Насколько мне понравился «Грозовой перевал» с его погружением в динамику насилия, настолько не понравилась «Джейн Эйр». Великая любовь в очередной раз не то, чем кажется.
Начало знакомства Джейн с Рочестером мне напомнило «Мою тёмную Ванессу». Она — изолированная от других девушка без опыта романтических отношений. Он — годится ей в отцы; он — объясняет ей, какая она не-такая-как-все и какая именно не такая, причём его слова, слова как бы знатока человеческой природы, расходятся с действительностью:
«…I don’t mean to flatter you: if you are cast in a different mould to the majority, it is no merit of yours: Nature did it».
«I might have been as good as you—wiser, almost as stainless. I envy your peace of mind, your clean conscience, your unpolluted memory. Little girl, a memory without blot or contamination must be an exquisite treasure—an inexhaustible source of pure refreshment; is it not?»
А вот и нет: память человека, в детстве пережившего домашнее насилие, незапятнанной не назовёшь. Рочестер даже не допускает мысли о чём-то подобном. Он мог бы, кстати, допустить мысль о тяготах жизни в Локвудской школе, о которых был наслышан, но не делает даже этого.
Сходство со Стрейном имеет, впрочем, свои пределы: Рочестер-то себе откровенно в тягость. В лице Джейн ему нужны другие вещи, а именно — контейнер для слива своих эмоций и, как видно, экран для проекции своих фантазий об очищении и покое. Его можно понять, но на душевное родство это не очень-то похоже. Джейн настаивает на обратном, пропуская мимо внимания тревожные сигналы (например, Рочестер не раз и не два пытается навязать ей волю, которая расходится с её собственной, и не принимает её отказы всерьёз), но, как и Ванесса, на самом деле чувствует, что здесь что-то не так (см., допустим, эпизоды с дорогой одеждой).
Зато равенства и признания Джейн добивается — любопытным образом.
Возьмём двадцать тысяч фунтов — наследство от дядюшки с Мадейры, подарившее Джейн финансовую независимость. Как дядюшка заработал эти деньги? Подробного объяснения текст не даёт, но фигура Роберта Мэйсона, связывающая воедино дядюшку, Мадейру и Ямайку, позволяет предположить, что — как минимум отчасти на работорговле и/или рабском труде.
Дальше переместимся на Ямайку, откуда Рочестер привёз свою первую жену. Нередким для тех краёв явлением были бунты чернокожих рабов; во время бунтов рабы поджигали господские дома. Берта Мэйсон тоже поджигает Торнфилд. Более того: она описывается так называемыми «racially charged words» — «dark», «discoloured» (вместо «pale»), «savage». В общем, есть основания допускать, что вместе с европейской в её жилах течёт африканская кровь.
Деление на своих и чужих, как правило, предполагает, что первые обладают всяческими достоинствами, а вторые — всяческими недостатками. Скажем, одним из клише колониальной готической литературы, imperial Gothic fiction, было связывать инаковость с безумием. Один из ярких тому примеров — «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. У нас нет убедительных доказательств, что Берта была безумна уже при заключении брака, зато есть рассказ Шарлотты Перкинс Гилман «Жёлтые обои», в котором доходчиво показано, как в «the madwoman in the attic» может превратиться обычная женщина.
В судьбах Джейн и Берты есть параллели — то самое домашнее насилие и сопротивление ему. Однако Джейн со временем унимает свои страсти и в этом достигает женского идеала своей эпохи, а Берта — нет, за что ей, по-моему, и приходится поплатиться, сначала свободой, а потом жизнью. На один из аспектов этих страстей, наверное, намекает сравнение Берты с вампиром; что это за аспект, можно узнать даже не из более позднего «Дракулы» Брэма Стокера, а из «Вампира» Джона Полидори, опубликованного за тридцать лет до «Джейн Эйр».
Вот так правильность не мешает — или даже позволяет? — быть ненадёжным рассказчиком.
Насколько мне понравился «Грозовой перевал» с его погружением в динамику насилия, настолько не понравилась «Джейн Эйр». Великая любовь в очередной раз не то, чем кажется.
Начало знакомства Джейн с Рочестером мне напомнило «Мою тёмную Ванессу». Она — изолированная от других девушка без опыта романтических отношений. Он — годится ей в отцы; он — объясняет ей, какая она не-такая-как-все и какая именно не такая, причём его слова, слова как бы знатока человеческой природы, расходятся с действительностью:
«…I don’t mean to flatter you: if you are cast in a different mould to the majority, it is no merit of yours: Nature did it».
«I might have been as good as you—wiser, almost as stainless. I envy your peace of mind, your clean conscience, your unpolluted memory. Little girl, a memory without blot or contamination must be an exquisite treasure—an inexhaustible source of pure refreshment; is it not?»
А вот и нет: память человека, в детстве пережившего домашнее насилие, незапятнанной не назовёшь. Рочестер даже не допускает мысли о чём-то подобном. Он мог бы, кстати, допустить мысль о тяготах жизни в Локвудской школе, о которых был наслышан, но не делает даже этого.
Сходство со Стрейном имеет, впрочем, свои пределы: Рочестер-то себе откровенно в тягость. В лице Джейн ему нужны другие вещи, а именно — контейнер для слива своих эмоций и, как видно, экран для проекции своих фантазий об очищении и покое. Его можно понять, но на душевное родство это не очень-то похоже. Джейн настаивает на обратном, пропуская мимо внимания тревожные сигналы (например, Рочестер не раз и не два пытается навязать ей волю, которая расходится с её собственной, и не принимает её отказы всерьёз), но, как и Ванесса, на самом деле чувствует, что здесь что-то не так (см., допустим, эпизоды с дорогой одеждой).
Зато равенства и признания Джейн добивается — любопытным образом.
Возьмём двадцать тысяч фунтов — наследство от дядюшки с Мадейры, подарившее Джейн финансовую независимость. Как дядюшка заработал эти деньги? Подробного объяснения текст не даёт, но фигура Роберта Мэйсона, связывающая воедино дядюшку, Мадейру и Ямайку, позволяет предположить, что — как минимум отчасти на работорговле и/или рабском труде.
Дальше переместимся на Ямайку, откуда Рочестер привёз свою первую жену. Нередким для тех краёв явлением были бунты чернокожих рабов; во время бунтов рабы поджигали господские дома. Берта Мэйсон тоже поджигает Торнфилд. Более того: она описывается так называемыми «racially charged words» — «dark», «discoloured» (вместо «pale»), «savage». В общем, есть основания допускать, что вместе с европейской в её жилах течёт африканская кровь.
Деление на своих и чужих, как правило, предполагает, что первые обладают всяческими достоинствами, а вторые — всяческими недостатками. Скажем, одним из клише колониальной готической литературы, imperial Gothic fiction, было связывать инаковость с безумием. Один из ярких тому примеров — «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. У нас нет убедительных доказательств, что Берта была безумна уже при заключении брака, зато есть рассказ Шарлотты Перкинс Гилман «Жёлтые обои», в котором доходчиво показано, как в «the madwoman in the attic» может превратиться обычная женщина.
В судьбах Джейн и Берты есть параллели — то самое домашнее насилие и сопротивление ему. Однако Джейн со временем унимает свои страсти и в этом достигает женского идеала своей эпохи, а Берта — нет, за что ей, по-моему, и приходится поплатиться, сначала свободой, а потом жизнью. На один из аспектов этих страстей, наверное, намекает сравнение Берты с вампиром; что это за аспект, можно узнать даже не из более позднего «Дракулы» Брэма Стокера, а из «Вампира» Джона Полидори, опубликованного за тридцать лет до «Джейн Эйр».
Вот так правильность не мешает — или даже позволяет? — быть ненадёжным рассказчиком.
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. The channel appears to be part of the broader information war that has developed following Russia's invasion of Ukraine. The Kremlin has paid Russian TikTok influencers to push propaganda, according to a Vice News investigation, while ProPublica found that fake Russian fact check videos had been viewed over a million times on Telegram. You may recall that, back when Facebook started changing WhatsApp’s terms of service, a number of news outlets reported on, and even recommended, switching to Telegram. Pavel Durov even said that users should delete WhatsApp “unless you are cool with all of your photos and messages becoming public one day.” But Telegram can’t be described as a more-secure version of WhatsApp. The Security Service of Ukraine said in a tweet that it was able to effectively target Russian convoys near Kyiv because of messages sent to an official Telegram bot account called "STOP Russian War." The Dow Jones Industrial Average fell 230 points, or 0.7%. Meanwhile, the S&P 500 and the Nasdaq Composite dropped 1.3% and 2.2%, respectively. All three indexes began the day with gains before selling off.
from in
