В пятницу к нам в офис приехал помощник следователя по делу Надежды Кеворковой и привез уведомление о датах ознакомления с материалами дела. Меня приглашают знакомиться с материалами дела с 28 октября по 1 ноября. Буквально спустя несколько минут мне приходит сообщение от самого следователя Александры Поморцевой, в котором она уведомляет меня о судебном заседании об ограничении со сроками ознакомления с делом, которое назначено на 29 октября. Вот так: уведомляем об ознакомлении до 1 ноября, а ограничиваем уже 29 октября. А причина этих исполнений следователя в том, что я отказался подписывать график ознакомления с материалами. Дело в том, что я никогда его не подписываю, поскольку это не процессуальный документ, придуманный следствием для того, чтобы отчитываться о сроках ознакомления. При этом я заранее предупреждаю следователей о том, что не буду подписывать такой график. Ладно суд меня ограничивает – я справлюсь. Но ограничивать Надежду с ознакомлении с материалами – безусловное нарушение права на защиту.
В пятницу к нам в офис приехал помощник следователя по делу Надежды Кеворковой и привез уведомление о датах ознакомления с материалами дела. Меня приглашают знакомиться с материалами дела с 28 октября по 1 ноября. Буквально спустя несколько минут мне приходит сообщение от самого следователя Александры Поморцевой, в котором она уведомляет меня о судебном заседании об ограничении со сроками ознакомления с делом, которое назначено на 29 октября. Вот так: уведомляем об ознакомлении до 1 ноября, а ограничиваем уже 29 октября. А причина этих исполнений следователя в том, что я отказался подписывать график ознакомления с материалами. Дело в том, что я никогда его не подписываю, поскольку это не процессуальный документ, придуманный следствием для того, чтобы отчитываться о сроках ознакомления. При этом я заранее предупреждаю следователей о том, что не буду подписывать такой график. Ладно суд меня ограничивает – я справлюсь. Но ограничивать Надежду с ознакомлении с материалами – безусловное нарушение права на защиту.
Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." Again, in contrast to Facebook, Google and Twitter, Telegram's founder Pavel Durov runs his company in relative secrecy from Dubai. One thing that Telegram now offers to all users is the ability to “disappear” messages or set remote deletion deadlines. That enables users to have much more control over how long people can access what you’re sending them. Given that Russian law enforcement officials are reportedly (via Insider) stopping people in the street and demanding to read their text messages, this could be vital to protect individuals from reprisals. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later.
from in
