Пока я была в Стокгольме, дома умерла бабушка. Мама написала как раз, когда я сидела в аэропорту и ждала посадку.
Аэропорт – самое неподходящее место для такой новости. Не за что уцепиться. После разговора с мамой я быстро перебрала в голове все привычные способы успокоиться. Бокал вина в баре аэропорта? Пакет конфет? Говорить ни с кем не хотелось, прогуляться было негде, до посадки оставалось совсем мало времени.
Я открыла в Spotify плейлист со старыми советскими песнями, включила “А знаешь, всё ещё будет”, потом “Этот мир придуман не нами”, потом – “Есть только миг” из “Земли Санникова”. Я никогда в жизни не подумала бы, что такое средство убаюкать себя окажется действенным.
Аэропорт, когда ты там один, – это и про свободу, и про одиночество, про самодостаточность, про паузу от мира и про паузу в действиях, потому что здесь ты можешь только ждать. Последней, кто придёт на помощь душевному равновесию, я бы назвала советскую эстраду. А вот поди ж ты.
Когда ты – эмигрант, вдали от близких, от привычного с детства, от всех возможностей, нужных в эмоциональный момент: обнять маму, пройтись по знакомым улицам, вдохнуть запах дома, дотронуться до привычных вещей, – психика вдруг подкидывает тебе единственный доступный способ всё это заменить, – погружая тебя в состояние безопасности из твоего же детства, через стойкие ассоциации со знакомыми мелодиями.
Бабушку я не видела пять лет, с тех пор как приезжала в Россию последний раз. Мы тяжело и как будто навсегда попрощались, потом у неё началась и стала быстро прогрессировать деменция, и последние годы были очень трудными и для неё, и для моей мамы, которая ухаживала за ней. В марте бабушке бы исполнилось 95 лет.
Я иногда воображала себе, что приеду домой, привезу Тайгу показать, и бабушка непременно перепутает её с Марсом, моей первой собакой, которого мы с ней обе очень любили. Бабушка, кажется, любила собак почти так же сильно, как и я, но ещё сильнее – лошадей. Она много и с любовью рассказывала о своей лошади, которая не раз спасала её, вытаскивая с санями и вывозя из леса домой. Бабушкина семья была из хороших крепких крестьян из Ярославской области. Семью непомерными налогами заставили-таки вступить в колхоз, от хозяйства ничего не осталось. Что стало с лошадью – я не помню и уже не переспрошу.
Пока я была в Стокгольме, дома умерла бабушка. Мама написала как раз, когда я сидела в аэропорту и ждала посадку.
Аэропорт – самое неподходящее место для такой новости. Не за что уцепиться. После разговора с мамой я быстро перебрала в голове все привычные способы успокоиться. Бокал вина в баре аэропорта? Пакет конфет? Говорить ни с кем не хотелось, прогуляться было негде, до посадки оставалось совсем мало времени.
Я открыла в Spotify плейлист со старыми советскими песнями, включила “А знаешь, всё ещё будет”, потом “Этот мир придуман не нами”, потом – “Есть только миг” из “Земли Санникова”. Я никогда в жизни не подумала бы, что такое средство убаюкать себя окажется действенным.
Аэропорт, когда ты там один, – это и про свободу, и про одиночество, про самодостаточность, про паузу от мира и про паузу в действиях, потому что здесь ты можешь только ждать. Последней, кто придёт на помощь душевному равновесию, я бы назвала советскую эстраду. А вот поди ж ты.
Когда ты – эмигрант, вдали от близких, от привычного с детства, от всех возможностей, нужных в эмоциональный момент: обнять маму, пройтись по знакомым улицам, вдохнуть запах дома, дотронуться до привычных вещей, – психика вдруг подкидывает тебе единственный доступный способ всё это заменить, – погружая тебя в состояние безопасности из твоего же детства, через стойкие ассоциации со знакомыми мелодиями.
Бабушку я не видела пять лет, с тех пор как приезжала в Россию последний раз. Мы тяжело и как будто навсегда попрощались, потом у неё началась и стала быстро прогрессировать деменция, и последние годы были очень трудными и для неё, и для моей мамы, которая ухаживала за ней. В марте бабушке бы исполнилось 95 лет.
Я иногда воображала себе, что приеду домой, привезу Тайгу показать, и бабушка непременно перепутает её с Марсом, моей первой собакой, которого мы с ней обе очень любили. Бабушка, кажется, любила собак почти так же сильно, как и я, но ещё сильнее – лошадей. Она много и с любовью рассказывала о своей лошади, которая не раз спасала её, вытаскивая с санями и вывозя из леса домой. Бабушкина семья была из хороших крепких крестьян из Ярославской области. Семью непомерными налогами заставили-таки вступить в колхоз, от хозяйства ничего не осталось. Что стало с лошадью – я не помню и уже не переспрошу.
BY Мой любимый Лиллехаммер
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. The perpetrators use various names to carry out the investment scams. They may also impersonate or clone licensed capital market intermediaries by using the names, logos, credentials, websites and other details of the legitimate entities to promote the illegal schemes. Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform.
from in
