Telegram Group Search
Антиутопии, романы о материнстве, проза побега и возвращения домой — таков 2024 год в книжном клубе. И знаете что? Это был выбор без выбора…

Дело ведь не столько в том, что мы практически живем во вселенной Пола Линча («Песнь пророка») или «Кадавров», уезжаем («Ничто, кроме сердца», «Белград», «Курорт») или остаемся («Шмель»), сколько в том, что мы до сих пор не можем выйти из состояния фуги. Мир гудит, не прекращает ежедневно наваливаться на нас тяжестью событий, время требует быть смелыми и решительными, но кто-то, как героини «Шмеля», «Течений», «Птицы скорби», «Так громко, так тихо», не успевает взрослеть. Я вижу постаревших детей, эмоционально бездомных людей, людей, переживших утрату, развалившихся людей — и что им прикажете читать? Мы хороним наших мертвецов, прощаемся с городом детства, едем за тридевять земель, и утешают нас на этом пути Сьюзен Таубес и Мубанга Калимамуквенто, Ася Демишкевич и Егана Джаббарова. Эти девчонки видели некоторое дерьмо, мы верим их опыту и их чувствам.

В год, когда женщинам в России фактически запрещают не хотеть детей, совершенно иначе читается «Элена знает» Клаудии Пиньеро, «Пустые дома» Бренды Наварро, «Красные часы» Лени Зумас, «Яд» Тани Коврижки и «Необитаемая» Татьяны Млынчик. Какое же восхитительное изобилие текстов о материнстве! Спешите читать, кто его знает.

Искать утешения у природы так же естественно, как дышать. А потому в помощь вам «Лес» Светланы Тюльбашевой и «Сад против времени» Оливии Лэнг, «Корни» Кио Маклир или «Побеги» Иры Костаревой.

Как написала одна из участниц, “клуб был и остается одним из немногих спасательных кругов в жизни. It’s fucking important.” Я со своей стороны чувствую абсолютно same thing. Приходите к нам, если вам нужно что-то подобное. И всех с наступающим!
Потихоньку возвращаемся к светской жизни — 4 января в Тбилиси будет встреча с Дашей Месроповой, авторкой романа, который я порекомендовала, кажется, всем))) «Мама, я съела слона» — хороший пример современной прозы, которая одновременно увлекает, развлекает и проблематизирует. Будь в России Нетфликс, эту историю давно бы экранизировали.

Итак, по сюжету 15-летняя Вера едет на шахматный турнир и очень хочет выиграть, чтобы отложить денег на липосакцию. Вера считает себя толстой, да и вообще, либо она сейчас проявит себя, либо с шахматами надо завязывать. Ее соседка по номеру и соперница на турнире Света тоже во что бы то ни стало должна победить. Не только потому, что дома ее жестоко накажут за проигрыш, но и потому, что для Светы — это шанс вырваться от родителей и начать новую жизнь. Истории двух девчонок переплетутся во время турнира, и каждая получит шанс исполнить заветное желание.

Я читала «Мама, я съела слона», когда текст был еще повестью и вошел в список финалистов премии «Лицей». И вот сейчас с удовольствием перечитала его к встрече с Дашей. Очень рада возможности представить книжку в Тбилиси и поговорить с авторкой на все поднятые в романе темы: это и восприятие собственного тела, и желание успешного успеха, и социальное давление, и дисфункциональные отношения в семьях, и много другого важного и актуального в любом возрасте. Если у вас есть дети-подростки, обязательно приходите вместе с ними. Будет здорово!
8 романов, выхода которых я с интересом жду в 2025 году

Разбирая издательские планы на 2025 год отметила для себя, а заодно и для книжного клуба, несколько интригующих переводов, парочку многообещающих дебютов и долгожданные новые романов проверенных авторов, что дает надежду на интересный книжный год.

Дженни Эрпенбэк «Кайрос»
Синдбад
Роман немецкой писательницы, лауреатки Международного Букера — история токсичных отношений между молодой студенткой и зрелым преподавателем на фоне развала ГДР. Хроника распада одной большой любви и целой политической системы.

Кэти Уильямс «Мое убийство»
Дом историй, перевод с англ. Дина Ключарева
Жертву серийного убийцы Луизу оживляют в рамках государственной программы вместе с еще четырьмя женщинами. Ей приходится заново привыкать к жизни «счастливой жены и матери ангелочка», а заодно расследовать обстоятельства собственной смерти.

Коля Степанян «Где. Повесть о Второй карабахской войне»
Individuum
Мужской автофикшн о том, как 22-летний московский армянин в 2020 году отправился на войну и пропал без вести на 70 дней. Где он был, что там происходило и как вместе с несколькими сослуживцами ему удалось выбраться.

Мария Грация Каландроне «Там, где ты без меня»
Подписные издания, перевод с итал. Мария Громыко
Известная итальянская писательница решает выяснить, почему ее родители совершили совместное самоубийство в 1965 году, оставив ее восьмимесячную в садах Боргезе.

Евгения Захарчук «Три истории на моих поминках»
Поляндрия No Age + Есть смысл
30-летняя эмигрантка Женя с приключениями добирается из Франкфурта в Москву, морально готовясь услышать одни и те же три байки из детства своей мамы. Близится годовщина ее смерти, а Жене нужно как-то рассказать близким, что она больше не вернется.

Алиса Осипян «Птица»
НЛО
Дебютный роман писательницы и художницы из Еревана, в котором трехлетняя блокада Еревана 90-х смешиваются с Москвой 2022-го: эмиграция, протесты, хлебные карточки и пустынные города — через них героиня исследует «тело военного времени».

Маргарита Ронжина «Непокои»
Альпина. Проза
Екатеринбург, конец 90-х. Мир сотрясают трагедии и теракты. Катя тяжело переживает исчезновение брата и пускается во все тяжкие. Спустя годы, неожиданная находка проливает свет на тайну его исчезновения и заставляет Катю переосмыслить прошлое. Новый роман от авторки «Одиночки».

Дмитрий Захаров «Ржавые звезды»
РЕШ
Двое мальчишек из маленького закрытого городка в Сибири пытаются пробраться на засекреченный военный завод, а попадают во что-то среднее между Хогвардсом советского извода и мирами Миядзаки. Долгожданный новый роман от автора «Средней Эдды», «Кластера» и «Комитета охраны мостов».

Полную подборку самых ожидаемых книг 2025 года смотрите по ссылке и приходите читать их вместе в книжный клуб.
«Побеги» Ирины Костаревой — хрупкая эко-проза, которая из маленького зернышка истории разрастается в красивый многоголосный роман с мощным феминистским и социальным посылом — дар пошлого года, книга декабря в клубе и первая дочитанная в этом.

Вначале в поселке Горячий, окруженном лесом и торфяными болотами, не было ничего, кроме завода. Потом появилась Кира — студентка, приехавшая в заводской поселок по распределению. Знаете, вот есть такие женщины, которые сухую палку в горшок воткут, польют, глянут, а через месяц палка зацветет. Кира вот такая. В один день вышла из подъезда, убрала мусор с холма, на который выходит окно, и посадила на склоне первые цветы. А дальше чистая магия…

«Прознав про цветник, женщины стали уступать Кире рассаду, и каждая обрела в саду свой круг камней — вместе они складывались в единый узор. Женщины приходили в сад в одиночку или вместе, гуляли по дорожкам, кланялись бородатым ирисам, вдыхали струистый, тягучий запах гиацинтов и с каждым укоренившимся цветком чувствовали, что могут справиться не только с рассадой, но и жизнью. Потом, встречая друг друга на заводе, на поселковых улицах, в подъездах и магазинах, они тихо улыбались общей тайне, которая ускользала от языка, но коренилась в самой привычной для женщины вещи — в теле».

Костарева деликатно работает и с магическим и с социальным слоем текста. Поэтому, когда на теле Киры распускается первый цветочный бутон, а затем их один за одним обрывает любимый мужчина, мы знаем, что происходит что-то до боли реальное и до жути обычное. Мужчины в «Побегах» делают то же, что и всегда: воют с природой и друг другом, укрощают, порабощают, уничтожают. Женщины — рожают, сажают, созидают и в какой-то момент начинают защищать созданное. И рождаются девочки в Горячем чаще, чем мальчики.

Сад, разбитый женщинами, становится местом сосредоточения girl power и способом противостоять хаосу и насилию. Героини романа, а потом и их дочери, приходят в сад за утешением и силой. И сад дает им ее. Финал книги наполнен вайбами полного полуденного марева и тревоги «Пикника у Висячей скалы» Питера Уира, снятого по роману австралийской писательницы Джоан Линдси, и немного «Солнцестояния» Ари Астера. И страшно, и хорошо.
Бытование литературных скандалов в социальных медиа, как вы можете знать, находится в сфере моего антропологического интереса. Так вот, последние пару недель я наблюдала за ситуацией вокруг плагиата Иличевского, выявленного в романе «7 октября». Если коротко, автор не закавычил и не дал сноску на фрагмент, взятый им из репортажа израильской журналистки Аллы Гавриловой, на что последняя пожаловалась в своем Фейсбуке. Позже выяснилось, что в тексте есть и другие «заимствования». Издательство Альпина.Проза, в котором вышел роман, решило изъять печатный тираж, а из электронной и аудиоверсии убрать все «заимствованные» фрагменты. 12 января о скандале вышла подробная статья на нежелательной в РФ Медузе, а несколькими днями позже, уже в контексте реакции издательства, про него для Новой Европы, тоже запрещенной в РФ, написала Ксения Букша.

Прежде чем вызвать интерес больших общественных медиа, скандал бытовал на Фейсбуке. В нем с обеих сторон активно участвовали суперзвезды литературы и критики, но вот что интересно: за две недели скандал, уже вполне обретший контуры индустриального кейса, а не просто очередного срача в соцсетях, так и не прорвал бабл условных уехавших — раз, толком не попал в пространство российского книжного телеграма — два (видела пост только у Сережи Лебеденко и в LitNov), не получил официального комментирования со стороны издательства — три. И я задаюсь вопросами, а почему?

Мне кажется, вникнуть в эту ситуацию важно по нескольким причинам:

Первая — это прецедент в индустрии. Пока не судебный, но мне бы хотелось увидеть, как это дело развернется в суде. Потому что это правильно, потому что чужое брать нельзя и нечего прикрываться постмодернизмом, потому что только серьезные последствия приводят к изменениям.

Вторая — это урок авторам. Почитайте хронологию публикаций Иличевского в диапазоне от отрицания до пассивно-агрессивного извинения и увидите пример того, как не надо вести себя писателю, но можно человеку.

Сегодня на РБК Life вышел большой материал о проблеме плагиата в России, в котором кейс Иличевского рассматривается именно как кейс и повод для дискуссии о юридических последствиях плагиата, а не как сканадал. Мне кажется, что вектор правильный. Лично мне хотелось бы увидеть развитие этой ситуации не как показательную порку Иличевского, а как пример демедж-контроля со стороны издателя: ничего не замалчивается, даются комментарии заинтересованным СМИ, реакции своевременные, издатель на стороне этики и справедливости.
Можно по-разному относиться к писательско-издательским профсоюзам, сбоку стоять или даже поперек и в другую сторону, но вот (по слухам очень грубо) прекратили АСПИР и стало еще на полтона безнадежнее.
У меня для вас есть список. В нем все книги, которые в разные годы входили в подборки моего книжного клуба и на 5 год его существования собрались в отличную библиотеку!

Это очень говорящий список. Он рассказывает историю. В этой истории в 2021 году в одном списке встречаются магический автофикшн про 15 суток в СИЗО Киры Ярмыш и мистический роман про культ победы Саши Пелевина, институциональный манифест Даши Серенко и сказочный роман про абьюз в однополых парах Кармен Марии Мачадо. В тот год книгой года клуб выбирает «Конец света, моя любовь» Аллы Горбуновой.. Предчувствие? Так или иначе в 2022-м список книг станет сильно короче, потому что несколько месяцев никто не сможет читать, а главной книгой станет роман Азар Нафиси «Читая "Лолиту" в Тегеране» — о тайном книжном клубе в Иране. Если посмотреть на список 2023 года, то на ум приходит слово болезнь. Мы были больны и читали «Розу» и «Хорею», «Пловцов» и «Голод», а книгой года выбрали «Руки женщины моей семьи были не для письма» Еганы Джаббаровой — о девочке, которая выжила. Прошлый год принес первую рефлексию разрыва, и мы читали «Кадавров» и «Ничто, кроме сердца», «Курорт», «Шмеля» и «Белград». Мы не прочитали «Фокус», о чем я очень жалею. Но и это тоже часть истории. Что еще рассказать? Мы продолжаем читать и обсуждать книги современных писательниц и писателей, находя в этом смысл и опору. Разбросанные по миру, мы делаем это вместе с теми, кому это так же нужно и важно. И знаете, постепенно это приносит исцеление.

Список опубликован на донейшн платформах (жмите на пост с ❤️❤️❤️), но останется в открытом доступе и будет регулярно обновляться, поэтому можете сохранить его и периодически к нему возвращаться. Ведь много ли вообще списков современной литературы, в которых писательниц справедливо больше, чем писателей?) В общем, делитесь им, но только с надежными людьми. А самым надежным можете даже подарить подписку в мой книжный клуб. Я не знаю, существует ли лучший способ выразить любовь?
Писательница Даша Благова всерьез взялась за свой телеграм-канал. Там она показывает природу Кавказа, как играет в Sims и другие фрагменты обычной, а не только светско-писательской жизни. Почему писательские огороды и велопрогулки интересны нам больше анонсов встреч с читателями и общественно-политических высказываний, размышляю дальше.

Когда-то я собирала информацию про писательские стратегии в социальных медиа. Проще, как писатели ведут свои соцсети, про что там пишут, что показывают. Так я узнала, что Элизабет Гилберт ведет книжный клуб и регулярно делает прямые эфиры не про свои книжки, а Оливия Лэнг копается в саду и выкладывает фото побегов. Это было лет семь назад, когда вопрос, что писателю важны соцсети уже не стоял, это было очевидно, но вот что там делать, про что писать, был открытым. Как-то быстро стало понятно, что читателям мало интересны одни лишь афиши выступлений и анонсы собственных книг, что нужно что-то еще. На поверхности было две основные стратегии — вести личный блог и вести профессиональный блог.

Стратегию Гилберт с книжным клубом можно в большей степени отнести к профессиональным. Сюда же относятся посты о прочитанных книгах, литературная критика, ссылки на авторские подборки в различных медиа, культурные комментарии и оценки общественно значимых событий. Не обязательно литературных, это включает любые сферы, в том числе политику. Может показаться, что автор, выбирающий такой путь, выстраивает себе более экспертный образ, чем копающаяся в саду Оливия Лэнг. Но почему-то у меня именно куски самой обычной жизни вызывают больше доверия и привязанности. В случае Лэнг мне легко вынести себя за пределы профессионального сообщества и почувствовать обычной читательницей, которая подписана на Инстаграм любимой писательницы. А значит я не буду сильно предвзята, если опишу свои наблюдения.

Так вот, по моим наблюдениям за соцсетями и писателями в них, в жизни сложнее соврать, чем на словах. Можно сколько угодно выстраивать текстами образ эмпатичного и ответственного человека, а можно просто выложить фото своей 10-летней собаки, с которой третий час лежишь на капельнице, потому что эта дуреха сожрала очередное дерьмо на прогулке, и все будет сказано. Означает ли это, что профессиональная стратегия себя изжила? Нет, конечно. Вопрос в том, что крепкая стратегия профессионального блога требует значительных усилий и дисциплины. Ну или вы никогда не делали книжный клуб)) Обнимемся, Лиз! Это, считайте, вторая работа, а в писательстве и за первую не всегда много платят. Лиз, тут ты не поймешь! Документирование фрагментов жизни при прочих равных обходится не так дорого. А еще личный блог сложнее скопировать. Никто не живет в точности так, как другой. Даже при условии, что у двух писательниц собаки одной породы и живут они обе в Химках, это будут две разные жизни.

Может ли стратегия быть смешанной, то есть сочетать в себе элементы профессионального и личного блога? Краткий ответ — да. Длинный ответ — всегда должно быть понятно, куда вы попали. В личный блог, в котором писательница иногда рассказывает про свои книжки и выступления, или в профессиональный, где нет-нет, да появится фото собаки.
​В феврале в Поляндрии NoAge выходит роман «Латинист» Марка Принса, и что-то мне подсказывает — это будет очень обсуждаемая книжка! Дебютный роман американского писателя перевела на русский Александра Глебовская. Вы точно знаете ее по переводу «Нормальных людей» Салли Руни.

На первый взгляд «Латинист» — классический университетский роман. Главная героиня, аспирантка из Оксфорда Тесса Темплтон, накануне защиты диссертации по античной литературе узнаёт, что ее научный руководитель, профессор Кристофер Эклс, саботирует ее дальнейшее трудоустройство с помощью откровенно (не)рекомендательного письма. В оптике Криса все, естественно, не так, но у читателя будет возможность сделать собственные выводы.

Ядром истории Принса становится переосмысление мифа о Дафне и Аполлоне из «Метаморфоз» Овидия. Пронзенный стрелой Купидона Аполлон думает, что любит Дафну, и преследует ее с вполне понятной целью. Загнанная Дафна просит Зевса превратить ее во что-то, чем Аполлон не сможет сексуально овладеть — и Зевс превращает ее в лавровое дерево. Смертельная метаморфоза Дафны только отчасти останавливает Аполлона — он делает себе лавровый венок, который навсегда остается в культуре как символ трофея:

Всеведущий, предвидел ты,
что бедра, некогда мне дорогие,
разрубят на куски и в корпус судна
преобразят? Что всякий раз,
победу одержав, мои власы
вручат венком лавровым генералу
или атлету, чье чело в поту
и крови, и останусь я нагая,
без веток? Нагота и пустота,
Да, пустота и нагота— удел мой…

В «Латинисте» Принс работает с метафорой трофея на разных уровнях, разворачивая ее как в личном, так и в профессиональном поле персонажей. То есть, с одной стороны, мужчина пытается удержать рядом с собой женщину, потому что думает, что любит ее, а с другой — научный руководитель использует свое положение, чтобы присвоить достижения аспирантки, потому что таковы правила академии и нечего вперед батьки в пекло лезть. То есть Тесса суть та же Дафна: и как объект желания и как источник лавров. Вот только Принс называет вещи своими именами — не любовь, а одержимость, не обладание, а насилие.

Короче, есть над чем поразмыслить — раз, очень увлекательно читать — два. Потому что, несмотря на мифологическую сюжетную рамку, персонажи у Принса современные и ни разу не однозначные. Их прошлое, отношения с родителями, друзьями, партнерами, их жизнь за пределами кампуса заставляют постоянно сомневаться в своих оценках, попеременно сочувствуя и ненавидя обоих. А те, в свою очередь, продолжают удивлять до самого финала.

23 февраля мы обсудим академическую трагедию Марка Принса в книжном клубе. А пока есть время покопаться в «Метаморфозах», погуглить статую Бернини и послушать выпуск с переводчицей «Латиниста» в подкасте Радио Поляндрия.
Друзья, большое спасибо за ваши поздравления! Кому могла, постаралась ответить в личку — очень хотела написать каждой и каждому напрямую, как много это для меня значит. Кому не дописалась (или постеснялась), простите меня и знайте, я буду пересматривать ваши видеоприветы еще очень много раз, держать в быстром доступе и доставать в самые темные дни.

Уже второй год Надя из книжного клуба переворачивает землю, чтобы собрать мне секретную посылку с поздравлениями со всего света. В этом году они прилетели с Дальнего Востока и Малайзии, из Екатеринбурга и Белграда, из Петербурга и Парижа, из Кавминвод и Батуми, из Москвы, из США, из Англии, из Черногории.. тут я окончательно сбилась. Спасибо всем, кто откликнулся, спасибо моему клубу — лучшему книжному клубу в мире, спасибо ангелу-хранительнице Наде, которая может примерно всё, даже доставить в Тбилиси розовую леопардицу. Если в следующем году она поднимет с того света пару классиков, чтобы меня поздравить, я вообще не удивлюсь.

Тороплюсь написать все это сегодня, потому что не успела вчера, а завтра уже завтра. Февраль — сложный месяц. Но как пожелала мне одна прекрасная писательница, я не хочу отдавать его никому и ничему. Самый холодный перед весной, самый красивый в редкий солнечный день, самый непростой (хотя, ноябрь поспорит), самый любимый мой.

День рождение пролетел вчера как один миг, но длится до сих пор. Кажется, я наконец-то поняла, для чего он вообще нужен. В этот день люди, которым ты небезразлична, напомнят тебе, почему ты должна продолжать быть и делать то, что делаешь, расскажут, как не представляют этот мир без тебя. А ты хоть раз в году не будешь делить ничего на десять и преуменьшать, а просто поверишь им.
Послала маму в Фикспрайс за «Лесом». Звонит через неделю и задает мне вопрос, который по праву можно считать краеугольным камнем литературы. Говорит, так, я не поняла, а кто хороший-то? Я люблю обсуждать книжки со своей 73-летней мамой. Это учит смирению. Задаю встречный вопрос, сама, что думаешь? Ну, отвечает, эти, что в деревню приехали с Гришей, хорошие. Дом в порядок привели, работали, полы там мыли. Система координат мамы, в целом, понятна — кто пол чисто моет, тот и хороший. Спрашиваю, а тебя не смутило, что бабка эта не просто пол мыла, а кровь после убийства замывала, и что дом не их, а чужой, и они в него без спроса вселились. Привожу в пример окупасов в Испании — тех, что вламываются в пустующие квартиры, и у собственников через сутки нет ровно никакой возможности их оттуда выгнать, такие законы — но быстро понимаю, что пример сложный. Это надо сперва представить, что у тебя есть пустующая и, видимо, не единственная квартира в европейской стране, что, согласитесь, сложно, когда у тебя одна однушка в России. Короче, акцентирую внимание на убийствах. Мама аргументирует от обратного. Говорит, ну а местные же пьянь и детей кидают. Не могут они хорошими быть. Парирую — а эти вообще детей украли, понимаешь? Детей, что, хорошо что ли красть? Но они их вырастили и любили, не сдается мама. И вообще, если бы они этих детей не украли, что б с ними стало? А что с ними стало в семье этих психопаток? Парень убийцей стал, девчонка без медпомощи умерла в глуши, хорошо, что ли? Спрашиваю. Нет, не хорошо, отвечает. Короче, сломал маму «Лес». И я прямо в трубке слышу, как она обрабатывает информацию, и выжидаю момент, чтобы подсадить ей в голову мысль о небинарном устройстве реального мира и, как следствие, литературы, черпающей из него. Жду. Еще жду. Пора! Вкидываю идею. Говорю, мам, ну может и нет в жизни чисто хороших и чисто плохих. Убийцы могут быть любящими родителями своим детям, а пьяницы делать зло преимущественно самим себе. И самозащита только судом может быть оправдана, а никак не самосудом. Сказала все это и снова жду, приживется или нет. Молчание. И наконец, надо же было такое выдумать про нашу Карелию, резюмирует мама, и меняет тему.

Светлана Тюльбашева «Лес», Дом историй
Не набралась смелости дослушать новый сезон подкаста Насти Красильниковой «Дочь разбойника» про Окси, но последние несколько дней читаю только про это и думаю только про это. К сожалению, о том, как взрослые дядьки, обладающие даже чайной ложкой власти, лезут в трусы к несовершеннолетним девочкам, я знаю не понаслышке.

Когда мне было 15, мы жили в Сибири, и мама работала в театре. Я, можно сказать, в нем выросла и, естественно, думала стать актрисой. С одним из ведущих актеров этого театра мы жили в одном подъезде. Ему было тогда примерно столько, сколько мне сейчас — чуть за сорок. Это был энергичный, талантливый и очень харизматичный мужчина. У него было много поклонниц, некоторые вели себя как безумные, что становилось предметом обсуждения и выходило далеко за пределы театральных коридоров. Я восхищалась этим человеком, поэтому когда узнала, что он ведет мастерскую для подростков, пришла туда заниматься. Это было в конце весны 1999 года, я заканчивала 9 класс. В труппе оказалось несколько парней из моей школы, мы быстро сбились в компанию и стали проводить много времени вместе. Мне нравились ровесники, мужчины постарше меня не интересовали. И мое восхищение наставником не переходило за пределы восхищения его талантом. Но теперь я думаю, что мне просто повезло, потому что он выбрал другую девочку.

Я узнала об этом случайно — увидела из окна троллейбуса, как он целует ее в губы на остановке. Это была самая талантливая юная актриса в нашей труппе, отличница, девчонка из параллельного класса. Я знала, что ей тоже 15, знала, что это неправильно, и понимала, кто виноват. Помню, что мне было очень тревожно. Не помню, как и при каких обстоятельствах сказала этому человеку, что все знаю, что видела их. Зато хорошо помню обстоятельства, при которых он мне угрожал. Цинично, типа завуалировано и на глазах у всех, но я знала, что он хочет, чтобы я молчала. И я молчала.

Я бросила студию, перевелась на старшие классы в другую школу и потеряла из виду ту девочку. Мой перевод никак не был связан со всей этой историей, просто так совпало. Но позже я узнала, что этот человек по-соседски давал мне рекомендации, которые требовались при переводе. Я не знаю, почему я ничего не рассказала маме. Я не знаю, почему я не подошла к той девочке и не спросила ее, все ли с ней хорошо, нужна ли ей какая-то помощь? И я не знаю, почему я 25 лет никому об этом не рассказывала. Я пытаюсь вспомнить, что именно тогда чувствовала и как воспринимала, и не могу. Но я точно не осознавала, насколько это преступно, и постепенно просто вытеснила это, а сейчас вот вспомнила. И разъебалась. И потому, читая сейчас все эти «а чего они 10 лет молчали», мне хочется отгрызать этим комментаторам лица. А еще очень страшно от того, что такая херня случалась если не с каждой, то каждая точно знает кого-то, с кем это было.
2025/03/08 06:45:32
Back to Top
HTML Embed Code: