не ну с одной стороны у меня за последние года 4 из-за всяких расставаний образовалась зияющая дыра внутри, которая хочет человеческого внимания, и думаю побыть фп было бы прикольно отчасти, Но с другой стороны будет реально неуютно что самочувствие другого человека постоянно зависит от меня 👀

ну вот что-то коморбидное с ПРЛ

каков описываемый человек на самом деле мы, конечно же, не узнаем

Особо тяжелые элементы образуются только при слиянии нейтронных звёзд или взрывах сверхновых, а значит что каждый из нас состоит из атомов, которые когда то были в ооочень огромной звезде... Интересно было бы узнать откуда и сколько в нас атомов и их происхождение... Типа... Узнать на сколько процентов ты состоишь из атомов, созданных в нейтронной звезде, а сколько из них образовались при других условиях...

Цвет отсутствия цвета имеет своё название — эйгенграу, внутренняя серость. Иногда эйгенграу сравнивают с «космическим латте», потому что этот тёмно-серый цвет тоже является одним из фоновых для мироздания.

Эйгенграу — визуальный шум, который появляется, когда резко закрываешь глаза. Поле крошечных перетекающих точек, напоминающих о настройке старого телевизора. На восприятии этого цвета невозможно сосредоточиться, от него болит голова. Эйгенграу постоянно присутствует на периферии сознания, изредка вторгаясь в него при утомлении и головных болях.

Внутренний серый, внутреннее отсутствие. Пожалуй, именно в такой цвет должна быть выкрашена скорлупа Я — самого странного метафизического органа человека. Я не имеет своей целостности, оно не знает себя и не может быть обращено на самое себя. При этом Я не только существует, но и всегда служит точнейшим измерителем человеческой личности — оно принимает и отвергает любые осколки её будущей раковины. Крупица звёздной пыли в сердцевине древней биологии. Глоток космического кофе, ускользающая от осмысления тень разума. Апофатический свет человеческого духа.

Таков эйгенграу — цвет пустоты, из которой вышел подлинный человек. Цвет пустоты, в которую подлинный человек вернётся.

(с) Ложь постмодерна