Подвожу для одной публикации итоги Демократической партии неолиберального периода 1992-2024, от избрания Клинтона до пролёта Харрис, и получается у меня, что вся движуха в американской политике с 1992 и до Трампа проистекает, по большому счёту, из борьбы неолиберального истеблишмента Демократической партии против левой части демократического электората, чтобы не допустить никакой ценой левых политиков и идеи к выборам и к власти. И Трамп, и фашизация Республиканской партии — побочный эффект этой борьбы. И, если так копнуть дальше, то вообще практически всё, что происходило в мировой истории и политике после 1917 года было реакцией на победу Социалистическрй революции в России. роисходит, чтобы сдерживать эти левые импульсы повсюду, глобальные и в отдельных странах. Буквально все к этому сводится.
Forwarded from USSResearch
В своей статье "As Above, So Below: Astrology and the Fate of Soviet Scientism" (Как вверху, так и внизу: астрология и судьба советского сциентизма) Джозеф Келлнер показывает, что взрывной интерес к астрологии в позднем СССР был не капризом «падения империи», а логичным продолжением особой русской традиции «спекулятивной науки», где техника и мистика веками соседствовали. Автор ведёт рассказ тремя параллельными сюжетами: биографией подпольного астролога-математика Михаила Левина, эволюцией журнала «Наука и религия» и судьбой «дочери эпохи Спутника» — астронома Ольги Галанкиной, для которой звёзды превратились из объекта научного интереса в персональный компас во время распада страны.
Келлнер начинает с яркого эпизода: в августе 1991-го Левин, узнав о путче по радиоприёмнику лесника, развернул в рюкзаке астрономические таблицы и тут же объявил спутникам-туристам, что мятеж обречён, ведь тридцатилетний планетарный цикл Советского проекта подходит к концу. Этот «полевой прогноз» символизирует спрос на «космическую перспективу» именно тогда, когда партийная наука перестала давать внятные ответы.
Чтобы показать, откуда взялся такой спрос, автор возвращается к 1957 году. Запуск «Спутника-1» породил поколение, которое совместило восторг перед техникой и надежду на духовное обновление – популярные журналы вроде «Техники – молодёжи» и «Знание – сила» печатали одновременно статьи о ракетах и очерки о телекинезе или внеземных цивилизациях. Астрология органично вписалась в эту «спекулятивную» атмосферу, хотя оставалась под запретом.
Левин вырос ребёнком академической элиты, но, столкнувшись с антисемитскими квотами, ушёл в «внутреннюю эмиграцию». Он отлавливал астрологические трактаты в спецхране Ленинки, переводил их по словарю и устраивал квартирные семинары. Даже каталог Библиотеки Конгресса США он использовал как карту к запрятанным в московских фондах изданиям. К концу 1970-х Левин уже читал первые подпольные курсы и собирал кружок будущих преподавателей.
История Галанкиной противопоставлена Левину. Девочка из рабочей подмосковной семьи ловила взглядами советские спутники на дачном небе, поступила на астрофак МГУ и до 1987 года считала астрологию предрассудком. Всё изменилось на лекции по истории астрономии в старой Краснопресненской обсерватории, где профессор ради шутки показал дореволюционный «популярный гороскоп». Галанкина «почувствовала, как звёзды обрели смысл», и вскоре записалась к Левину — сначала в домашний кружок, а затем в основанную им Московскую академию астрологии.
Ключевым медиатором между подпольем и массовой аудиторией стал журнал «Наука и религия». Задуманный в 1959 году как кузница научного атеизма, к 1987-му он печатал преимущественно методички для лекторов-безбожников. Однако «перестройка» поменяла правила: тираж поднялся с 200 тыс. до 700 тыс., а доля «восточных и эзотерических» тем выросла с <10 % до 40 % контента. Рубрику «Письма читателей» разросшуюся до сотен откликов в месяц редакция превратила в орган обратной связи; лозунг «читатель всегда прав» означал передачу духовной власти публике. Апогеем стала публикация в 1989 году двухтомной статьи «Астрология: за и против», где классический марксист разъяснял, почему усталый от «компьютера-бога» советский гражданин тянется к звёздной гармонии. За ней последовала серия переводов Линды Гудман – первый систематический гороскоп на русском, напечатанный без цензурных комментариев.
Социология подтверждает массовость явления: опрос 1990 года зафиксировал, что 49 % россиян, включая треть убеждённых атеистов, верят во влияние звёзд; в 1991-м среди выпускников вузов доля «верящих» поднялась до 57 % – показатели, сопоставимые или даже превышающие веру в Бога. Уже к 1992 году гороскопы шли по центральному ТВ, а через год – на страницах делового «Коммерсанта».
Келлнер начинает с яркого эпизода: в августе 1991-го Левин, узнав о путче по радиоприёмнику лесника, развернул в рюкзаке астрономические таблицы и тут же объявил спутникам-туристам, что мятеж обречён, ведь тридцатилетний планетарный цикл Советского проекта подходит к концу. Этот «полевой прогноз» символизирует спрос на «космическую перспективу» именно тогда, когда партийная наука перестала давать внятные ответы.
Чтобы показать, откуда взялся такой спрос, автор возвращается к 1957 году. Запуск «Спутника-1» породил поколение, которое совместило восторг перед техникой и надежду на духовное обновление – популярные журналы вроде «Техники – молодёжи» и «Знание – сила» печатали одновременно статьи о ракетах и очерки о телекинезе или внеземных цивилизациях. Астрология органично вписалась в эту «спекулятивную» атмосферу, хотя оставалась под запретом.
Левин вырос ребёнком академической элиты, но, столкнувшись с антисемитскими квотами, ушёл в «внутреннюю эмиграцию». Он отлавливал астрологические трактаты в спецхране Ленинки, переводил их по словарю и устраивал квартирные семинары. Даже каталог Библиотеки Конгресса США он использовал как карту к запрятанным в московских фондах изданиям. К концу 1970-х Левин уже читал первые подпольные курсы и собирал кружок будущих преподавателей.
История Галанкиной противопоставлена Левину. Девочка из рабочей подмосковной семьи ловила взглядами советские спутники на дачном небе, поступила на астрофак МГУ и до 1987 года считала астрологию предрассудком. Всё изменилось на лекции по истории астрономии в старой Краснопресненской обсерватории, где профессор ради шутки показал дореволюционный «популярный гороскоп». Галанкина «почувствовала, как звёзды обрели смысл», и вскоре записалась к Левину — сначала в домашний кружок, а затем в основанную им Московскую академию астрологии.
Ключевым медиатором между подпольем и массовой аудиторией стал журнал «Наука и религия». Задуманный в 1959 году как кузница научного атеизма, к 1987-му он печатал преимущественно методички для лекторов-безбожников. Однако «перестройка» поменяла правила: тираж поднялся с 200 тыс. до 700 тыс., а доля «восточных и эзотерических» тем выросла с <10 % до 40 % контента. Рубрику «Письма читателей» разросшуюся до сотен откликов в месяц редакция превратила в орган обратной связи; лозунг «читатель всегда прав» означал передачу духовной власти публике. Апогеем стала публикация в 1989 году двухтомной статьи «Астрология: за и против», где классический марксист разъяснял, почему усталый от «компьютера-бога» советский гражданин тянется к звёздной гармонии. За ней последовала серия переводов Линды Гудман – первый систематический гороскоп на русском, напечатанный без цензурных комментариев.
Социология подтверждает массовость явления: опрос 1990 года зафиксировал, что 49 % россиян, включая треть убеждённых атеистов, верят во влияние звёзд; в 1991-м среди выпускников вузов доля «верящих» поднялась до 57 % – показатели, сопоставимые или даже превышающие веру в Бога. Уже к 1992 году гороскопы шли по центральному ТВ, а через год – на страницах делового «Коммерсанта».
Forwarded from Олег Ясинский
72 года назад, 19 июня 1953 года, в США на электрическом стуле были казнены сотрудники советской разведки, учёные-коммунисты, муж и жена, Юлиус и Этель Розенберги.
Они были обвинены в передаче СССР секретной информации, которая помогла скорейшему созданию советской атомной бомбы.
Исполнение смертного приговора Розенберги ожидали 2 года. Мощная международная кампанию за их помилование, в которой участвовали Альберт Эйнштейн, Томас Манн и папа Римский Пий XII оказалась напрасной. В ночь казни около пяти тысяч человек пришли к зданию тюрьмы выразить им поддержку и проститься с ними.
Были казнены родители двух маленьких детей, спасители мира от атомной диктатуры США и кто знает скольки еще Хиросим и Нагасаки. Убежденно и бескорыстно помогая Советскому Союзу они помогали и своей родине избежать бесчестия новых преступлений.
Их пример был слишком опасен для «цивилизованного мира», чтобы оставить их в живых.
Давайте вспомним сегодня Юлиуса и Этель Розенбергов, имена которых когда-нибудь обязательно станут гордостью американского народа.
Всех приглашаю на мой канал https://www.group-telegram.com/olegyasynsky
Они были обвинены в передаче СССР секретной информации, которая помогла скорейшему созданию советской атомной бомбы.
Исполнение смертного приговора Розенберги ожидали 2 года. Мощная международная кампанию за их помилование, в которой участвовали Альберт Эйнштейн, Томас Манн и папа Римский Пий XII оказалась напрасной. В ночь казни около пяти тысяч человек пришли к зданию тюрьмы выразить им поддержку и проститься с ними.
Были казнены родители двух маленьких детей, спасители мира от атомной диктатуры США и кто знает скольки еще Хиросим и Нагасаки. Убежденно и бескорыстно помогая Советскому Союзу они помогали и своей родине избежать бесчестия новых преступлений.
Их пример был слишком опасен для «цивилизованного мира», чтобы оставить их в живых.
Давайте вспомним сегодня Юлиуса и Этель Розенбергов, имена которых когда-нибудь обязательно станут гордостью американского народа.
Всех приглашаю на мой канал https://www.group-telegram.com/olegyasynsky
Forwarded from Politeconomics
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Сенатор США Тед Круз: "Мой отец был брошен в тюрьму и подвергался пыткам на Кубе. Я ненавижу коммунистов. Ведь это Батиста пытал моего отца..."
Его отец, Рафаэль Круз, родился на Кубе в 1939 году и проживал там до 1957-го. В юности он воевал вместе с Фиделем Кастро против диктатуры Батисты. Режим Батисты арестовал его и подверг пыткам. В 1957 году Рафаэлю удалось бежать в США. Спустя два года, в 1959-м, Фидель Кастро сверг любителя пыток Батисту.
А Тед Круз ненавидит коммунистов за то, что они свергли Батисту, пытавшего его отца. Хорошая история получилась.
Его отец, Рафаэль Круз, родился на Кубе в 1939 году и проживал там до 1957-го. В юности он воевал вместе с Фиделем Кастро против диктатуры Батисты. Режим Батисты арестовал его и подверг пыткам. В 1957 году Рафаэлю удалось бежать в США. Спустя два года, в 1959-м, Фидель Кастро сверг любителя пыток Батисту.
А Тед Круз ненавидит коммунистов за то, что они свергли Батисту, пытавшего его отца. Хорошая история получилась.
Кто-нибудь, предупредите киприотов, а то многовато израильтян внезапно «по делам» к ним (а также в Грузию) засобиралось. Причём дела-то какие интересные: в Грузию вино везут, а на Кипр, видимо, оливки.
Я вообще думаю, что заехавших в Израиль на правах колонизаторов, простите, «репатриантов», следует там и оставлять. Это же их земля, им Иегова в библии написал, их там 2000 лет не было, после того как в прошлый раз сбежали — и опять куда-то засобирались? Без Израиля же ни один еврей в мире не в безопасности. Это что же получается, израильтяне тоже Хамас?
#israel@moralpolitics
Я вообще думаю, что заехавших в Израиль на правах колонизаторов, простите, «репатриантов», следует там и оставлять. Это же их земля, им Иегова в библии написал, их там 2000 лет не было, после того как в прошлый раз сбежали — и опять куда-то засобирались? Без Израиля же ни один еврей в мире не в безопасности. Это что же получается, израильтяне тоже Хамас?
#israel@moralpolitics
Получается, кинул Наполеон литусню, но тупая — русня, ясно-понятно.
Кстати, вполне возможно, что в составе наполеоновской империи жизнь в России могла сложиться получше. К царизму у меня нет никакого сочувствия, поэтому смена монарха сама себе значения не имеет — только последствия народа, крестьян и городского рабочего класса, в целом.
Плюсом было бы оказаться с остальной Европой по одну сторону против Британии, а не как на самом деле вышло в Крымскую и Русско-Турецкую войну во второй половине XIX века.
Минусом — риск оказаться внутренней европейской колонией, «Африкой в пешей доступности», с соответствующими практиками вроде детей и взрослых с отрубленными конечностями на алмазных рудниках бельгийской Якутии.
С другой стороны, кто сказал, что Россия этой участи избежала? Весь монархический куколдизм держится на иллюзии, что царь — российский не просто потому, что правит Россией, а потому что делит что-то общее, некие общие интересы с народом — чего никогда не было и быть не могло.
Если встретите монархиста — попросите перечислить общие материальные интересы у российского императора и российского крестьянина (крепостного до 1861) или императора и фабричного рабочего. Начнётся и закончится список православием — но и это неправильный ответ, потому что с точки зрения материальных интересов, церковь работала на интересы монархии, против интересов простых людей. В реальности в XIX веке интересы монархии были уже прямо и исключительно антинародны.
Даже на уровне языка («за русский язык, чтобы не говорить по-французски/по-немецки») не было ничего общего: аристократия с народом и так говорили на разных языках, и в случае победы Наполеона замены франкоговорящей царской верхушки на франкоговоряшую наполеоновскую бюрократию во главе государства для людей ничего бы не поменяла.
В реальности династия «Романовых» и была чужеземной колониальной властью — они были частью европейской высшей аристократии культурно, классово и даже генетически, когда дело дошло до тройняшек Георга, Вильгельма и Николая. Большевики называли Россию тюрьмой народов, потому что к их времени положение населения РИ по отношению к правящему классу было практически таким же, как у населения африканских или азиатских европейских колоний.
К XX веку эти противоречия достигли своего пика, когда по народу, заикнувшемуся о своих интересах, царизм в ответ открыл огонь и наслал казаков разрубать людей шашкой на городских улицах.
Кровавое воскресенье 1905 года закрывает вопрос и о материальных интересах, и о православии: если бы у царя хоть какие-то интересы совпадали с народными, то обращение народа по поводу своих интересов было бы и в интересах царя. Однако из реакции режима видно, что царь не только так не считал, а явно был враждебен интересам народа, сам вопрос о которых принимал за бунт.
Что до православия, то Кровавое воскресенье показало, что апелляция к православной общности работает только в одну сторону — когда царю что-то нужно от православного народа, «за бога, царя и отечество». А когда народу что-то нужно от православного царя — это бунт. Как-то вовсе не едины во Христе они оказались.
И, наконец Первая мировая стала пиком и, к счастью, концом, царизма-колониализма, когда за долги европейской династии перед европейскими банками монархия расплатилась миллионами человеческих жизней.
С учётом всего этого, действительно сложно представить, как поражение Романовых и включение России в империю Наполеона сделало бы жизнь хуже.
P.S. Проблема с либфашнёй на картинке не в том, что они за победу Наполеона в 1812, а в том, что их позиция не имеет отношения к критическому анализу российского самодержавия, критическому мышлению и вообще к истории, несмотря на даты и имена.
Либералы принципиально аисторичны, у них есть только настоящее время, которое проецируется на всю историю — как здесь они сегодняшнее представление о Франции и России проецируют на 1812 год. Поэтому, говоря о Наполеоне, они всё равно говорят про сегодняшний день, говоря, по сути: «НАТО, приди и забери». То есть, по сути, просят о колонизации России.
#history@moralpolitics
Кстати, вполне возможно, что в составе наполеоновской империи жизнь в России могла сложиться получше. К царизму у меня нет никакого сочувствия, поэтому смена монарха сама себе значения не имеет — только последствия народа, крестьян и городского рабочего класса, в целом.
Плюсом было бы оказаться с остальной Европой по одну сторону против Британии, а не как на самом деле вышло в Крымскую и Русско-Турецкую войну во второй половине XIX века.
Минусом — риск оказаться внутренней европейской колонией, «Африкой в пешей доступности», с соответствующими практиками вроде детей и взрослых с отрубленными конечностями на алмазных рудниках бельгийской Якутии.
С другой стороны, кто сказал, что Россия этой участи избежала? Весь монархический куколдизм держится на иллюзии, что царь — российский не просто потому, что правит Россией, а потому что делит что-то общее, некие общие интересы с народом — чего никогда не было и быть не могло.
Если встретите монархиста — попросите перечислить общие материальные интересы у российского императора и российского крестьянина (крепостного до 1861) или императора и фабричного рабочего. Начнётся и закончится список православием — но и это неправильный ответ, потому что с точки зрения материальных интересов, церковь работала на интересы монархии, против интересов простых людей. В реальности в XIX веке интересы монархии были уже прямо и исключительно антинародны.
Даже на уровне языка («за русский язык, чтобы не говорить по-французски/по-немецки») не было ничего общего: аристократия с народом и так говорили на разных языках, и в случае победы Наполеона замены франкоговорящей царской верхушки на франкоговоряшую наполеоновскую бюрократию во главе государства для людей ничего бы не поменяла.
В реальности династия «Романовых» и была чужеземной колониальной властью — они были частью европейской высшей аристократии культурно, классово и даже генетически, когда дело дошло до тройняшек Георга, Вильгельма и Николая. Большевики называли Россию тюрьмой народов, потому что к их времени положение населения РИ по отношению к правящему классу было практически таким же, как у населения африканских или азиатских европейских колоний.
К XX веку эти противоречия достигли своего пика, когда по народу, заикнувшемуся о своих интересах, царизм в ответ открыл огонь и наслал казаков разрубать людей шашкой на городских улицах.
Кровавое воскресенье 1905 года закрывает вопрос и о материальных интересах, и о православии: если бы у царя хоть какие-то интересы совпадали с народными, то обращение народа по поводу своих интересов было бы и в интересах царя. Однако из реакции режима видно, что царь не только так не считал, а явно был враждебен интересам народа, сам вопрос о которых принимал за бунт.
Что до православия, то Кровавое воскресенье показало, что апелляция к православной общности работает только в одну сторону — когда царю что-то нужно от православного народа, «за бога, царя и отечество». А когда народу что-то нужно от православного царя — это бунт. Как-то вовсе не едины во Христе они оказались.
И, наконец Первая мировая стала пиком и, к счастью, концом, царизма-колониализма, когда за долги европейской династии перед европейскими банками монархия расплатилась миллионами человеческих жизней.
С учётом всего этого, действительно сложно представить, как поражение Романовых и включение России в империю Наполеона сделало бы жизнь хуже.
P.S. Проблема с либфашнёй на картинке не в том, что они за победу Наполеона в 1812, а в том, что их позиция не имеет отношения к критическому анализу российского самодержавия, критическому мышлению и вообще к истории, несмотря на даты и имена.
Либералы принципиально аисторичны, у них есть только настоящее время, которое проецируется на всю историю — как здесь они сегодняшнее представление о Франции и России проецируют на 1812 год. Поэтому, говоря о Наполеоне, они всё равно говорят про сегодняшний день, говоря, по сути: «НАТО, приди и забери». То есть, по сути, просят о колонизации России.
#history@moralpolitics
Скоро, скоро, иншалла!
(На выборах мэра Нью-Йорка в праймериз демократов побеждает социалист; @moralpolitics)
(На выборах мэра Нью-Йорка в праймериз демократов побеждает социалист; @moralpolitics)