Я не люблю две вещи: когда категорично говорят “легче уже было” и когда в ответ на жалобы начинают задвигать “ха, это вы ещё до прикорма/кризиса трёх/школы/пубертата не дошли!”.
Да, конечно, мысль, что где-то там резко станет легче — это иллюзия. У любого возраста свои приколы, и если жить с мыслью, что вот сейчас, за тем поворотом с вас спадёт груз ответственности и можно будет снова просто лежать в кровати с книжкой, то, скорее всего, за поворотом вас ждёт горькое разочарование.
Один груз сменяется другим: после колик приходят зубы, после зубов общий стол, после общего стола ходьба, после ходьбы постоянное тоддлеровское желание убиться нахрен; научить говорить, научить есть суп ложкой, адаптировать в саду, не сойти с ума от отрицания, воплей и рыданий…
Но сейчас Вере 2.5 — и моя жизнь не сравнится с той, какой она была два года назад. Разумеется, с бездетной жизнью она тоже не сравнится. Про те годы уже надо тупо забыть, превращать их в рассказы и повести и сдержанно ностальгировать. Но всё же.
Стало гораздо лучше. И вот почему:
— Больше никакого ГВ. Я могу в любое время и на любой срок уйти/уехать из дома, а Вера будет есть картошку с курицей. В первые 8 месяцев я практически безвылазно сидела дома, будучи единственной питательной средой (бутылку Вера не брала). — У Веры есть чёткий режим: я знаю, во сколько мы проснёмся утром, когда укладывать её на дневной сон и когда ей пора спать в ночь. — Вера всё ещё может проснуться ночью, но обычно она просто просит попить, а потом сразу засыпает обратно. Она спит в отдельной комнате в своей кровати и иногда может проспать всю ночь. — Её не надо качать на сон, не надо везде носить/cажать/поднимать, поэтому физически стало гораздо легче (и моя спина даже понемногу восстаёт из мёртвых). — Вера разговаривает: она может сказать, что ей нужно/что не так/что конкретно она хочет съесть и из какой конкретно тарелки. — Она может занять себя сама — да, не надолго, и обычно надо всё равно немножко участвовать, но уже можно вполне спокойно пить чай/готовить/мыть голову, пока Вера играет/рисует/лепит/смотрит книжки. — Вера успешно пользуется горшком, и теперь не надо менять по 50 подгузников в день, как в младенчестве. — Вера ходит в сад три раза в неделю на полдня и спокойно остаётся со взрослыми, которых хорошо знает — поэтому можно куда-нибудь уйти или хотя бы скрыться в другой комнате и поработать. — Вера полноценный partner in crime: с ней можно сесть в автобус, доехать до библиотеки, потусить там, зайти в кафе за булками, пойти в парк поглазеть на фонтаны, погулять на набережной и вернуться домой, когда пора уже укладываться на дневной сон. Я знаю, что многие спокойно живут так и с младенцами — но я вот не могла.
Я в курсе, что впереди миллион всяких “это вы ещё пока не!”. Но, на мой вкус, это не сравнится с месяцами, когда ты круглыми сутками сидишь дома, кормишь грудью, укачиваешь, пытаешься понять, почему она плачет, ничего не понимаешь, сама плачешь, встаёшь утром с ощущением, что вообще не спала, и всё начинается заново.
Теперь я бужу Веру в 8.30, спрашиваю, какую кашу сварить, а Вера интересуется: “Мама, а ты сьто будесь? Яисьницу?”.
Да, я пью свой утренний чай под песню “Котёнок-почтальон”.
Я не люблю две вещи: когда категорично говорят “легче уже было” и когда в ответ на жалобы начинают задвигать “ха, это вы ещё до прикорма/кризиса трёх/школы/пубертата не дошли!”.
Да, конечно, мысль, что где-то там резко станет легче — это иллюзия. У любого возраста свои приколы, и если жить с мыслью, что вот сейчас, за тем поворотом с вас спадёт груз ответственности и можно будет снова просто лежать в кровати с книжкой, то, скорее всего, за поворотом вас ждёт горькое разочарование.
Один груз сменяется другим: после колик приходят зубы, после зубов общий стол, после общего стола ходьба, после ходьбы постоянное тоддлеровское желание убиться нахрен; научить говорить, научить есть суп ложкой, адаптировать в саду, не сойти с ума от отрицания, воплей и рыданий…
Но сейчас Вере 2.5 — и моя жизнь не сравнится с той, какой она была два года назад. Разумеется, с бездетной жизнью она тоже не сравнится. Про те годы уже надо тупо забыть, превращать их в рассказы и повести и сдержанно ностальгировать. Но всё же.
Стало гораздо лучше. И вот почему:
— Больше никакого ГВ. Я могу в любое время и на любой срок уйти/уехать из дома, а Вера будет есть картошку с курицей. В первые 8 месяцев я практически безвылазно сидела дома, будучи единственной питательной средой (бутылку Вера не брала). — У Веры есть чёткий режим: я знаю, во сколько мы проснёмся утром, когда укладывать её на дневной сон и когда ей пора спать в ночь. — Вера всё ещё может проснуться ночью, но обычно она просто просит попить, а потом сразу засыпает обратно. Она спит в отдельной комнате в своей кровати и иногда может проспать всю ночь. — Её не надо качать на сон, не надо везде носить/cажать/поднимать, поэтому физически стало гораздо легче (и моя спина даже понемногу восстаёт из мёртвых). — Вера разговаривает: она может сказать, что ей нужно/что не так/что конкретно она хочет съесть и из какой конкретно тарелки. — Она может занять себя сама — да, не надолго, и обычно надо всё равно немножко участвовать, но уже можно вполне спокойно пить чай/готовить/мыть голову, пока Вера играет/рисует/лепит/смотрит книжки. — Вера успешно пользуется горшком, и теперь не надо менять по 50 подгузников в день, как в младенчестве. — Вера ходит в сад три раза в неделю на полдня и спокойно остаётся со взрослыми, которых хорошо знает — поэтому можно куда-нибудь уйти или хотя бы скрыться в другой комнате и поработать. — Вера полноценный partner in crime: с ней можно сесть в автобус, доехать до библиотеки, потусить там, зайти в кафе за булками, пойти в парк поглазеть на фонтаны, погулять на набережной и вернуться домой, когда пора уже укладываться на дневной сон. Я знаю, что многие спокойно живут так и с младенцами — но я вот не могла.
Я в курсе, что впереди миллион всяких “это вы ещё пока не!”. Но, на мой вкус, это не сравнится с месяцами, когда ты круглыми сутками сидишь дома, кормишь грудью, укачиваешь, пытаешься понять, почему она плачет, ничего не понимаешь, сама плачешь, встаёшь утром с ощущением, что вообще не спала, и всё начинается заново.
Теперь я бужу Веру в 8.30, спрашиваю, какую кашу сварить, а Вера интересуется: “Мама, а ты сьто будесь? Яисьницу?”.
Да, я пью свой утренний чай под песню “Котёнок-почтальон”.
Но я его пью. И он горячий.
И, кажется, уже это — победа.
BY XX-files: фертильные материалы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. In this regard, Sebi collaborated with the Telecom Regulatory Authority of India (TRAI) to reduce the vulnerability of the securities market to manipulation through misuse of mass communication medium like bulk SMS. Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons.
from in
