В продолжение недавних мыслей.
Пока владельцы обувных магазинов делают миллионы на переобувающихся интеллигентах, творческих узниках совести, городских обывалах и твиттерских снежинках, хочется сказать вот о чём.
Я даже, знаете, начну по-своему уважать тех стоиков безумия, которые и после подписания новых кровавых бумажек большими дядями, будут продолжать верить в свою сказку про Маленькую Демократию, Цивилизованный Мир, орков, золотые унитазы и весь этот фантастический лор.
Это воистину люди Идеи. Они ведь и так уже довольно давно смотрятся настоящими самураями, этаким элитным отрядом сектантов-берсерков, продолжающих держать идеологические позиции несмотря на рассыпающийся (и рассыпавшийся уже) под натиском реальности иллюзорный мир. Это ведь действительно люди, запивающие водкой из горла вино, всё зная про завтрашнее похмелье. Они срослись со своей медузьей сказкой так сильно, что она буквально стала частью их идентичности. Мне иронично их жаль, я постиронично им сочувствую, метаиронично их уважаю, и вполне себе серьёзно их понимаю.
Валяться в выгребной яме собственной виктимности и трусости — это незавидная судьба для человека, но показывать оттуда с хохотом два фака — это уже в какой-то степени панк. А панк — это круто. Панком был и значок Z на питерском поэтическом вечере в начале 2022.
И я думаю, такие люди должны презирать нынешних переобувантов и считать их жалкими. Так же, как в начале 2022 их самих считали жалкими мы.
Ведь для людей, живущих подлинно, убеждения всегда важнее желания быть хорошим или сыграть за правильную команду. То же самое и я сказал себе три года назад.
#заметки
Пока владельцы обувных магазинов делают миллионы на переобувающихся интеллигентах, творческих узниках совести, городских обывалах и твиттерских снежинках, хочется сказать вот о чём.
Я даже, знаете, начну по-своему уважать тех стоиков безумия, которые и после подписания новых кровавых бумажек большими дядями, будут продолжать верить в свою сказку про Маленькую Демократию, Цивилизованный Мир, орков, золотые унитазы и весь этот фантастический лор.
Это воистину люди Идеи. Они ведь и так уже довольно давно смотрятся настоящими самураями, этаким элитным отрядом сектантов-берсерков, продолжающих держать идеологические позиции несмотря на рассыпающийся (и рассыпавшийся уже) под натиском реальности иллюзорный мир. Это ведь действительно люди, запивающие водкой из горла вино, всё зная про завтрашнее похмелье. Они срослись со своей медузьей сказкой так сильно, что она буквально стала частью их идентичности. Мне иронично их жаль, я постиронично им сочувствую, метаиронично их уважаю, и вполне себе серьёзно их понимаю.
Валяться в выгребной яме собственной виктимности и трусости — это незавидная судьба для человека, но показывать оттуда с хохотом два фака — это уже в какой-то степени панк. А панк — это круто. Панком был и значок Z на питерском поэтическом вечере в начале 2022.
И я думаю, такие люди должны презирать нынешних переобувантов и считать их жалкими. Так же, как в начале 2022 их самих считали жалкими мы.
Ведь для людей, живущих подлинно, убеждения всегда важнее желания быть хорошим или сыграть за правильную команду. То же самое и я сказал себе три года назад.
#заметки
СКУФИСТИКА
Всё-таки давайте признаем, что соскуфиться и оскуфеть — принципиально разные вещи.
Соскуфиться — драматичный, но обратимый процесс, признак данной слабины, тактического отступления, за которыми, тем не менее, всё ещё присутствует Дух, просто ему нужно время чтобы пересобраться перед новым рывком, то есть это буквально стратегия тигра и затаившегося дракона. Хорошим примером такого состояния является знаменитая песня «Я так соскуфился», где чувствуется колоссальное внутреннее напряжение и сопротивление лирического героя.
Оскуфеть — необратимый процесс, маркер капитуляции, честное и открытое принятие своего фиаско в битве с миром потребления, готовность со всей внимательностью наблюдать красоту угасания угольков сгоревшего Духа.
Нельзя соскуфиться окончательно, равно также нельзя и немного оскуфеть.
Особняком при этом стоит народное выражение Оскуфемши. Оно означает то же, что соскуфиться, но рассматривает данное с ракурса приобретённой жизненной мудрости, некоего особого скуфского знания, недоступного ни юнцам, ни всё ещё сражающимся в спортзалах и чайных студиях отчаянным душам. Такая коннотация не только отсылает нас к русскому культурному коду, но и еще раз напоминает нам о мудрости коллективного сознания глубинного народа.
#заметки
Всё-таки давайте признаем, что соскуфиться и оскуфеть — принципиально разные вещи.
Соскуфиться — драматичный, но обратимый процесс, признак данной слабины, тактического отступления, за которыми, тем не менее, всё ещё присутствует Дух, просто ему нужно время чтобы пересобраться перед новым рывком, то есть это буквально стратегия тигра и затаившегося дракона. Хорошим примером такого состояния является знаменитая песня «Я так соскуфился», где чувствуется колоссальное внутреннее напряжение и сопротивление лирического героя.
Оскуфеть — необратимый процесс, маркер капитуляции, честное и открытое принятие своего фиаско в битве с миром потребления, готовность со всей внимательностью наблюдать красоту угасания угольков сгоревшего Духа.
Нельзя соскуфиться окончательно, равно также нельзя и немного оскуфеть.
Особняком при этом стоит народное выражение Оскуфемши. Оно означает то же, что соскуфиться, но рассматривает данное с ракурса приобретённой жизненной мудрости, некоего особого скуфского знания, недоступного ни юнцам, ни всё ещё сражающимся в спортзалах и чайных студиях отчаянным душам. Такая коннотация не только отсылает нас к русскому культурному коду, но и еще раз напоминает нам о мудрости коллективного сознания глубинного народа.
#заметки
КОГДА ТВОЯ ДЕВУШКА ВЕДЬМАК
В жизни есть несколько фундаментальных и вечных вопросов, и один из них — это, конечно, же, кого выбрать в «Ведьмаке» — Йеннифер или Трисс. Стоит сказать, что подобный выбор предстоит каждому и в жизни (правда, в жизни он ещё сложнее: здесь, в отличие от игры, мы можем выбрать ещё и Шани, и, прости господи, Цири, и даже Анну Генриетту, если конечно потянем).
При хоть сколько-нибудь внимательном рассмотрении мы понимаем, что это не просто персонажи — речь идёт о разных архипитических образах, фундаментально отличных друг от друга: характером, темпераментом и системой ценностей. Однако, помимо вещей платонических, эти женщины отличаются ещё вещью, казалось бы незначительной и земной, но крайне важной для финального выбора. А именно — цветом волос.
Сразу скажем, что ни одного цвета волос, что есть у перечисленных героинь, не бывает в реальности в виде натурального. Даже рыжая Анна Генриетта — не рыжая от рождения, а крашенная хной (видимо, княжеской). В целях сохранности вашей психики и уверенности в завтрашнем дне, вам стоит знать, какая из красок смывается быстрее: то есть, как быстро наш флёр влюблённости сменится бытовым разочарованием.
Самая стойкая краска — конечно, чёрная. Йеннифер, королева подъездов Венгерберга, любимица авторов игр о «Ведьмаке», и здесь имеет свой блат. На втором месте по стойкости — старая добрая хна, которой надёжно красит свои от рождения бледнорыжие волосы графиня Туссенская. Кстати, это как раз мой выбор: поэту полагается только графиня, при этом, желательно — чужая жена — иначе это не поэт, а фальшивый болванчик.
Ещё быстрее исчезают с голов ваших девиц яркие цвета — те, что наличествуют у имеющей нездоровую тягу к алкоголю Трисс Меригольд и у топящей свой непотопляемый невроз в работе докторицы Шани. Так что будьте осторожны с этими двумя: связи с ярковолосыми — по канону праздник, но праздник недолгий.
Труднее же всех, как всегда, придётся любителям пошалить (они же — любители песни Виктора Цоя «Когда твоя девушка ведьмак»). Пепельный цвет смывается быстрее всего, и помимо этого — ещё и здорово портит волосы, особенно если те были от природы тёмными. Так что, сколько бы вы не фантазировали о Цири (а вы о ней фантазировали), в жизни всё, как всегда, гораздо сложнее (да ещё и эти морально-этические нормы, чёрт бы их побрал).
Если серьёзно, то всё это — нелишний повод подумать о женщинах. Всё же, они действительно идут на многое ради красоты. Не ради вас, не обольщайтесь, а ради Красоты — Красоты в принципе, как явления, как сущности, единственно способной на то, чтобы нас всех здесь, уродов, спасти.
#заметки
В жизни есть несколько фундаментальных и вечных вопросов, и один из них — это, конечно, же, кого выбрать в «Ведьмаке» — Йеннифер или Трисс. Стоит сказать, что подобный выбор предстоит каждому и в жизни (правда, в жизни он ещё сложнее: здесь, в отличие от игры, мы можем выбрать ещё и Шани, и, прости господи, Цири, и даже Анну Генриетту, если конечно потянем).
При хоть сколько-нибудь внимательном рассмотрении мы понимаем, что это не просто персонажи — речь идёт о разных архипитических образах, фундаментально отличных друг от друга: характером, темпераментом и системой ценностей. Однако, помимо вещей платонических, эти женщины отличаются ещё вещью, казалось бы незначительной и земной, но крайне важной для финального выбора. А именно — цветом волос.
Сразу скажем, что ни одного цвета волос, что есть у перечисленных героинь, не бывает в реальности в виде натурального. Даже рыжая Анна Генриетта — не рыжая от рождения, а крашенная хной (видимо, княжеской). В целях сохранности вашей психики и уверенности в завтрашнем дне, вам стоит знать, какая из красок смывается быстрее: то есть, как быстро наш флёр влюблённости сменится бытовым разочарованием.
Самая стойкая краска — конечно, чёрная. Йеннифер, королева подъездов Венгерберга, любимица авторов игр о «Ведьмаке», и здесь имеет свой блат. На втором месте по стойкости — старая добрая хна, которой надёжно красит свои от рождения бледнорыжие волосы графиня Туссенская. Кстати, это как раз мой выбор: поэту полагается только графиня, при этом, желательно — чужая жена — иначе это не поэт, а фальшивый болванчик.
Ещё быстрее исчезают с голов ваших девиц яркие цвета — те, что наличествуют у имеющей нездоровую тягу к алкоголю Трисс Меригольд и у топящей свой непотопляемый невроз в работе докторицы Шани. Так что будьте осторожны с этими двумя: связи с ярковолосыми — по канону праздник, но праздник недолгий.
Труднее же всех, как всегда, придётся любителям пошалить (они же — любители песни Виктора Цоя «Когда твоя девушка ведьмак»). Пепельный цвет смывается быстрее всего, и помимо этого — ещё и здорово портит волосы, особенно если те были от природы тёмными. Так что, сколько бы вы не фантазировали о Цири (а вы о ней фантазировали), в жизни всё, как всегда, гораздо сложнее (да ещё и эти морально-этические нормы, чёрт бы их побрал).
Если серьёзно, то всё это — нелишний повод подумать о женщинах. Всё же, они действительно идут на многое ради красоты. Не ради вас, не обольщайтесь, а ради Красоты — Красоты в принципе, как явления, как сущности, единственно способной на то, чтобы нас всех здесь, уродов, спасти.
#заметки
CAMEL
Моя жизнь красива,
как юная мусульманка,
на которую даже смотреть —
харам.
Я ходил по разным дорогам,
и грязно-розовой колеёй
сердечного танка
все они ведут в храм.
Кто знает — тот знает,
Россия — страна возможностей.
Possibilities,
детский садик имени Босха.
А моё поколение —
сплошь страшилище и позорище,
застрявшая посреди
между глазом и миром слёзка.
Мир для дитятки-переростка —
плохая новость,
как для поэта, которого запалили
с чужой женой.
Но я всё же люблю
всю его малиновость и вишнёвость,
как поцелуй перед смертью
стильный и затяжной.
(2025)
#стихи
Моя жизнь красива,
как юная мусульманка,
на которую даже смотреть —
харам.
Я ходил по разным дорогам,
и грязно-розовой колеёй
сердечного танка
все они ведут в храм.
Кто знает — тот знает,
Россия — страна возможностей.
Possibilities,
детский садик имени Босха.
А моё поколение —
сплошь страшилище и позорище,
застрявшая посреди
между глазом и миром слёзка.
Мир для дитятки-переростка —
плохая новость,
как для поэта, которого запалили
с чужой женой.
Но я всё же люблю
всю его малиновость и вишнёвость,
как поцелуй перед смертью
стильный и затяжной.
(2025)
#стихи
САЛЮТ В НЕБЕ НАД ГОРЛОВКОЙ
Обещали друг другу не умирать,
пока не увидим
салюта в небе над Горловкой
или над
Рейкьявиком на крайняк
(от последнего слова
пахнет отцовским пивом,
которое вспенилось
под грохочущий тремор стен
на глухих губах).
Мы чудовищно
непунктуальны в своей любви.
И в войне с опозданием,
будто в сорок четвёртом янки.
Но лучше ведь поздно,
чем никогда —
ведь да?
Залпом выпиты крокодильи слёзы
очередных евреев.
Залпом выбиты стёкла седых очков
соседних панелек.
Серпентарий интеллигенции,
пресмыкающийся перед бюргерами
жеманно,
рукопожатные
хороводы вокруг шамана
— одна херня.
Дорожкой пáнковой да поэтской,
русской — катился велик.
Всё в перламутрах
от поцелуев или истерик,
в витражном мае.
Ты ещё спрашиваешь,
почему меня не берут на телик.
Даже не знаю.
Обещали друг другу не умирать,
пока не увидим
салюта в небе над Горловкой
или на крайняк —
хоть в собственном сердце
среди безвременного июля.
Из целого мира —
вылепили слова лишь.
Как в детстве учили:
слово не воробей, но пуля.
Вылетит — и поймаешь.
(2025)
#стихи
Обещали друг другу не умирать,
пока не увидим
салюта в небе над Горловкой
или над
Рейкьявиком на крайняк
(от последнего слова
пахнет отцовским пивом,
которое вспенилось
под грохочущий тремор стен
на глухих губах).
Мы чудовищно
непунктуальны в своей любви.
И в войне с опозданием,
будто в сорок четвёртом янки.
Но лучше ведь поздно,
чем никогда —
ведь да?
Залпом выпиты крокодильи слёзы
очередных евреев.
Залпом выбиты стёкла седых очков
соседних панелек.
Серпентарий интеллигенции,
пресмыкающийся перед бюргерами
жеманно,
рукопожатные
хороводы вокруг шамана
— одна херня.
Дорожкой пáнковой да поэтской,
русской — катился велик.
Всё в перламутрах
от поцелуев или истерик,
в витражном мае.
Ты ещё спрашиваешь,
почему меня не берут на телик.
Даже не знаю.
Обещали друг другу не умирать,
пока не увидим
салюта в небе над Горловкой
или на крайняк —
хоть в собственном сердце
среди безвременного июля.
Из целого мира —
вылепили слова лишь.
Как в детстве учили:
слово не воробей, но пуля.
Вылетит — и поймаешь.
(2025)
#стихи
КОГДА ТЫ БЫЛ БАБОЧКОЙ
Как часто события, которые мы потом оцениваем как изменившие жизнь к лучшему, придавшие нам сил для нового витка, события — источники пусковой энергии, события-родники и месторождения — как часто они на самом деле являются моментами максимальной уязвимости, моментами, когда мы совершенно безоружны, наги и отданы в волю происходящему всецело. И это не капитуляция, не вынужденная сдача, это скорее подвиг доверия — человеку, реальности, мигу, богу или словам.
То же самое и с местами. Местами силы для нас часто становятся постфактум те локации, в которых каждый вдох нами ощущался, как русалочке — хождение по земле, как бабочке — полёты под одеялом.
Дело в данном случае не в пройденных испытаниях, а в прожитых особым образом кульминационных моментах, прочувствованных определённым образом вдохах и выдохах, сказанных и услышанных определённым образом (или не сказанных / не услышанных) словах. Силу рождает филигранно точное совпадение времени, места и абсолютной уязвимости.
Интересно и то, что места, в которых мы одержали победу, проявив при этом резистентность, совершив волевое превозмогание — редко становятся для нас позже местами силы. Но могут таковыми становиться для нас те места, где эти проявления абсолютной стойкости случались у других.
#заметки
Как часто события, которые мы потом оцениваем как изменившие жизнь к лучшему, придавшие нам сил для нового витка, события — источники пусковой энергии, события-родники и месторождения — как часто они на самом деле являются моментами максимальной уязвимости, моментами, когда мы совершенно безоружны, наги и отданы в волю происходящему всецело. И это не капитуляция, не вынужденная сдача, это скорее подвиг доверия — человеку, реальности, мигу, богу или словам.
То же самое и с местами. Местами силы для нас часто становятся постфактум те локации, в которых каждый вдох нами ощущался, как русалочке — хождение по земле, как бабочке — полёты под одеялом.
Дело в данном случае не в пройденных испытаниях, а в прожитых особым образом кульминационных моментах, прочувствованных определённым образом вдохах и выдохах, сказанных и услышанных определённым образом (или не сказанных / не услышанных) словах. Силу рождает филигранно точное совпадение времени, места и абсолютной уязвимости.
Интересно и то, что места, в которых мы одержали победу, проявив при этом резистентность, совершив волевое превозмогание — редко становятся для нас позже местами силы. Но могут таковыми становиться для нас те места, где эти проявления абсолютной стойкости случались у других.
#заметки
ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Захотелось поцеловать кого-то
с именем Нина,
доказав, что на самом деле
она ранима.
Вселенная мнима,
а Elden Ring проходима
(только кто потом тебе купит
новые джойстики?)
Знаешь, скоро великий пост —
я вхожу без здрасьте,
задать вопросы
о чувстве собственной копипасты.
Скулим собаками,
богом брошены в бизнес-классе.
Смотри, как ласково, крошка,
нам зашивают пасти.
А до серьёзных клыков —
чуть-чуть ещё подрасти.
До великих постов —
босиком шагнуть через блокпосты,
где педофилы мобилизаций
всё пузо слизывают с Европы,
но мы друг к другу всё ещё тянемся
через визы и углероды.
Через моральный кумар,
кто левый, а кто здесь правый,
через белые пóльта,
ватные кимоно для фото,
через развалины, гравий,
кошмары всех демографий —
так захотелось поцеловать
кого-то.
(2025)
#стихи
Захотелось поцеловать кого-то
с именем Нина,
доказав, что на самом деле
она ранима.
Вселенная мнима,
а Elden Ring проходима
(только кто потом тебе купит
новые джойстики?)
Знаешь, скоро великий пост —
я вхожу без здрасьте,
задать вопросы
о чувстве собственной копипасты.
Скулим собаками,
богом брошены в бизнес-классе.
Смотри, как ласково, крошка,
нам зашивают пасти.
А до серьёзных клыков —
чуть-чуть ещё подрасти.
До великих постов —
босиком шагнуть через блокпосты,
где педофилы мобилизаций
всё пузо слизывают с Европы,
но мы друг к другу всё ещё тянемся
через визы и углероды.
Через моральный кумар,
кто левый, а кто здесь правый,
через белые пóльта,
ватные кимоно для фото,
через развалины, гравий,
кошмары всех демографий —
так захотелось поцеловать
кого-то.
(2025)
#стихи
Пришёл какой-то шейх и поставил золотой звёздный платный лайк. Что это значит? Я теперь тоже шейх?
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Дочь Подполковника
текст — 2015 (первое стихотворение из одноимённого цикла в 6 стихов)
видео — 2021
#видео
текст — 2015 (первое стихотворение из одноимённого цикла в 6 стихов)
видео — 2021
#видео
В течение следующих нескольких дней выложу полностью цикл «Дочь Подполковника» с эксклюзивными иллюстрациями Аси Галицкой и авторским комментарием к каждой главе.
Но перед этим немного расскажу, что это вообще такое, зачем оно и почему — в отдельной статье (сегодня вечером).
В последние годы у нас в обществе есть болячка: навязанная извне неверная и манипулятивная постановка вопроса, искусственно поделившая общество на т.н. «провоенных» и т.н.«антивоенных». В контексте цикла эту тему очень удобно раскрыть,а заодно разъяснить-таки что-то людям с IQ ниже 20, в 2025 году продолжающим смотреть на мир через очки Гарри Поттера.
Пришло время поговорить о современном антимилитаризме, пацаны. О настоящем.
Но перед этим немного расскажу, что это вообще такое, зачем оно и почему — в отдельной статье (сегодня вечером).
В последние годы у нас в обществе есть болячка: навязанная извне неверная и манипулятивная постановка вопроса, искусственно поделившая общество на т.н. «провоенных» и т.н.«антивоенных». В контексте цикла эту тему очень удобно раскрыть,
Пришло время поговорить о современном антимилитаризме, пацаны. О настоящем.
СОВРЕМЕННЫЙ АНТИМИЛИТАРИЗМ
Авторский комментарий к циклу «Дочь Подполковника» (2015-2017).
Этот созданный в середине десятых цикл я одно время считал своей главной работой. История с сюжетом, персонажами, локациями и каким-никаким собственным лором, умещённая в шесть относительно небольших текстов, да ещё и стихами, да ещё и в жанре космооперы — это была изначально странная идея. Цикл потом ещё долго называли «Mass Effect в стихах», и забавно то, что на момент его написания ни в одну игру из серии «Mass Effect» я не играл, хотя определённые корни в массовой культуре у цикла были — например, песня «Space Oddity» Дэвида Боуи, персонаж которой (майор Том), собственно, и обрёл в цикле новую жизнь, прямо по ходу истории получив новое звание.
Действие цикла разворачивается на фоне войны, в разной степени калечащей судьбы абсолютно всех персонажей истории. Однако, цикл едва ли можно назвать антимилитаристским в понимании, заложенном нам XX веком. Антимилитаризм прошлого века предполагал непосредственную критику войны как явления, это, собственно, и был его основной критерий везде — от книг Ремарка до фильма «Джонни взял ружьё» или песни «Пусть всегда будет солнце».
Но уважающий себя автор XXI века не может просто взять и сказать: «война — плохо», поскольку это — всё равно, что сказать «лёд холодный». Это не информация, не художественная мысль, это — прописная истина, в силу своей очевидности не несущая чувственного веса. Все знают, что война — плохо и страшно. Нет ничего глупее, чем человек, сообщающий прописную истину с лицом мессии.
Читая цикл, можно заметить, что война между Сторицей и Мятежниками — не начинается и не заканчивается, мы не знаем её причин и условий завершения, никто из персонажей (в общем-то, страдающих из-за) не обрушивается с критикой на мироустройство, даже в моменты отчаянья существуя только в области частностей и являясь при этом полноценным действующим лицом глобального процесса, а не глупым NPC. И кстати, лицом героическим: никто из них не предаёт ни идеалы собственные, ни идеалы Родины, даже тогда, когда компромисс невозможен. Герои не просто ломаются, герои полноценно живут в войне, проходят каждый свой путь, раскрывая каждый свой духовный потенциал. Более того — герои воюют и убивают сами. Но история про Викторию и Немо — это не что иное, как современный антимилитаризм.
Современный автор принципиально всегда выбирает человека. При описании военных событий, война — не явление, не действующее лицо, она — фон для развития персонажей. Она не субъектна, а значит — не может быть подвергнута непосредственной критике (губительной для художественной ценности произведения). Всё чувственное внимание уделяется персонажу, его существованию, проявлениям и изменениям на фоне происходящего, при этом сам фон не является ни чем, кроме фона (то есть, безусловно происходящего, неизменяемого, неустраняемого силами героя события, схожего, например, с погодой). Неизменяемость, резистентность фона позволяет нам лучше сконцентрироваться на герое, проникнуться к нему состраданием. Именно это попадает в зрителя, а не бесплодные изначально попытки критиковать то, что никто не имеет возможности изменить: ни автор, ни персонаж, ни читатель. Не говоря уже о банальной правде: пацифистская патетика не остановила ещё ни одну войну, в то время как частное сострадание к человеку останавливает конкретные губительные действия на каждой войне. Эту правду сообщает нам объективная реальность, которая, хоть и не должна непременно передаваться в художественном произведении, но не может быть полностью проингорирована без ущерба для зрительской вовлечённости.
Продолжая сравнение: вместо того, чтобы кричать в небо на дождь, мы концентрируем внимание на человеке, промокшем под дождём (или же не промокшем, или же бегущем под дождём, смеющемся под дождём, плачущем, умирающем, рождающемся, любящем, недавидящем).
Наш век — век бережного индивидуалистического восприятия: мы отучены и от титанических подвигов модерна по сдвиганию небес, и от постмодернистского трусливого отрицания самого существования этих самых небес.
#простихи
Авторский комментарий к циклу «Дочь Подполковника» (2015-2017).
Этот созданный в середине десятых цикл я одно время считал своей главной работой. История с сюжетом, персонажами, локациями и каким-никаким собственным лором, умещённая в шесть относительно небольших текстов, да ещё и стихами, да ещё и в жанре космооперы — это была изначально странная идея. Цикл потом ещё долго называли «Mass Effect в стихах», и забавно то, что на момент его написания ни в одну игру из серии «Mass Effect» я не играл, хотя определённые корни в массовой культуре у цикла были — например, песня «Space Oddity» Дэвида Боуи, персонаж которой (майор Том), собственно, и обрёл в цикле новую жизнь, прямо по ходу истории получив новое звание.
Действие цикла разворачивается на фоне войны, в разной степени калечащей судьбы абсолютно всех персонажей истории. Однако, цикл едва ли можно назвать антимилитаристским в понимании, заложенном нам XX веком. Антимилитаризм прошлого века предполагал непосредственную критику войны как явления, это, собственно, и был его основной критерий везде — от книг Ремарка до фильма «Джонни взял ружьё» или песни «Пусть всегда будет солнце».
Но уважающий себя автор XXI века не может просто взять и сказать: «война — плохо», поскольку это — всё равно, что сказать «лёд холодный». Это не информация, не художественная мысль, это — прописная истина, в силу своей очевидности не несущая чувственного веса. Все знают, что война — плохо и страшно. Нет ничего глупее, чем человек, сообщающий прописную истину с лицом мессии.
Читая цикл, можно заметить, что война между Сторицей и Мятежниками — не начинается и не заканчивается, мы не знаем её причин и условий завершения, никто из персонажей (в общем-то, страдающих из-за) не обрушивается с критикой на мироустройство, даже в моменты отчаянья существуя только в области частностей и являясь при этом полноценным действующим лицом глобального процесса, а не глупым NPC. И кстати, лицом героическим: никто из них не предаёт ни идеалы собственные, ни идеалы Родины, даже тогда, когда компромисс невозможен. Герои не просто ломаются, герои полноценно живут в войне, проходят каждый свой путь, раскрывая каждый свой духовный потенциал. Более того — герои воюют и убивают сами. Но история про Викторию и Немо — это не что иное, как современный антимилитаризм.
Современный автор принципиально всегда выбирает человека. При описании военных событий, война — не явление, не действующее лицо, она — фон для развития персонажей. Она не субъектна, а значит — не может быть подвергнута непосредственной критике (губительной для художественной ценности произведения). Всё чувственное внимание уделяется персонажу, его существованию, проявлениям и изменениям на фоне происходящего, при этом сам фон не является ни чем, кроме фона (то есть, безусловно происходящего, неизменяемого, неустраняемого силами героя события, схожего, например, с погодой). Неизменяемость, резистентность фона позволяет нам лучше сконцентрироваться на герое, проникнуться к нему состраданием. Именно это попадает в зрителя, а не бесплодные изначально попытки критиковать то, что никто не имеет возможности изменить: ни автор, ни персонаж, ни читатель. Не говоря уже о банальной правде: пацифистская патетика не остановила ещё ни одну войну, в то время как частное сострадание к человеку останавливает конкретные губительные действия на каждой войне. Эту правду сообщает нам объективная реальность, которая, хоть и не должна непременно передаваться в художественном произведении, но не может быть полностью проингорирована без ущерба для зрительской вовлечённости.
Продолжая сравнение: вместо того, чтобы кричать в небо на дождь, мы концентрируем внимание на человеке, промокшем под дождём (или же не промокшем, или же бегущем под дождём, смеющемся под дождём, плачущем, умирающем, рождающемся, любящем, недавидящем).
Наш век — век бережного индивидуалистического восприятия: мы отучены и от титанических подвигов модерна по сдвиганию небес, и от постмодернистского трусливого отрицания самого существования этих самых небес.
#простихи
Итак, современный антимилитаризм — это глубокое и внимательное погружение в человека, полноценно существующего на естественном милитарном фоне. Это попытка обустроить человека в мире вместо того, чтобы тщетно превращать мир в декорации для человека. Попытка помочь сохранить человека в войне вместо того, чтобы тщетно пытаться отменить войну.
Современный автор не преклоняется перед ужасом и не прячется от него — он принимает ужас, он идёт в него, идёт честно, смело и зачастую безоружно. Потому что роль художника — не в пропаганде и не в проповеди. Художник нужен только для того, чтобы формировать у людей чувственное восприятие мира, в том числе и его ужасов: если этого не сделает художник — не сделает никто.
Честный современный художник не будет делать вид, что не замечает голого человека под дождём и не станет бездеятельно рыдать о его судьбе — он либо развернёт над ним зонт, либо разденется сам и сядет с ним, попутно раздев ещё и читателя. «Дочь подполковника», да и многие другие, более поздние мои тексты — это попытка сделать как раз второе.
P.S.
За восемь лет существования цикла было несколько попыток превратить его в полноценную пьесу и поставить в театре (даже в виде мюзикла!), но ни одна из этих попыток не была доведена до сцены. Может быть, потому что это должно случиться в середине двадцатых? А? Театралы есть в здании? Я всё отдам бесплатно и помогу написать саму пьесу, а также в последствии поставить спектакль. Не переживайте: если что-то пойдёт не так, то как честный автор, я непременно сяду с вами.
Пишите: @sergeev_telega
Духотура окончена, стихи завтра.
#простихи
Современный автор не преклоняется перед ужасом и не прячется от него — он принимает ужас, он идёт в него, идёт честно, смело и зачастую безоружно. Потому что роль художника — не в пропаганде и не в проповеди. Художник нужен только для того, чтобы формировать у людей чувственное восприятие мира, в том числе и его ужасов: если этого не сделает художник — не сделает никто.
Честный современный художник не будет делать вид, что не замечает голого человека под дождём и не станет бездеятельно рыдать о его судьбе — он либо развернёт над ним зонт, либо разденется сам и сядет с ним, попутно раздев ещё и читателя. «Дочь подполковника», да и многие другие, более поздние мои тексты — это попытка сделать как раз второе.
P.S.
За восемь лет существования цикла было несколько попыток превратить его в полноценную пьесу и поставить в театре (даже в виде мюзикла!), но ни одна из этих попыток не была доведена до сцены. Может быть, потому что это должно случиться в середине двадцатых? А? Театралы есть в здании? Я всё отдам бесплатно и помогу написать саму пьесу, а также в последствии поставить спектакль. Не переживайте: если что-то пойдёт не так, то как честный автор, я непременно сяду с вами.
Пишите: @sergeev_telega
Духотура окончена, стихи завтра.
#простихи
сцена I
ДОЧЬ ПОДПОЛКОВНИКА
Космическая война с роботами идёт уже долгое время, и всё это время люди в ней решительно побеждают, осваивая всё новые и новые уголки космоса. Молодой лейтенант Немо успешно сражается с противником в составе небесной Сторицы под командованием подполковника Тома. Кажется, единственной, кому не спокойно на сердце от всей этой славы людской, остаётся Виктория — девушка из высших слоёв общества, юная невеста Немо.
ДОЧЬ ПОДПОЛКОВНИКА
Дочь подполковника
ведает, что творит,
накалывая на локон метеорит,
питаясь сухим вином,
пока Немо в космосе,
протирая платком стекло
блестящего шлема.
У дочери подполковника
по субботам
мигрень и бессонница
от гряды бесконечных дел.
Вот вера моя, и небо ей - не предел.
Думает Дочь, и слёзы её тверды,
как, кажется, углерод дорогих молекул.
На стёклах метро:
Дочери подполковника нет нужды
искать себе дом.
Нашедшему, дом — проблема.
Губам полусонным шепчется:
Немо, Немо...
Ушам полусонным слышится:
Вот образ мой,
фюзеляж избежит пробоин.
Вот вера моя, и небо ей —не предел.
А космос молчал.
Твердел углерод в алмазе.
Любой в атмосфере делал,
что он хотел.
И даже когда полгода
не было связи
Вот вера моя, и небо ей — не предел.
Вот вера моя, и небо ей –
Немо, Немо...
Дочь подполковника,
глядя на календарь,
протирает платком
стекло блестящего шлема,
усыпанного алмазами,
как алтарь.
(2015)
#стихи
ДОЧЬ ПОДПОЛКОВНИКА
Космическая война с роботами идёт уже долгое время, и всё это время люди в ней решительно побеждают, осваивая всё новые и новые уголки космоса. Молодой лейтенант Немо успешно сражается с противником в составе небесной Сторицы под командованием подполковника Тома. Кажется, единственной, кому не спокойно на сердце от всей этой славы людской, остаётся Виктория — девушка из высших слоёв общества, юная невеста Немо.
ДОЧЬ ПОДПОЛКОВНИКА
Дочь подполковника
ведает, что творит,
накалывая на локон метеорит,
питаясь сухим вином,
пока Немо в космосе,
протирая платком стекло
блестящего шлема.
"Как мне, родная,
в условиях невесомости
встать на одно колено?"
У дочери подполковника
по субботам
мигрень и бессонница
от гряды бесконечных дел.
"Здесь столько их,
чёртовых роботов-автоботов,
и ни один меня не задел!"
Вот вера моя, и небо ей - не предел.
Думает Дочь, и слёзы её тверды,
как, кажется, углерод дорогих молекул.
На стёклах метро:
"Астероиды в ипотеку.
Всего пять световых минут
от вашей звезды"Дочери подполковника нет нужды
искать себе дом.
Нашедшему, дом — проблема.
Губам полусонным шепчется:
Немо, Немо...
Ушам полусонным слышится:
"Эй, а ты
там встретишь меня,
когда я вернусь героем?
Хоть помнишь, как выглядел?
Помнишь, как улетел?"Вот образ мой,
фюзеляж избежит пробоин.
Вот вера моя, и небо ей —не предел.
А космос молчал.
Твердел углерод в алмазе.
Любой в атмосфере делал,
что он хотел.
И даже когда полгода
не было связи
Вот вера моя, и небо ей — не предел.
Вот вера моя, и небо ей –
Немо, Немо...
Дочь подполковника,
глядя на календарь,
протирает платком
стекло блестящего шлема,
усыпанного алмазами,
как алтарь.
(2015)
#стихи
сцена II
НЕМО
Космическая война лейтенанта Немо не знает ни поражений, ни конца, ни края — и во тьме космоса всё сложнее разглядеть путь домой. Одолеваемый тоской по любимой, Немо позволяет себе сомнения и рефлексию, которые в условиях войны сразу же приводят к последствиям. Не имея возможности написать невесте, терпящий свой первый разгром лейтенант пишет её отцу — своему командиру.
НЕМО
Сэр, говорю вам,
сколько бы мы не двигались —
мы в начале.
Наш горизонт —
порог и дверной проём.
Помните,
с одинокой Земли кричали
под ноги вам:
«Приём, майор Том, приём?»
Я был тогда ребёнком,
живым и зрячим,
мальчиком,
что на звёзды и вас глазел.
Космос и вправду выглядит
чуть иначе,
если смотреть на космос
через прицел.
Сэр, ваша дочь,
вернее, её молитвы
Сторице как никогда нужны.
У нас не было ни одной
проигранной битвы.
И ни одной
закончившейся войны.
Мы бились на Андромеде, Аделаиде.
Что же теперь
так тянет писать в тетрадь?
Я, кажется, не умею их ненавидеть.
Я более не умею их ненавидеть.
Что хуже ещё —
мне страшно здесь умирать.
Что ж.
Передайте...
К чёрту. Мы пьём до дна.
Враг окружает.
Звёзды, врезаясь в броник,
отскакивают — и градом,
сквозь времена,
падают к ней
на старенький подоконник.
И вам на погон упала ещё одна.
Загадывайте желание,
подполковник.
(2016)
#стихи
НЕМО
Космическая война лейтенанта Немо не знает ни поражений, ни конца, ни края — и во тьме космоса всё сложнее разглядеть путь домой. Одолеваемый тоской по любимой, Немо позволяет себе сомнения и рефлексию, которые в условиях войны сразу же приводят к последствиям. Не имея возможности написать невесте, терпящий свой первый разгром лейтенант пишет её отцу — своему командиру.
НЕМО
Сэр, говорю вам,
сколько бы мы не двигались —
мы в начале.
Наш горизонт —
порог и дверной проём.
Помните,
с одинокой Земли кричали
под ноги вам:
«Приём, майор Том, приём?»
Я был тогда ребёнком,
живым и зрячим,
мальчиком,
что на звёзды и вас глазел.
Космос и вправду выглядит
чуть иначе,
если смотреть на космос
через прицел.
Сэр, ваша дочь,
вернее, её молитвы
Сторице как никогда нужны.
У нас не было ни одной
проигранной битвы.
И ни одной
закончившейся войны.
Мы бились на Андромеде, Аделаиде.
Что же теперь
так тянет писать в тетрадь?
Я, кажется, не умею их ненавидеть.
Я более не умею их ненавидеть.
Что хуже ещё —
мне страшно здесь умирать.
Что ж.
Передайте...
К чёрту. Мы пьём до дна.
Враг окружает.
Звёзды, врезаясь в броник,
отскакивают — и градом,
сквозь времена,
падают к ней
на старенький подоконник.
И вам на погон упала ещё одна.
Загадывайте желание,
подполковник.
(2016)
#стихи