дворе были смутные 90-е, и русская литература вообще была не ко двору. Долгие философские сентенции, как говорила молодёжь, не прокатывали, и я ответил просто:
– «Герой нашего времени» – это про русских офицеров того времени…
И мотивация сработала.
– Понял, принял, – как военный связист ответил мне будущий курсант Дмитриев.
Он пришёл ко мне через неделю с томиком Лермонтова.
– Ну вот, Сергей Сергеевич, прочитал… Вот только не понял, Печорин вроде не мажор по родству, а ведёт себя как мажор. Эту люблю, эту не люблю, эту полюблю от нечего делать, тут постреляюсь… Лермонтов с себя что ли писал? Язык, кстати, так себе… Всё же мне больше стихи у Михаила Юрьевича нравятся.
– Мне тоже, – признался я в ответ.
– Но время почувствовал… Вот прямо почувствовал, а ещё понял, почему через сто лет всё рухнуло.
– Почему же?
– Элита так и разлагалась. В том числе военная. Подвиги от скуки совершать? Или покрасоваться? И этот, как его, фатализм… Вот точно, Лермонтов про себя писал. Тоже ведь на дуэли погиб…
– Все авторы отчасти пишут про себя, из своего опыта, – согласился я. – С фатализмом ты тоже отчасти прав. – Я глубоко вздохнул. – Выходит, ты пожалел о потраченном на чтение времени?
– Нет-нет, я уже понял, что жалеть потом придётся о том, что не успел прочитать…
И эпоху первой трети и середины XIX века Ваня действительно почувствовал. Эпоха Николая Первого стала ему понятна. Как и сам император, которого незаслуженно в историографии долгое время называли реакционером. А император может быть только императором. И умер он под солдатской шинелью.
Ваня позвонил мне ещё из Москвы, когда сдал вступительные экзамены, позвонил и хохотал, потому как достались ему именно кавказские войны.
– Фатализм! – крикнул он в трубку.
Рассказ
История эта началась в конце 90-х, когда я работал учителем истории в сельской средней школе. Одному моему толковому ученику Ивану Дмитриеву тяжело давалась история России первой половины XIX века. Точнее – всё, что было после декабристов, ещё точнее – всё, что было после смерти Пушкина. А знать он хотел, потому как собирался поступать в Московский пограничный институт Федеральной службы безопасности, а там нужны были при поступлении история и обществознание. В общем – и поступить, и знать ученик хотел. Мотивация на генетическом уровне – отец офицер, старший брат служил в пограничных войсках, военная романтика в сознании ещё не развеяна сермяжным армейским бытом…
– Не заходит мне это время… – жаловался мне на вторую треть девятнадцатого века Ваня.
Я же, как человек родившийся в день пограничника, историк по образованию, посчитал делом чести поступление моего ученика в данный вуз. В какой-то момент вспомнил, что и у меня в университете это время, как говорит нынешняя молодёжь, «не заходило». Единственная четверка в дипломе, именно за этот период отечественной истории. И мне в своё время, и Ване спустя десять лет требовалась какая-то точка опоры. И я вдруг вспомнил, что такой точкой для меня стало прочтение лермонтовского «Героя нашего времени», романа, который я в школе «прочитал» по диагонали, потому как тогда лучше читались Рэй Брэдбери и Пьер Буль, Иван Ефремов и Алексей Казанцев…
– А прочитай-ка ты, Иван, «Героя нашего времени», – посоветовал я без особых надежд своему целеустремлённому ученику.
Он посмотрел на меня с сомнением и недоверием:
– Так нам его по программе, вроде, в следующем году…
– Мне помогло, – опередил я его дальнейшие вопросы. – Честно. Но это было уже после армии, на третьем курсе… Кстати, я потом вообще стал перечитывать русскую классику, особенно Достоевского. Но тебе рано. Достоевского – точно рано. До сих пор не могу понять, зачем вам дают «Преступление и наказание»? А надо бы «Идиота». Какой идиот в педагогике совершил это преступление перед Достоевским?.. – начал я иронично размышлять о школьном курсе русской литературы, но Иван поморщился:
– Сергей Сергеевич, а зачем это всё вообще будущему русскому офицеру?
Я вздохнул. На дворе были смутные 90-е, и русская литература вообще была не ко двору. Долгие философские сентенции, как говорила молодёжь, не прокатывали, и я ответил просто:
– «Герой нашего времени» – это про русских офицеров того времени…
И мотивация сработала.
– Понял, принял, – как военный связист ответил мне будущий курсант Дмитриев.
Он пришёл ко мне через неделю с томиком Лермонтова.
– Ну вот, Сергей Сергеевич, прочитал… Вот только не понял, Печорин вроде не мажор по родству, а ведёт себя как мажор. Эту люблю, эту не люблю, эту полюблю от нечего делать, тут постреляюсь… Лермонтов с себя что ли писал? Язык, кстати, так себе… Всё же мне больше стихи у Михаила Юрьевича нравятся.
– Мне тоже, – признался я в ответ.
– Но время почувствовал… Вот прямо почувствовал, а ещё понял, почему через сто лет всё рухнуло.
– Почему же?
– Элита так и разлагалась. В том числе военная. Подвиги от скуки совершать? Или покрасоваться? И этот, как его, фатализм… Вот точно, Лермонтов про себя писал. Тоже ведь на дуэли погиб…
– Все авторы отчасти пишут про себя, из своего опыта, – согласился я. – С фатализмом ты тоже отчасти прав. – Я глубоко вздохнул. – Выходит, ты пожалел о потраченном на чтение времени?
– Нет-нет, я уже понял, что жалеть потом придётся о том, что не успел прочитать…
И эпоху первой трети и середины XIX века Ваня действительно почувствовал. Эпоха Николая Первого стала ему понятна. Как и сам император, которого незаслуженно в историографии долгое время называли реакционером. А император может быть только императором. И умер он под солдатской шинелью.
Ваня позвонил мне ещё из Москвы, когда сдал вступительные экзамены, позвонил и хохотал, потому как достались ему именно кавказские войны.
– Фатализм! – крикнул он в трубку.
ЕГЭ введут буквально через год, и потому абитуриенты ещё не тыкали в листы с квадратиками гелевыми ручками, а развёрнуто отвечали преподавателю-экзаменатору и должны были быть готовы отвечать на развёрнутые дополнительные вопросы. В общем, помог «Герой нашего времени» моему ученику. Иван ещё прислал пару фотографий в форме курсанта, а потом, как водится, ушёл в свою жизнь. Однажды лейтенант Дмитриев зашёл в школу, когда был в отпуске, но говорили мы уже о не об истории, не о Лермонтове, а о той самой жизни, потому что страна мало-помалу начинала подниматься с колен, на которые добровольно упала перед теми, кого завсегда побеждала. Я ещё пошутил, что он уже обошёл меня, сержанта советской армии, по званию, а он постучал себе в лоб указательным пальцем:
– Здесь бы догнать… Чтобы не поддерживать своим бравым видом поговорку «чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона».
Через какое-то время я ушёл из школы преподавать в вуз, Ивана бросало где-то по границам урезанной империи да по локальным конфликтам. То в Среднюю Азию, то на Кавказ – на современные кавказские войны, тоже, своего рода, фатализм… И, наверное, я бы никогда особо не вспомнил про героя уже нашего времени, уж тысячи учеников выпустил, если бы он сам не напомнил о себе сам летом 2023 года.
Пришла смс-ка: «лежу в госпитале, что посоветуете почитать?».
Ну да, где же ещё мог быть герой нашего времени, всю юность мечтавший стать офицером…
Я, к тому времени, знал, что многие мои ученики уже сражаются в зоне специальной военной операции как добровольцы, так и мобилизованные, а некоторые погибли… Многие из них писали мне в «телеграмм» или даже звонили. Рядовой и сержантский состав представляли собой те самые троечники, двоечников у меня не было. Принципиально не ставил двойки, потому что «двойка» – это не только оценка ученику, но и самому себе. Да, самую тяжелую лямку войны тянули «троечники».
«Интересно, он сейчас майор или уже подполковник?» – подумал я, чтобы понять, зачем взрослый состоявшийся мужчина спрашивает у престарелого учителя, что ему почитать…
Но тут случилась оказия, друг мой, который часто ездил в зону СВО с различными грузами и гуманитарной помощью, засобирался в очередной раз «к ленточке». Я спросил будет ли у него возможность и по пути ли подхватить пару коробок книг для госпиталя. Он глянул на номер госпиталя и кивнул:
– Сделаем, крюк небольшой. – Все места на карте у ленточки товарищ мой знал от и до, потому как мотался туда минимум раз в месяц. – Напиши – кому…
Книг он увёз не две, а несколько коробок, которые мы собрали с друзьями за какие-то пару дней. Причем не сказал ни слова против, наоборот, заботливо надув щёки, решил, что выгрузит пару коробок с таблетками от диареи, потому как даже в окопах с ними перебор. А вот книги давно надо начать возить. Так что досталось отправленной литературы не только госпиталю, но и некоторым библиотекам Луганщины. Я же написал Ивану, что отправил книжную посылку в госпиталь и просил сообщить о получении. «А ваши книги там есть?» – спросил он в ответ. Я ответил утвердительно, порадовавшись, что возможно дойдут глаза бойца и до моего скромного творчества, а сам снова погрузился в нашу тыловую суету, хотя порой с тоской вспоминаю окопное братство, потому как нигде более такого братства не встретишь. Как у Гоголя, в словах Тараса Бульбы о товариществе.
Прошла неделя, а вестей от Ивана не было. Впрочем, даже в самом глубоком тылу все уже давно поняли: оттуда звонят и пишут, когда могут, а не тогда, когда мы ждём. А потом вернулся мой друг и рассказал:
– Слушай, а нет уже твоего ученика в госпитале.
– Как нет? – удивился я.
– Такие, как он, там не засиживаются, не залёживаются, мне так главврач сказал: только подлатали, и обратно. А куда – обратно, сам знаешь – никто нам не скажет, хотя оно и правильно. Но книги я оставил. Ту, что ты с дарственной надписью отправил, передал главному, он найдёт способ доставить адресату.
– Спасибо…
– Здесь бы догнать… Чтобы не поддерживать своим бравым видом поговорку «чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона».
Через какое-то время я ушёл из школы преподавать в вуз, Ивана бросало где-то по границам урезанной империи да по локальным конфликтам. То в Среднюю Азию, то на Кавказ – на современные кавказские войны, тоже, своего рода, фатализм… И, наверное, я бы никогда особо не вспомнил про героя уже нашего времени, уж тысячи учеников выпустил, если бы он сам не напомнил о себе сам летом 2023 года.
Пришла смс-ка: «лежу в госпитале, что посоветуете почитать?».
Ну да, где же ещё мог быть герой нашего времени, всю юность мечтавший стать офицером…
Я, к тому времени, знал, что многие мои ученики уже сражаются в зоне специальной военной операции как добровольцы, так и мобилизованные, а некоторые погибли… Многие из них писали мне в «телеграмм» или даже звонили. Рядовой и сержантский состав представляли собой те самые троечники, двоечников у меня не было. Принципиально не ставил двойки, потому что «двойка» – это не только оценка ученику, но и самому себе. Да, самую тяжелую лямку войны тянули «троечники».
«Интересно, он сейчас майор или уже подполковник?» – подумал я, чтобы понять, зачем взрослый состоявшийся мужчина спрашивает у престарелого учителя, что ему почитать…
Но тут случилась оказия, друг мой, который часто ездил в зону СВО с различными грузами и гуманитарной помощью, засобирался в очередной раз «к ленточке». Я спросил будет ли у него возможность и по пути ли подхватить пару коробок книг для госпиталя. Он глянул на номер госпиталя и кивнул:
– Сделаем, крюк небольшой. – Все места на карте у ленточки товарищ мой знал от и до, потому как мотался туда минимум раз в месяц. – Напиши – кому…
Книг он увёз не две, а несколько коробок, которые мы собрали с друзьями за какие-то пару дней. Причем не сказал ни слова против, наоборот, заботливо надув щёки, решил, что выгрузит пару коробок с таблетками от диареи, потому как даже в окопах с ними перебор. А вот книги давно надо начать возить. Так что досталось отправленной литературы не только госпиталю, но и некоторым библиотекам Луганщины. Я же написал Ивану, что отправил книжную посылку в госпиталь и просил сообщить о получении. «А ваши книги там есть?» – спросил он в ответ. Я ответил утвердительно, порадовавшись, что возможно дойдут глаза бойца и до моего скромного творчества, а сам снова погрузился в нашу тыловую суету, хотя порой с тоской вспоминаю окопное братство, потому как нигде более такого братства не встретишь. Как у Гоголя, в словах Тараса Бульбы о товариществе.
Прошла неделя, а вестей от Ивана не было. Впрочем, даже в самом глубоком тылу все уже давно поняли: оттуда звонят и пишут, когда могут, а не тогда, когда мы ждём. А потом вернулся мой друг и рассказал:
– Слушай, а нет уже твоего ученика в госпитале.
– Как нет? – удивился я.
– Такие, как он, там не засиживаются, не залёживаются, мне так главврач сказал: только подлатали, и обратно. А куда – обратно, сам знаешь – никто нам не скажет, хотя оно и правильно. Но книги я оставил. Ту, что ты с дарственной надписью отправил, передал главному, он найдёт способ доставить адресату.
– Спасибо…
– Что-то мне подсказывает, – грустно улыбнулся мой товарищ, – что Иван твой ещё не раз в этом госпитале побывает. Если не сам, то бойцов своих привезёт… Ни дай Бог, конечно… Он же и там успел отличиться…
– В каком смысле? – нахмурил я лоб.
– В хорошем. Там один боец, когда у него друг от ранений умер, умудрился напиться… где только алкоголь взял?! Там сейчас с этим строго. И заперся с боевой гранатой в морге. Такой отдельный домик во дворе всего с двумя окнами… Гранату-то проще найти, чем бутылку, но вот у этого и то, и другое получилось.
– Зачем в морге-то?
– Ну, рядом с телом друга своего. Они же там как реальные братья становятся. Даже больше, чем родные.
– Знаю, – угрюмо подтвердил я. – Так зачем?
– Требовал, чтобы ему пленных «немцев» из той части, которую они штурмовали, привели на суд. Он одного такого из палаты пленных умудрился с собой прихватить…
– Отчего ж просто гранату в эту палату не швырнул? – спросил я.
Друг пожал плечами:
– Кто ж пьяную голову разберёт, да ещё контуженную? Ведите, говорит, судить буду… Его и главврач, и сёстры уговаривали, и сослуживцы… Ни в какую! А тут вышел во двор твой Иван, махом ситуацию просёк, велел всем отойти, потому как по званию он старший был. Короче принял командование на себя. Главный ему говорит, что сейчас военная полиция приедет, мол, что удумал, Иван Андреевич? А тот говорит: граната не бутылка, упадёт – не разобьётся, продолжайте говорить с ним через дверь, а мы сейчас опровергнем фатализм девятнадцатого века…
На этих словах рассказа я улыбнулся. Мелькнули в сознании образы Печорина, Казбича, есаула, и добрейшего Максима Максимовича… «жаль не Сергея Сергеевича», улыбнулся я своим мыслям. А товарищ мой продолжал:
– Доктор ему тихо, что, мол, всякое может случиться. А вояка ваш: хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь! Я, говорит, это с девятого класса знаю. «Откуда в девятом-то классе такое знать?», усомнился главный врач, а Иван ему: «От героя нашего времени, то бишь, от героев былых времён»… В общем, броник и каску надел, под окно подполз, пока доктор уговаривал бойца через дверь, один нырок – и он в морге. В морге – среди живых и мёртвых. Через полминуты уже вывел бойца разнюненного. И – граната в кулаке. Импортная оказалась… И пленный – трясущийся и бледный, весь в бинтах, за ними выполз… Герой твой Ваня.
– Герой нашего времени, – улыбнулся я.
– Что? – не расслышал или не совсем понял мой друг.
– Да ситуация почти как в романе Лермонтова…
Товарищ мой вдруг захохотал. Я смотрел на него с выжидательным изумлением, пока он не успокоился и не смог объяснить причину своего смеха.
– Позывной у твоего Ивана знаешь какой?
– Да откуда мне знать?
– Лермонтов…
История эта не кончится, пока есть герои нашего времени, пока есть Лермонтов.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
Художник — Владимир Киреев
#ПрозаСергеяКозлова #ZпрозаСергеяКозлова #ZДуховная
– В каком смысле? – нахмурил я лоб.
– В хорошем. Там один боец, когда у него друг от ранений умер, умудрился напиться… где только алкоголь взял?! Там сейчас с этим строго. И заперся с боевой гранатой в морге. Такой отдельный домик во дворе всего с двумя окнами… Гранату-то проще найти, чем бутылку, но вот у этого и то, и другое получилось.
– Зачем в морге-то?
– Ну, рядом с телом друга своего. Они же там как реальные братья становятся. Даже больше, чем родные.
– Знаю, – угрюмо подтвердил я. – Так зачем?
– Требовал, чтобы ему пленных «немцев» из той части, которую они штурмовали, привели на суд. Он одного такого из палаты пленных умудрился с собой прихватить…
– Отчего ж просто гранату в эту палату не швырнул? – спросил я.
Друг пожал плечами:
– Кто ж пьяную голову разберёт, да ещё контуженную? Ведите, говорит, судить буду… Его и главврач, и сёстры уговаривали, и сослуживцы… Ни в какую! А тут вышел во двор твой Иван, махом ситуацию просёк, велел всем отойти, потому как по званию он старший был. Короче принял командование на себя. Главный ему говорит, что сейчас военная полиция приедет, мол, что удумал, Иван Андреевич? А тот говорит: граната не бутылка, упадёт – не разобьётся, продолжайте говорить с ним через дверь, а мы сейчас опровергнем фатализм девятнадцатого века…
На этих словах рассказа я улыбнулся. Мелькнули в сознании образы Печорина, Казбича, есаула, и добрейшего Максима Максимовича… «жаль не Сергея Сергеевича», улыбнулся я своим мыслям. А товарищ мой продолжал:
– Доктор ему тихо, что, мол, всякое может случиться. А вояка ваш: хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь! Я, говорит, это с девятого класса знаю. «Откуда в девятом-то классе такое знать?», усомнился главный врач, а Иван ему: «От героя нашего времени, то бишь, от героев былых времён»… В общем, броник и каску надел, под окно подполз, пока доктор уговаривал бойца через дверь, один нырок – и он в морге. В морге – среди живых и мёртвых. Через полминуты уже вывел бойца разнюненного. И – граната в кулаке. Импортная оказалась… И пленный – трясущийся и бледный, весь в бинтах, за ними выполз… Герой твой Ваня.
– Герой нашего времени, – улыбнулся я.
– Что? – не расслышал или не совсем понял мой друг.
– Да ситуация почти как в романе Лермонтова…
Товарищ мой вдруг захохотал. Я смотрел на него с выжидательным изумлением, пока он не успокоился и не смог объяснить причину своего смеха.
– Позывной у твоего Ивана знаешь какой?
– Да откуда мне знать?
– Лермонтов…
История эта не кончится, пока есть герои нашего времени, пока есть Лермонтов.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
Художник — Владимир Киреев
#ПрозаСергеяКозлова #ZпрозаСергеяКозлова #ZДуховная
Идёт война по расписанью,
Идёт торговля всем и вся,
И лишь Христос над этой хмарью
Идёт сквозь время в Небеса…
Мчат поезда, идут куранты,
Идут на митинг демонстранты,
Идёт подмена всех основ…
Лишь Богородицы покров
Над нашим домом остаётся…
Идут по трубам нефть и газ,
Идёт программа про сейчас,
А жизнь во весь опор несётся.
Идут последние уроки,
Идёт какое-то кино…
Идут и исчезают сроки
Найти горчичное зерно…
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#СтихиСергеяКозлова #ZСтихиСергеяКозлова #ZДуховная
Идёт торговля всем и вся,
И лишь Христос над этой хмарью
Идёт сквозь время в Небеса…
Мчат поезда, идут куранты,
Идут на митинг демонстранты,
Идёт подмена всех основ…
Лишь Богородицы покров
Над нашим домом остаётся…
Идут по трубам нефть и газ,
Идёт программа про сейчас,
А жизнь во весь опор несётся.
Идут последние уроки,
Идёт какое-то кино…
Идут и исчезают сроки
Найти горчичное зерно…
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#СтихиСергеяКозлова #ZСтихиСергеяКозлова #ZДуховная
РУССКАЯ ЛЕТОПИСЬ
Я лежал в русском поле
Триста лет или боле,
Сквозь меня – жизни воля –
Прорастала трава…
Через поле дорога
Прямо в небо до Бога,
До родного порога,
Где Россия жива.
Слышал я, вы поверьте,
С глазу на глаз со смертью
Разговор в круговерти
Отгремевших боёв.
Где отлитые пули
Траектории гнули,
И осколки тонули
В траекториях слов.
И облитые кровью
Да отчизны любовью,
Под не начатой новью
Умирали бойцы…
Их глаза, как бойницы,
Прорезали страницы,
Города и станицы,
В них написано - рцы!
Говорили мне братья,
Зачеркни все проклятья
Над печальною падью
Да над нами во рву…
И, владея словами,
Я писал их руками,
Бог смотрел их глазами
На работу мою.
И сквозь русские вёрсты,
Я глядел на погосты,
И в полях - эти кости…
Ветер времени стих…
Они звали не к тризне,
Не к любимой Отчизне…
Корни Дерева Жизни
Прорастали из них!
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
Художник — Василий Верещагин "Панихида"
#ПрозаСергеяКозлова #ZпрозаСергеяКозлова #ZДуховная
Я лежал в русском поле
Триста лет или боле,
Сквозь меня – жизни воля –
Прорастала трава…
Через поле дорога
Прямо в небо до Бога,
До родного порога,
Где Россия жива.
Слышал я, вы поверьте,
С глазу на глаз со смертью
Разговор в круговерти
Отгремевших боёв.
Где отлитые пули
Траектории гнули,
И осколки тонули
В траекториях слов.
И облитые кровью
Да отчизны любовью,
Под не начатой новью
Умирали бойцы…
Их глаза, как бойницы,
Прорезали страницы,
Города и станицы,
В них написано - рцы!
Говорили мне братья,
Зачеркни все проклятья
Над печальною падью
Да над нами во рву…
И, владея словами,
Я писал их руками,
Бог смотрел их глазами
На работу мою.
И сквозь русские вёрсты,
Я глядел на погосты,
И в полях - эти кости…
Ветер времени стих…
Они звали не к тризне,
Не к любимой Отчизне…
Корни Дерева Жизни
Прорастали из них!
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
Художник — Василий Верещагин "Панихида"
#ПрозаСергеяКозлова #ZпрозаСергеяКозлова #ZДуховная
НА ДЕЖУРСТВЕ
Антонина Терентьевна потеряла память в шестьдесят семь лет. Сначала она забыла адрес своего дома, несколько дат, названий, имён. Следом вылетели из головы многочисленные названия лекарств, препаратов… Потом в одночасье Антонина Терентьевна забыла, что больше сорока лет работала врачом-педиатром. После этого она забыла имена близких и перестала понимать зачем живёт. Последним, что она утратила, было имя сына. И хотя, когда она смотрела на него, глаза её по-прежнему лучились любовью, светом и добротой, она никак его не называла, но ведь и говорить-то почти перестала. В сущности, она так смотрела всю жизнь на всех детей, хотя на сына всегда смотрела с особой любовью.
Сын с женой и его дочери, её внучки, приходили к ней каждый день, чтобы покормить, прибрать и усадить маму-бабушку перед телевизором или в хорошую погоду на лавочке во дворе «на дежурство». Они так и говорили: «пойдём на дежурство». И, услышав слово «дежурство», Антонина Терентьевна заметно вздрагивала. Одному Богу было известно сколько дней и ночей она отдежурила в детской больнице, может, поэтому это слово пробивалось даже сквозь умершее или заледеневшее сознание.
- Мама, на дежурство! – с улыбкой звал сын, и Антонина Терентьевна как-то особенно ответственно начинала собираться на улицу, где дежурила на скамейке у подъезда. Её можно было оставлять там без всякой опаски, что бросил на улице беспомощного человека в одиночестве. Может, потому что она и не знала, куда можно отсюда пойти, или просто не могла покинуть свой пост дежурного.
Постепенно и соседи по подъезду и все жители двора, завидев бабушку-педиатра на скамейке, стали уважительно говорить:
- О, сегодня день хороший, Терентьевна на дежурстве.
Удивительно, но пока Антонина Терентьевна сидела «на дежурстве», погода ни разу не портилась. Не шёл неожиданно дождь, не поднимался ветер, не палил зной, не начиналась гроза, не залетала во двор метель… Полтора-два часа были, как говорят, тишь и благодать.
На все «здравствуйте» седая врач-педиатр с улыбкой кивала, а некоторым даже чуть махала рукой. Особенно детям. Близкие иногда удивлялись, что детям она вдруг могла сказать пару связных слов, типа: «укутайся, простынешь», «завяжи шнурок, упадёшь», «осторожнее»…
Так для всех вокруг проходили в суете дни и ночи, а Антонина Терентьевна постоянно оставалась в своём остановленном времени – на дежурстве. Казалось, она даже уже и не стареет с тех пор, как забыла, что такое время.
В один из весенних дней сын вышел за ней на улицу, поправил чуть сбившийся на шее мамы шарф, платок, очки на носу, напомнил:
- Ну что, мам, дежурство закончилось, пойдём…
Но Антонина Терентьевна вдруг впервые за долгие месяцы «взбунтовалась», закачала во все стороны головой – отрицая, и даже чётко и строго произнесла:
- На дежурстве!
Сын так и отпрянул от неожиданности, а в памяти его высветилось, как он в детстве звонил маме на работу со своими хотелками, и, если сильно и не вовремя её донимал, телефонная трубка говорила ему строгим голосом: «Я на дежурстве!».
- Ну хорошо, мам, подежурь ещё, - сразу согласился сын, а мать уже снова смотрела своим никому непонятным взглядом куда-то мимо всего окружающего, наверное, в т-образный кусок неба между домами во дворе.
- Чего не идёте? – в окно выглянула встревоженная жена. – Ужин готов.
- Похоже, мама на сверхурочное осталась, или подменила кого, - вспомнил что-то из детства сын.
- Ну, пусть ещё посидит. Тепло, хорошо, полезно, - оценила жена заоконный мир.
Сын со спокойной душой юркнул в подъезд, а навстречу ему из-за двери выскочил соседский мальчик лет семи.
- Мальчик, постой! – вдруг громко сказала Антонина Терентьевна, хотя на него даже не смотрела.
И мальчик, которому очень надо было куда-то бежать, замер. Старого врача все уважали.
Антонина Терентьевна потеряла память в шестьдесят семь лет. Сначала она забыла адрес своего дома, несколько дат, названий, имён. Следом вылетели из головы многочисленные названия лекарств, препаратов… Потом в одночасье Антонина Терентьевна забыла, что больше сорока лет работала врачом-педиатром. После этого она забыла имена близких и перестала понимать зачем живёт. Последним, что она утратила, было имя сына. И хотя, когда она смотрела на него, глаза её по-прежнему лучились любовью, светом и добротой, она никак его не называла, но ведь и говорить-то почти перестала. В сущности, она так смотрела всю жизнь на всех детей, хотя на сына всегда смотрела с особой любовью.
Сын с женой и его дочери, её внучки, приходили к ней каждый день, чтобы покормить, прибрать и усадить маму-бабушку перед телевизором или в хорошую погоду на лавочке во дворе «на дежурство». Они так и говорили: «пойдём на дежурство». И, услышав слово «дежурство», Антонина Терентьевна заметно вздрагивала. Одному Богу было известно сколько дней и ночей она отдежурила в детской больнице, может, поэтому это слово пробивалось даже сквозь умершее или заледеневшее сознание.
- Мама, на дежурство! – с улыбкой звал сын, и Антонина Терентьевна как-то особенно ответственно начинала собираться на улицу, где дежурила на скамейке у подъезда. Её можно было оставлять там без всякой опаски, что бросил на улице беспомощного человека в одиночестве. Может, потому что она и не знала, куда можно отсюда пойти, или просто не могла покинуть свой пост дежурного.
Постепенно и соседи по подъезду и все жители двора, завидев бабушку-педиатра на скамейке, стали уважительно говорить:
- О, сегодня день хороший, Терентьевна на дежурстве.
Удивительно, но пока Антонина Терентьевна сидела «на дежурстве», погода ни разу не портилась. Не шёл неожиданно дождь, не поднимался ветер, не палил зной, не начиналась гроза, не залетала во двор метель… Полтора-два часа были, как говорят, тишь и благодать.
На все «здравствуйте» седая врач-педиатр с улыбкой кивала, а некоторым даже чуть махала рукой. Особенно детям. Близкие иногда удивлялись, что детям она вдруг могла сказать пару связных слов, типа: «укутайся, простынешь», «завяжи шнурок, упадёшь», «осторожнее»…
Так для всех вокруг проходили в суете дни и ночи, а Антонина Терентьевна постоянно оставалась в своём остановленном времени – на дежурстве. Казалось, она даже уже и не стареет с тех пор, как забыла, что такое время.
В один из весенних дней сын вышел за ней на улицу, поправил чуть сбившийся на шее мамы шарф, платок, очки на носу, напомнил:
- Ну что, мам, дежурство закончилось, пойдём…
Но Антонина Терентьевна вдруг впервые за долгие месяцы «взбунтовалась», закачала во все стороны головой – отрицая, и даже чётко и строго произнесла:
- На дежурстве!
Сын так и отпрянул от неожиданности, а в памяти его высветилось, как он в детстве звонил маме на работу со своими хотелками, и, если сильно и не вовремя её донимал, телефонная трубка говорила ему строгим голосом: «Я на дежурстве!».
- Ну хорошо, мам, подежурь ещё, - сразу согласился сын, а мать уже снова смотрела своим никому непонятным взглядом куда-то мимо всего окружающего, наверное, в т-образный кусок неба между домами во дворе.
- Чего не идёте? – в окно выглянула встревоженная жена. – Ужин готов.
- Похоже, мама на сверхурочное осталась, или подменила кого, - вспомнил что-то из детства сын.
- Ну, пусть ещё посидит. Тепло, хорошо, полезно, - оценила жена заоконный мир.
Сын со спокойной душой юркнул в подъезд, а навстречу ему из-за двери выскочил соседский мальчик лет семи.
- Мальчик, постой! – вдруг громко сказала Антонина Терентьевна, хотя на него даже не смотрела.
И мальчик, которому очень надо было куда-то бежать, замер. Старого врача все уважали.
- Что вам, баба Тоня? – спросил он.
- Осторожнее, - ответила она в небо.
И в этот миг во двор ворвалась чёрная лаковая машина, и пронеслась мимо подъездов как раз там, где должен был сейчас бежать мальчик.
Он вздрогнул. Он понял, что доктор его спасла.
- Спасибо, баба Тоня. Меня Лёша зовут, - напомнил он. – Я побегу?
- Лёша, - повторила Антонина Терентьевна.
Мальчик, теперь уже оглядевшись по сторонам, побежал по своим делам. Антонина Терентьевна осталась на своём вечном дежурстве. Когда через час за ней снова вышел сын, она вдруг посмотрела на него и сказала:
- Лёша…
- Мама, ты вспомнила, как меня зовут? – вздрогнул сын.
- На дежурстве! – снова строго и твёрдо ответила она.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#ПрозаСергеяКозлова #ZпрозаСергеяКозлова #ZДуховная
- Осторожнее, - ответила она в небо.
И в этот миг во двор ворвалась чёрная лаковая машина, и пронеслась мимо подъездов как раз там, где должен был сейчас бежать мальчик.
Он вздрогнул. Он понял, что доктор его спасла.
- Спасибо, баба Тоня. Меня Лёша зовут, - напомнил он. – Я побегу?
- Лёша, - повторила Антонина Терентьевна.
Мальчик, теперь уже оглядевшись по сторонам, побежал по своим делам. Антонина Терентьевна осталась на своём вечном дежурстве. Когда через час за ней снова вышел сын, она вдруг посмотрела на него и сказала:
- Лёша…
- Мама, ты вспомнила, как меня зовут? – вздрогнул сын.
- На дежурстве! – снова строго и твёрдо ответила она.
© Сергей Козлов, русский писатель, член Союза писателей России c 1999 года, член Союза журналистов России. С февраля 2011 года — главный редактор журнала «Югра». Сергей Сергеевич — литературный редактор газеты «Тюменская область сегодня» и сопредседатель общества русской культуры Тюменской области.
#ПрозаСергеяКозлова #ZпрозаСергеяКозлова #ZДуховная
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Сергей Козлов «В Синема-парке спрашивали об этом фильме. Что за сложную музыку мы играли в 80-е и как умудрились попасть на главный канал в 1989. Группа "Нефть". Наверное, арт-рок. Мне тут 22 годика ))) Вот этот фильм»
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Автор музыки и исполнитель - Оксана Гакель, солистка ансамбля УМВД России Тюменской области. Автор слов - Сергей Козлов , главный редактор журнала "Сибирское богатство" медиахолдинга Тюменская область сегодня.