Эллиниcтика

В то время, например, историк медицины или математики «всё еще мог позволить себе ограничить свой биографический труд исключительно античными учеными», ибо ничего из того, что возникло в его время, им и в подмётки не годилось, нимало не продолжало науку вперёд.

Так, Ле Клерк (1696) закончил свой труд на Галене, и только потом, под градом критики, добавил крохотный очерк современного ему врачевания; спустя век у Акермана (1792) из 33 глав Античности было посвящено 26, ещё 3 — арабам, 3 — салернской школе и только одна рассматривала «возрождение медицины Галена и Гиппократа в Европе»; это значит, что на нач. XIX в. ок. 80% тогдашней медицины были античным наследием: ergo, не вызывает сомнений, что научное наследие Средневековья можно оценить лишь как пренебрежимо малое, а разговоры о достижениях этой эпохи абсурдны в наивысшей степени: новоевропейцам удалось догнать и перегнать Античность лишь века два-три назад, а отнюдь не в Средние века.

Христианское мышление науки не создавало, и вело Европу совсем в другую сторону, звало, по прежней метафоре, погрузиться в сон; только отказ от парадигм этой религии позволил европейцам вернуться на верный путь античного бодрствования. Для самих сонь не секрет, что наука ближе к античному мышлению: так, теолог В. Лега убеждён, что «представления пифагорейцев или перипатетиков отличаются от взглядов современных атеистов … только терминологией».

Характерна тут критика Оригеном Цельса (III в. н.э.): последний осуждает практику interpretatio graeca/romana первого, i.e. отождествление чужих богов со своими; если для Цельса «совершенно безразлично», как называть богов, то Ориген возражает, но не потому, что боится потерять своеобычие, но поскольку имена богов, по его мнению, являются заклинаниями, теряющими силу при переводе; только «если они изрекаются в надлежащем ... порядке и последовательности … имеют особенную силу», а «переведенная [формула] ... оказывается совершенно бессильной»; он убеждён, что «не в самих предметах … а в свойствах и особенностях звуков заключается та внутренняя сила, которая производит то или иное действие». Верно это, отмечает он, «если … так называемая магия не во всех отношениях представляет из себя пустое занятие, как о ней думают последователи Эпикура и Аристотеля».

Т. Вудс пишет, что и в наши дни «католицизм допускает существование чудес и признает, что в жизни есть место и сверхъестественному». Ну и как из такой религии появиться науке, ничего подобного не признающей? Только путём преодоления её догм. Именно это и случилось; ergo, не благодаря, но вопреки христианству возникла, точнее, возродилась наука. Для её возвращения понадобилось отказаться от мракобесия Средневековья и возродить античные принципы.

Замечу, что науку и христианство сперва связывал между собой исключительно миф, заблуждение. Первые новоевропейские историки науки неразумно доверились раннехристианским апологетам, которые, по Жмудю, «пытались совместить Пятикнижие и античную философию, следуя еврейским писателям». Уверенные в непогрешимости Библии, они записали в отцы науки таких выдуманных персонажей, как Каин и Авраам, сочинив также преемственность греческой мудрости от еврейской, например, Евсевий утверждал, что Платон был учеником Моисея.

I.e. как бы считалось, что хоть у греков и была наука, и очень неплохая, в основе её всё же лежала иудеохристианская мысль: не так, то эдак апологеты пытались положить свою чудную религию в основание научной мысли. Отсюда и возникла тенденция записывать в учёные никогда не существовавших персонажей Библии, и делали так вплоть до XVIII в. Как отмечает Жмудь, «с течением времени эта перспектива меняется, разумеется в пользу язычников, а не христиан», а «библейская тема медленно, но верно уходит из трудов по истории науки».

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 25/29 ⤴️➡️

www.group-telegram.com/in/hellenistics.com/159

2.6K viewsedited  Apr 12, 2022 at 15:54

В то время, например, историк медицины или математики «всё еще мог позволить себе ограничить свой биографический труд исключительно античными учеными», ибо ничего из того, что возникло в его время, им и в подмётки не годилось, нимало не продолжало науку вперёд.

Так, Ле Клерк (1696) закончил свой труд на Галене, и только потом, под градом критики, добавил крохотный очерк современного ему врачевания; спустя век у Акермана (1792) из 33 глав Античности было посвящено 26, ещё 3 — арабам, 3 — салернской школе и только одна рассматривала «возрождение медицины Галена и Гиппократа в Европе»; это значит, что на нач. XIX в. ок. 80% тогдашней медицины были античным наследием: ergo, не вызывает сомнений, что научное наследие Средневековья можно оценить лишь как пренебрежимо малое, а разговоры о достижениях этой эпохи абсурдны в наивысшей степени: новоевропейцам удалось догнать и перегнать Античность лишь века два-три назад, а отнюдь не в Средние века.

Христианское мышление науки не создавало, и вело Европу совсем в другую сторону, звало, по прежней метафоре, погрузиться в сон; только отказ от парадигм этой религии позволил европейцам вернуться на верный путь античного бодрствования. Для самих сонь не секрет, что наука ближе к античному мышлению: так, теолог В. Лега убеждён, что «представления пифагорейцев или перипатетиков отличаются от взглядов современных атеистов … только терминологией».

Характерна тут критика Оригеном Цельса (III в. н.э.): последний осуждает практику interpretatio graeca/romana первого, i.e. отождествление чужих богов со своими; если для Цельса «совершенно безразлично», как называть богов, то Ориген возражает, но не потому, что боится потерять своеобычие, но поскольку имена богов, по его мнению, являются заклинаниями, теряющими силу при переводе; только «если они изрекаются в надлежащем ... порядке и последовательности … имеют особенную силу», а «переведенная [формула] ... оказывается совершенно бессильной»; он убеждён, что «не в самих предметах … а в свойствах и особенностях звуков заключается та внутренняя сила, которая производит то или иное действие». Верно это, отмечает он, «если … так называемая магия не во всех отношениях представляет из себя пустое занятие, как о ней думают последователи Эпикура и Аристотеля».

Т. Вудс пишет, что и в наши дни «католицизм допускает существование чудес и признает, что в жизни есть место и сверхъестественному». Ну и как из такой религии появиться науке, ничего подобного не признающей? Только путём преодоления её догм. Именно это и случилось; ergo, не благодаря, но вопреки христианству возникла, точнее, возродилась наука. Для её возвращения понадобилось отказаться от мракобесия Средневековья и возродить античные принципы.

Замечу, что науку и христианство сперва связывал между собой исключительно миф, заблуждение. Первые новоевропейские историки науки неразумно доверились раннехристианским апологетам, которые, по Жмудю, «пытались совместить Пятикнижие и античную философию, следуя еврейским писателям». Уверенные в непогрешимости Библии, они записали в отцы науки таких выдуманных персонажей, как Каин и Авраам, сочинив также преемственность греческой мудрости от еврейской, например, Евсевий утверждал, что Платон был учеником Моисея.

I.e. как бы считалось, что хоть у греков и была наука, и очень неплохая, в основе её всё же лежала иудеохристианская мысль: не так, то эдак апологеты пытались положить свою чудную религию в основание научной мысли. Отсюда и возникла тенденция записывать в учёные никогда не существовавших персонажей Библии, и делали так вплоть до XVIII в. Как отмечает Жмудь, «с течением времени эта перспектива меняется, разумеется в пользу язычников, а не христиан», а «библейская тема медленно, но верно уходит из трудов по истории науки».

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 25/29 ⤴️➡️

BY Эллиниcтика