Философское кафе

Мы уже пару раз обсуждали тут один из главных аргументов Локка против картезианского тезиса о том, что пространство есть телесность: можно представить, что вы подлетели к границе телесного мира, высунули за нее руку и между пальцами руки будет пространство, где нет тела. Аристотелик Джон Сержант ему на это ответил, что на границе телесного мира такие ужасные физические условия, что Локк там просто помрет, не надо рассказывать, мол, сказки. Это возражение явно бьет мимо цели, потому что Локка можно понять так, что его пример просто демонстрирует отсутствие концептуальной связи между телесным и пространственным, а довод Сержанта касается физической, а не концептуальной возможности. Но, читая Бейля, можно заметить, что аристотелик вполне может попытаться превратить довод Сержанта в довод об именно концептуальной возможности: в изложении Бейля, Аристотель считал, что за пределами мира нет ни пустоты, ни места, ни времени. При этом "пустота" тут определяется "обычно": пространство, которое не содержит тел, но может содержать. А так как то, что за пределом мира, не может содержать тел в силу своей природы, то оно по определению уже не пустота. Это, по Бейлю, просто терминологический вопрос. Усвоив учение Аристотеля и стоиков, христианские философы стали называть пустоту, которая за пределами мира, воображаемыми пространствами (les espaces imaginaires), а пустоту в собственном смысле слова определяли как пространство, где тел нет, но оно всюду окружено телами — в этом смысле за пределами мира нет пустоты. Для этих философов-схоластов пространство было ничем, l'espace n'est rien, и что оно есть чистая лишенность (une pure privation — в официальном русском издании "Философского наследия", 1968 году, это место понято неверно, стр. 262). Против этого восстал Декарт, утверждая, что пространство вовсе ни ничто, а, наоборот, тело, ведь тело есть то, у чего 3 изменения; поэтому, если в том, что вам кажется пустотой, можно выделить три изменения, то это тело, а не пустота. Против этого, по Бейлю, пошли новые сторонники пустоты — Ньютон, Фацио и Гюйгенс — но они уже не могли просто отрицать аргументы Декарта. Поэтому они подходят к тому, чтобы принять абсурдное учение некоторых перипатетиков о том, что пространство есть бесконечность Бога (из контекста там кажется, что речь про Мальбранша).
Короче, если перевести довод Сержанта из физической плоскости в концептуальную, то можно сказать, что Локк не сможет высунуть руку за пределы мира, но не потому, что там тяжелые условия, а по определению мира и не-мира. Мир есть все вещи, а не-мир — это там, где не может быть вещей. Другое дело, что Локка это вряд ли бы убедило.

www.group-telegram.com/in/philosophycafemoscow.com/2560

3.4K viewsJan 7 at 12:53

Мы уже пару раз обсуждали тут один из главных аргументов Локка против картезианского тезиса о том, что пространство есть телесность: можно представить, что вы подлетели к границе телесного мира, высунули за нее руку и между пальцами руки будет пространство, где нет тела. Аристотелик Джон Сержант ему на это ответил, что на границе телесного мира такие ужасные физические условия, что Локк там просто помрет, не надо рассказывать, мол, сказки. Это возражение явно бьет мимо цели, потому что Локка можно понять так, что его пример просто демонстрирует отсутствие концептуальной связи между телесным и пространственным, а довод Сержанта касается физической, а не концептуальной возможности. Но, читая Бейля, можно заметить, что аристотелик вполне может попытаться превратить довод Сержанта в довод об именно концептуальной возможности: в изложении Бейля, Аристотель считал, что за пределами мира нет ни пустоты, ни места, ни времени. При этом "пустота" тут определяется "обычно": пространство, которое не содержит тел, но может содержать. А так как то, что за пределом мира, не может содержать тел в силу своей природы, то оно по определению уже не пустота. Это, по Бейлю, просто терминологический вопрос. Усвоив учение Аристотеля и стоиков, христианские философы стали называть пустоту, которая за пределами мира, воображаемыми пространствами (les espaces imaginaires), а пустоту в собственном смысле слова определяли как пространство, где тел нет, но оно всюду окружено телами — в этом смысле за пределами мира нет пустоты. Для этих философов-схоластов пространство было ничем, l'espace n'est rien, и что оно есть чистая лишенность (une pure privation — в официальном русском издании "Философского наследия", 1968 году, это место понято неверно, стр. 262). Против этого восстал Декарт, утверждая, что пространство вовсе ни ничто, а, наоборот, тело, ведь тело есть то, у чего 3 изменения; поэтому, если в том, что вам кажется пустотой, можно выделить три изменения, то это тело, а не пустота. Против этого, по Бейлю, пошли новые сторонники пустоты — Ньютон, Фацио и Гюйгенс — но они уже не могли просто отрицать аргументы Декарта. Поэтому они подходят к тому, чтобы принять абсурдное учение некоторых перипатетиков о том, что пространство есть бесконечность Бога (из контекста там кажется, что речь про Мальбранша).
Короче, если перевести довод Сержанта из физической плоскости в концептуальную, то можно сказать, что Локк не сможет высунуть руку за пределы мира, но не потому, что там тяжелые условия, а по определению мира и не-мира. Мир есть все вещи, а не-мир — это там, где не может быть вещей. Другое дело, что Локка это вряд ли бы убедило.

BY Философское кафе