Латиноамериканская антропология

Прежде, чем рассказать об этнографической работе Каролины Робледо буквально из ада (маленького мексиканского городка, оккупированного наркокартелем), которую она провела, рискуя своей жизнью, я хочу немного обрисовать контекст, а заодно представить вам одну из самых ярких черт латиноамериканской антропологии.

Называется эта особенность - antropología comprometida, что на английский перевести просто - committed anthropology, а вот над русским переводом давайте подумаем вместе. Пока мне кажется наиболее близким вариантом - небезразличная антропология. В качестве синонима часто используется также термин antropología militante, то есть антропология-активизм. Что же это значит?

Как вы помните, мы остановились на важной вехе развития латиноамериканской антропологии - Декларации Барбадоса. Именно этот новый подход - этнографии во благо тем группам, которые изучаешь, и стал ведущим на многие годы вперёд.

Наша работа, говорят латиноамериканские антропологи, отличается от исследований иностранных коллег, которые после работы в поле благополучно уезжают в свои страны, увозя материал исследований для своих диссертаций и книг. А мы - остаёмся здесь, наше поле - у нас на заднем дворе, сообщества, которые мы изучаем - это наши соседи и наши сограждане.

Вот это "сограждане" здесь важно, потому что критическая антропология изучает и отношения с государством. С тем самым государством, в котором живут и пишут сами исследователи. "Соседи" - тоже важная категория, потому как условное сообщество чинантеко в Мексике или боливийских мигрантов в Аргентине встроено и в классовую, и в кастовую и всякие прочие иерархии, внутри которых находятся и сами учёные.

Здесь не обойтись без этического и политического позиционирования. Небезразличная антропология или антропология-активизм - это оно и есть, приверженность благу того сообщества, в котором ты находишься. Это даётся непросто, потому как представления антрополога о благе могут очень сильно отличаться от того, как его себе представляет само сообщество, а также от того, чего хочет государство или университет/научный институт, который эту работу финансирует.

Именно поэтому так много внимания здесь уделяется этике и границам исследования. Мне это очень ценно. Помню, например, как аргентинская антропологиня Эбе Виссури (Hebe Vissuri) рассказывала про свое поле в 1972 году. В одном и том же поселении работали антропологи, волонтеры от НКО, государственные чиновники, а по ночам туда захаживали ещё и члены вооруженных повстанческих группировок.

Антропологи были в самой проигрышной позиции, потому что волонтеры раздавали что-то материальное, чиновники кормили обещаниями, повстанцы обещали революцию, а исследователи ничего не давали и ничего не обещали, только спрашивали. К тому же ещё писали отчёты для своего университета (государственного). Такой вот перекрестный огонь интересов большого количества акторов, этнография не для слабонервных.

Резюмируя: сегодня вы практически не найдете латиноамериканских антропологических работ на отвлеченные темы, про орнаменты, обычаи, ритуалы или "просто потому что интересно, а как у них там". Основной тренд - социально значимые исследования, всматривание в самые раненые места общества. No bullshit, как говорится. Именно поэтому в Латинской Америке так сильна политическая антропология.

Исследования меняют мир, и потому такая небезразличная антропология, при всей своей академичности, и есть активизм.

www.group-telegram.com/in/latam_antropo.com/130

1.2K viewsedited  Aug 21 at 21:22

Прежде, чем рассказать об этнографической работе Каролины Робледо буквально из ада (маленького мексиканского городка, оккупированного наркокартелем), которую она провела, рискуя своей жизнью, я хочу немного обрисовать контекст, а заодно представить вам одну из самых ярких черт латиноамериканской антропологии.

Называется эта особенность - antropología comprometida, что на английский перевести просто - committed anthropology, а вот над русским переводом давайте подумаем вместе. Пока мне кажется наиболее близким вариантом - небезразличная антропология. В качестве синонима часто используется также термин antropología militante, то есть антропология-активизм. Что же это значит?

Как вы помните, мы остановились на важной вехе развития латиноамериканской антропологии - Декларации Барбадоса. Именно этот новый подход - этнографии во благо тем группам, которые изучаешь, и стал ведущим на многие годы вперёд.

Наша работа, говорят латиноамериканские антропологи, отличается от исследований иностранных коллег, которые после работы в поле благополучно уезжают в свои страны, увозя материал исследований для своих диссертаций и книг. А мы - остаёмся здесь, наше поле - у нас на заднем дворе, сообщества, которые мы изучаем - это наши соседи и наши сограждане.

Вот это "сограждане" здесь важно, потому что критическая антропология изучает и отношения с государством. С тем самым государством, в котором живут и пишут сами исследователи. "Соседи" - тоже важная категория, потому как условное сообщество чинантеко в Мексике или боливийских мигрантов в Аргентине встроено и в классовую, и в кастовую и всякие прочие иерархии, внутри которых находятся и сами учёные.

Здесь не обойтись без этического и политического позиционирования. Небезразличная антропология или антропология-активизм - это оно и есть, приверженность благу того сообщества, в котором ты находишься. Это даётся непросто, потому как представления антрополога о благе могут очень сильно отличаться от того, как его себе представляет само сообщество, а также от того, чего хочет государство или университет/научный институт, который эту работу финансирует.

Именно поэтому так много внимания здесь уделяется этике и границам исследования. Мне это очень ценно. Помню, например, как аргентинская антропологиня Эбе Виссури (Hebe Vissuri) рассказывала про свое поле в 1972 году. В одном и том же поселении работали антропологи, волонтеры от НКО, государственные чиновники, а по ночам туда захаживали ещё и члены вооруженных повстанческих группировок.

Антропологи были в самой проигрышной позиции, потому что волонтеры раздавали что-то материальное, чиновники кормили обещаниями, повстанцы обещали революцию, а исследователи ничего не давали и ничего не обещали, только спрашивали. К тому же ещё писали отчёты для своего университета (государственного). Такой вот перекрестный огонь интересов большого количества акторов, этнография не для слабонервных.

Резюмируя: сегодня вы практически не найдете латиноамериканских антропологических работ на отвлеченные темы, про орнаменты, обычаи, ритуалы или "просто потому что интересно, а как у них там". Основной тренд - социально значимые исследования, всматривание в самые раненые места общества. No bullshit, как говорится. Именно поэтому в Латинской Америке так сильна политическая антропология.

Исследования меняют мир, и потому такая небезразличная антропология, при всей своей академичности, и есть активизм.

BY Латиноамериканская антропология