Во втором случае связь между убеждениями и их (пропозициональным) содержанием может, и устанавливается, но так, что она точно исключает то элиминативное объяснение, которое содержится в аргументе Тараса в такой реконструкции. Остается первый вариант. Он, впрочем, не кажется мне многообещающим. Единственный понятный и не кажущийся (мне, по крайней мере) сомнительным вариант, при котором объяснение убеждений охватывает в том числе и их содержание – тот, при котором содержание убеждения касается объяснения – проще говоря, убеждение касается своего собственного объяснения. Но такой вариант кажется читерством, поскольку возникает исключительно за счет специфики того, к чему убеждение относится – по сути, преодоления разрыва здесь нет. Еще один вариант, кажущийся мне куда более неоднозначным – «погружение» содержания убеждения в его функциональный, номологический или каузальный компонент. Содержание убеждений не просто частично, а полностью определяется одним из этих аспектов. Представить такой взгляд вполне возможно, но, теоретически – он может приводить к радикальному скептицизму. Если содержание убеждений полностью определяется каким-то из этих аспектов, то кажется правдоподобным, что и содержание некоторых значимых для нас убеждений тоже так определяется. К примеру, я вижу перед собой тетрадь, или – если выбирать более феноменологический язык – мой опыт в данный момент включает объект, который опознается мной как тетрадь. В определенном смысле я могу сказать, что prima facie – при отсутствии каких-то ниспровергающих свидетельств – верю в то, что передо мной тетрадь, и она мне не померещилась. Теоретически, такое prima facie убеждение можно объяснить тем, что мой опыт вполне корректно отображает реальность. Проще говоря, наличие этого убеждения можно объяснить тем, что оно истинно. Но аргумент Тараса, по сути, предлагает другой вариант – объяснение убеждений за счет обращения к факторам, которые не относятся необходимым образом к их содержанию. Конечно, можно сказать, что в случае тетради она является физическим объектом и, соответственно, является одним из компонентов физического объяснения – наряду с процессом восприятия, который также описывается в физических терминах. Проблема, на мой взгляд, в том, что обращение к «корректному физическому объяснению» не содержит явного и обоснованного различия между объяснением через обращение к содержанию и объяснением, которое к содержанию не обращается. Трудно сказать наверняка, в чем суть «корректного физического объяснения», но, как я полагаю, нет оснований исключать ту опцию, что такое объяснение в принципе не предполагает, что объекты, к которым мы обычно и относим (некоторые) наши убеждения, являются необходимым компонентом такого объяснения. Обращение к объектам внешнего мира может требоваться в рамках наилучшего объяснения в каком-то контексте, но я не вижу (пока) оснований считать, что этот контекст глобален. То, что субъект воспринимает (в феноменологическом смысле слова «восприятие», без реалистских онтологических обязательств) столь же непосредственно, как я воспринимаю лежащую передо мной тетрадь в моем примере, может объяснено работой определенных участков мозга, а отнюдь не истинностью самого убеждения, притом что для самого субъекта эти данности не отличаются по своим эпистемологическим параметрам. Конечно, можно допустить, что «корректное физическое объяснение» перцептивных убеждений, вопреки сказанному, необходимым образом всегда предполагает объяснение через истинность таких убеждений. В ответ я мог бы представить два «физических» объяснения, которые следует принципу экономии. Согласно одному из них, восприятие – это физический процесс, в котором участвует воспринимаемый и воспринимающий. Они оба рассматриваются как физические объекты. Таким образом, в нашем объяснении нет никаких не-физических сущностей. Во втором случае восприятие объясняется за счет процессов в мозге (в зависимости от вариации – за счет алгоритмов, которые могут быть реализованы на разном субстрате или за счет процессов в мозге).
Во втором случае связь между убеждениями и их (пропозициональным) содержанием может, и устанавливается, но так, что она точно исключает то элиминативное объяснение, которое содержится в аргументе Тараса в такой реконструкции. Остается первый вариант. Он, впрочем, не кажется мне многообещающим. Единственный понятный и не кажущийся (мне, по крайней мере) сомнительным вариант, при котором объяснение убеждений охватывает в том числе и их содержание – тот, при котором содержание убеждения касается объяснения – проще говоря, убеждение касается своего собственного объяснения. Но такой вариант кажется читерством, поскольку возникает исключительно за счет специфики того, к чему убеждение относится – по сути, преодоления разрыва здесь нет. Еще один вариант, кажущийся мне куда более неоднозначным – «погружение» содержания убеждения в его функциональный, номологический или каузальный компонент. Содержание убеждений не просто частично, а полностью определяется одним из этих аспектов. Представить такой взгляд вполне возможно, но, теоретически – он может приводить к радикальному скептицизму. Если содержание убеждений полностью определяется каким-то из этих аспектов, то кажется правдоподобным, что и содержание некоторых значимых для нас убеждений тоже так определяется. К примеру, я вижу перед собой тетрадь, или – если выбирать более феноменологический язык – мой опыт в данный момент включает объект, который опознается мной как тетрадь. В определенном смысле я могу сказать, что prima facie – при отсутствии каких-то ниспровергающих свидетельств – верю в то, что передо мной тетрадь, и она мне не померещилась. Теоретически, такое prima facie убеждение можно объяснить тем, что мой опыт вполне корректно отображает реальность. Проще говоря, наличие этого убеждения можно объяснить тем, что оно истинно. Но аргумент Тараса, по сути, предлагает другой вариант – объяснение убеждений за счет обращения к факторам, которые не относятся необходимым образом к их содержанию. Конечно, можно сказать, что в случае тетради она является физическим объектом и, соответственно, является одним из компонентов физического объяснения – наряду с процессом восприятия, который также описывается в физических терминах. Проблема, на мой взгляд, в том, что обращение к «корректному физическому объяснению» не содержит явного и обоснованного различия между объяснением через обращение к содержанию и объяснением, которое к содержанию не обращается. Трудно сказать наверняка, в чем суть «корректного физического объяснения», но, как я полагаю, нет оснований исключать ту опцию, что такое объяснение в принципе не предполагает, что объекты, к которым мы обычно и относим (некоторые) наши убеждения, являются необходимым компонентом такого объяснения. Обращение к объектам внешнего мира может требоваться в рамках наилучшего объяснения в каком-то контексте, но я не вижу (пока) оснований считать, что этот контекст глобален. То, что субъект воспринимает (в феноменологическом смысле слова «восприятие», без реалистских онтологических обязательств) столь же непосредственно, как я воспринимаю лежащую передо мной тетрадь в моем примере, может объяснено работой определенных участков мозга, а отнюдь не истинностью самого убеждения, притом что для самого субъекта эти данности не отличаются по своим эпистемологическим параметрам. Конечно, можно допустить, что «корректное физическое объяснение» перцептивных убеждений, вопреки сказанному, необходимым образом всегда предполагает объяснение через истинность таких убеждений. В ответ я мог бы представить два «физических» объяснения, которые следует принципу экономии. Согласно одному из них, восприятие – это физический процесс, в котором участвует воспринимаемый и воспринимающий. Они оба рассматриваются как физические объекты. Таким образом, в нашем объяснении нет никаких не-физических сущностей. Во втором случае восприятие объясняется за счет процессов в мозге (в зависимости от вариации – за счет алгоритмов, которые могут быть реализованы на разном субстрате или за счет процессов в мозге).
BY Skepticfallacy
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” In December 2021, Sebi officials had conducted a search and seizure operation at the premises of certain persons carrying out similar manipulative activities through Telegram channels. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. "Your messages about the movement of the enemy through the official chatbot … bring new trophies every day," the government agency tweeted. Such instructions could actually endanger people — citizens receive air strike warnings via smartphone alerts.
from in
