Нефтяная сланцевая революция становится газовой...
...однако хорошего в этом для американского нефтегаза мало: в той же Перми природный газ идет по отрицательным ценам. Поступление попутного газа в сланцевой скважине увеличивается по мере падения давления в пласте. Он начинает давать меньше тяжелых углеводородов и больше легких.
Минэнерго США приводит цифры десятилетней трансформации для трех крупных формаций. Для самой крупного Пермского бассейна за десятилетие доля газа выросла с 34% до 40%, для Баккена с 16% до 33%, для Игл Форд с 37 до 48%.
Это значит, что нефти на сланцевых формациях все меньше, а чтобы ее добыть, надо бурить все больше. И это нужно, чтобы оставаться на текущих уровнях добычи. Особенно интересны эти эксперименты в Перми, где нефтяники вынуждены оплачивать не только гигантские капексы на добычу нефти, но и расходы на утилизацию попутного газа.
Для всей американской экономики это энергетическое благо, а вот для конкретных операторов на месторождениях — финансовая боль.
Нефтяная сланцевая революция становится газовой...
...однако хорошего в этом для американского нефтегаза мало: в той же Перми природный газ идет по отрицательным ценам. Поступление попутного газа в сланцевой скважине увеличивается по мере падения давления в пласте. Он начинает давать меньше тяжелых углеводородов и больше легких.
Минэнерго США приводит цифры десятилетней трансформации для трех крупных формаций. Для самой крупного Пермского бассейна за десятилетие доля газа выросла с 34% до 40%, для Баккена с 16% до 33%, для Игл Форд с 37 до 48%.
Это значит, что нефти на сланцевых формациях все меньше, а чтобы ее добыть, надо бурить все больше. И это нужно, чтобы оставаться на текущих уровнях добычи. Особенно интересны эти эксперименты в Перми, где нефтяники вынуждены оплачивать не только гигантские капексы на добычу нефти, но и расходы на утилизацию попутного газа.
Для всей американской экономики это энергетическое благо, а вот для конкретных операторов на месторождениях — финансовая боль.
Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. In this regard, Sebi collaborated with the Telecom Regulatory Authority of India (TRAI) to reduce the vulnerability of the securities market to manipulation through misuse of mass communication medium like bulk SMS. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." "Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety.
from in
