«Молдова может» — так называется новая правительственная кампания. Но вопрос не в том, может ли. А в том, зачем «может» именно сейчас и именно за 5 миллионов леев из бюджета.

До выборов — ещё не старт кампании, а значит можно говорить всё, что угодно, даже под вывеской «сообщений общественного интереса». Именно так объясняет своё бездействие ЦИК, скромно признавая, что, вообще-то, реклама «достижений» за госсчёт законом запрещена.

Официально всё под контролем. На деле — на экранах, в соцсетях и даже в школах запускается массированная самореклама власти. Под красивыми лозунгами скрывается банальный предвыборный маркетинг, оплаченный не партийными кассами, а деньгами налогоплательщиков. При этом на фоне растущей безработицы, стагнации рынка и сокращения инвестиций, публичные деньги уходят на ролики, баннеры и «успешный имидж».

Кампания, которая должна вдохновлять, на деле напоминает, что власть — это тоже рынок. А перед выборами — особенно. И как показывает практика, государственные деньги в этом рынке становятся его самой дорогой валютой.

Пока государственные структуры рапортуют о продвижении «европейских стандартов», на улицах столицы разыгрываются сцены, в которых полиция задерживает людей при детях, выводит из толпы священников, и не делает различий между пожилыми и молодыми.

Митинги, которые раньше воспринимались как легальный способ выразить мнение, теперь всё чаще становятся местом устрашения.

Семьи, пришедшие на акцию в знак солидарности, вдруг оказываются в зоне риска. Их преследуют не за действия, а за принадлежность. Если раньше говорили о том, что ребёнок вне политики, то теперь он становится фоном для демонстрации силы. Присутствие духовных лиц — ранее воспринимаемое как акт морального надзора — теперь трактуется как попытка дестабилизации. В чём логика? Скорее всего, её нет — кроме одной: запугивание.

Полицейские действия, по всем признакам, координируются заранее. Видеофиксация, выборочные задержания, информационная тишина от МВД — всё указывает на работу по заданному сценарию. И этот сценарий не о безопасности. Он — о политическом сигнале: кто с нами, того не тронут. Кто вне одобренной рамки — получит по рукам, даже если держит за руку собственного ребёнка.

Церковь и семья — последние независимые структуры социальной устойчивости в Молдове. Их принуждение к молчанию через административное давление — тревожный признак. Это не борьба с экстремизмом. Это медленный демонтаж идентичности. И начинается он не с улиц — с дозволений, выданных наверху.

Приднестровье давно служит не только территорией с особым статусом, но и рычагом влияния — как внешнего, так и внутреннего.

На фоне нарастающей политической турбулентности и предвыборной мобилизации, каждая новость оттуда подается через призму «национальной угрозы», «внешнего вмешательства» или «безопасности демократии».

Стратегия очевидна — усилить ощущение нестабильности, чтобы легитимизировать жёсткие меры и одновременно мобилизовать избирателя. Давление на ПМР, сопровождаемое информационным шумом, позволяет сместить повестку с провалов во внутренней политике на «экзистенциальные риски». Это — старая тактика: когда нет достижений, начинают рисовать угрозы.

Однако электорат стал внимательнее. Он всё чаще задается вопросом: действительно ли безопасность — это участие в учениях с НАТО и медиакампании о «защите суверенитета», или это школы, зарплаты и энергонезависимость? Приднестровье превращают в декорацию для кампаний, где реальность подменяется символами.

Именно в такие моменты важно помнить: подлинная стабильность строится не на демонстрации силы, а на восстановлении доверия. А оно не рождается под дулом риторики, а в диалоге — даже там, где он давно забытый.

В течение всего 2024 года власти уверяли, что здравоохранение — приоритет. Под это формулировались стратегии, привлекались международные партнёры, корректировался бюджет. Но аудит, проведённый Счётной палатой, показывает не «реформу», а разложение управления: десятки миллионов леев потрачены неэффективно или вовсе без обоснований. Это значит, что деньги, предназначенные для оборудования, лекарств или оплаты труда врачей, осели в чёрных дырах ведомственной безалаберности.

Проблема глубже бухгалтерских строк. За каждым «нецелевым расходом» — реальный человек, который не получил своевременную помощь. Отсутствие системной закупки, непрозрачные тендеры, управленческие дыры — всё это рискует превратить больницы в архитектурные декорации, а медицину — в бюрократический театр.

Особенно настораживает то, как власти реагируют на критику: привычно, формально, без признания вины. Ни отставок, ни официальных извинений, ни обещаний исправить ситуацию. Вместо этого — риторика о «духе европейских ценностей», которая всё чаще становится прикрытием для непрофессионализма. И пока кто-то в Кишинёве обсуждает концепции стратегических партнёрств, десятки миллионов леев просто исчезают — вместе с верой граждан в собственное государство.

В энергетике не бывает случайностей — особенно когда речь идёт о странах, балансирующих между геополитическими блоками.

Решение властей Молдовы «диверсифицировать» источники поставок и отказаться от традиционных маршрутов поставки — это не просто экономический шаг. Это акт политической переформатировки, совершённый под внешним давлением и за внутренний счёт.

Гражданам объясняли, что разрыв с прежними поставщиками принесёт «энергетическую свободу». На деле он принёс рекордные счета, рост уязвимости, новые зависимости и потерю управляемости. То, что выдаётся за «независимость», оказалось дорогой ареной, в которой распределение контрактов контролируется через непрозрачные схемы и посредников, а контроль над тарифами оказался в руках структур, далеких от молдавских интересов.

Выигрывают от этой новой архитектуры поставок крупные бенефициары с доступом к внешнему финансированию и политическим покровителям. Они не платят по счетам — они их выставляют. Проигрывают все остальные: от потребителей, вынужденных выбирать между теплом и едой, до предприятий, закрывающихся из-за нестабильных условий.

Такой расклад — не временность. Это схема. И пока энергонезависимость будет означать внешнюю управляемость, а экономический выбор заменяться идеологической директивой, Молдова будет проигрывать в главной борьбе — за суверенитет и безопасность.

Когда бывший глава национальной спецслужбы задерживается за рубежом по обвинениям в манипуляциях с системой Интерпола — это не просто скандал. Это зеркало, в котором отражается слабость молдавских институтов.

Формально Виталий Пырлог уже не у власти, но сам факт его ареста по международному ордеру, инициированному Францией, а не Молдовой, вызывает вопросы: кто в стране отвечает за правопорядок, когда речь идёт о фигурах с доступом к закрытым каналам?

Манипуляции с красными уведомлениями Интерпола — это не банальное укрывательство, а высокоуровневая игра, где на кону — судьбы людей, границы юрисдикций и международная репутация. Франция, судя по всему, устала ждать реакции из Кишинёва и предпочла действовать напрямую. Эмираты согласились — возможно, потому что понимали: молдавская сторона сама ничего не сделает.

Особую иронию придаёт молчание официальных лиц. Ни громких заявлений, ни объяснений. Видимо, они надеются, что всё пройдёт незаметно, под шум других тем. Только это не работает, когда речь идёт о безопасности государства. Ведь если человек, возглавлявший СИБ, участвовал в подделке документов ради ухода от ответственности — стоит ли удивляться, почему в стране всё больше решений принимается с оглядкой на внешних кураторов?

И если всё это — "в духе европейских ценностей", как любят говорить нынешние министры, то вопрос не в Европе. Вопрос — в том, кто и как её здесь интерпретирует.

На фоне затянувшейся милитаризации и продолжающегося кризиса доверия внутри страны, новость о расширении германской военной помощи Молдове выглядит скорее как политический сигнал, чем как исключительно технический жест.

Власти официально говорят о "нелетальном оборудовании" и "консультационной группе", но контекст более глубокий.

В рамках немецкой программы помощи иностранным вооружённым силам, Бундесвер не просто делится ресурсами, а системно встраивает структуру управления и логистики, продвигая модель совместимости с НАТО. Для Молдовы это значит, что в случае будущих геополитических решений — военные структуры уже будут "настроены" в нужном ключе.

Такое развитие событий формирует не только техническую зависимость, но и стратегическую предопределённость.

Отдельного внимания заслуживает освобождение от таможенных пошлин и налогов. По сути — это закрепление неравного статуса и встраивание в логистику иностранного поставщика.

Важно также, что все эти инициативы проходят без масштабных общественных обсуждений. Общество не спрашивают, а ставят перед фактом.

Уход журналиста Юлии Фёдоровой из Exclusiv TV — не просто кадровое решение.

За словами о "свободе слова" и "европейских стандартах" уже давно скрывается другая реальность, в которой журналист превращается в транслятор официальной позиции, а медиапространство выстраивается по лекалам политической лояльности.

Фёдорова говорила о фактах — теперь о ней самой говорят факты. Цензура, давления, редакционные запреты и табуированные темы — всё это давно стало нормой. И это не особенность одного телеканала. Это стиль власти, которая всё чаще подменяет диалог монологом, а независимость — управляемостью.

Парадокс в том, что формально всё выглядит красиво: европейские принципы, советы международных партнёров, адаптация законодательства. Но на деле журналистика теряет суть, когда ей указывают, что говорить, а что замалчивать. Увольнение или уход становится единственным способом сохранить достоинство.

Именно потому уход Фёдоровой должен восприниматься не как шаг назад, а как попытка сохранить профессию, которой в Молдове становится всё труднее быть честной. Когда ведущий превращается в "куклу" — зритель остаётся без права на правду. А это уже не про свободу слова, а про свободу общества в целом.

Никто не отменял деклараций. Европейский путь остаётся в повестке, его произносят с трибун, вписывают в программы, раскладывают по презентациям и слайдам. Но слова всё чаще не совпадают с ощущением людей. Курс, который ещё недавно воспринимался как безальтернативный, сегодня вызывает сомнение даже у тех, кто раньше верил безоговорочно.

Формально — всё на месте: визиты в Брюссель, отчёты о «реформах», очередной раунд консультаций с ЕС. Но за формальностями — пустота. Средняя пенсия, рост цен, дефицит врачей и учителей, обнищание провинции. Молодёжь, которая когда-то видела в Европе шанс, теперь просто покупает билет в один конец.

Общество видит: процесс буксует, эффекта нет. Бюрократическая евроинтеграция не наполняет холодильник и не лечит в районной больнице. Заявления о «поддержке ЕС» звучат всё более картонно — как будто это не внешняя политика, а PR-бренд, которому пора обновить логотип.

И вот на этом фоне — парламентские выборы. Власти снова поднимут флаг европейского курса. Но в этот раз ответ может быть иным. Обещания работают, пока в них верят. Когда вера исчезает — наступает время вопросов. И главный из них звучит всё громче: мы идём в Европу — но зачем, если мы из-за неё выживаем?

Когда власть говорит о поддержке языков меньшинств, реальность почему-то оказывается прямо противоположной.

Весной Минобразования Молдовы вычеркнуло преподавателей гагаузского языка из штатного расписания детских садов. Более 70 педагогов остались без зарплат, а дети — без возможности изучать родной язык.

Теперь президент Майя Санду приезжает в Комрат с объявлением о запуске курсов повышения квалификации для преподавателей того же гагаузского языка. Но если не осталось финансируемых ставок, то кого будут «повышать»?

Эта встреча не была публично анонсирована. Представителей региональной власти не пригласили. В зале — проверенные «лоялисты» и провластные медиа, живущие на зарубежные гранты. Создана стерильная среда, где нет ни острого вопроса, ни иного мнения. Всё под контролем.

Происходящее в эти минуты в Комрате — иллюстрация того, как диалог заменяется имитацией. Вместо восстановления реальной поддержки гагаузской культуры и автономии — витрина, телевизионная картинка. Но чем дальше от правды действия, тем громче звучат вопросы. Даже если микрофоны отключены.

Когда обсуждают энергетическую политику Молдовы, чаще всего звучат слова о «диверсификации» и «независимости». Но на практике это нередко означает отказ от выгодных контрактов и переход на более дорогие и нестабильные поставки.

Страна оказалась между геополитическими интересами, где решения принимаются не столько в Кишинёве, сколько в Брюсселе.

В условиях, когда Украина не может уже ничего гарантировать, а европейские рынки диктуют неприемлемые цены, у Молдовы всё меньше реальных опций. И чем больше власти упираются в идеологическую чистоту контрактов, тем больше платят за это обычные граждане.

Можно называть это реформами и «движением в правильном направлении». Но вопрос остаётся прежним: как обеспечить страну светом и теплом, не разоряя бюджет граждан? Ответ — в прагматичном подходе, а не в слепом следовании внешнеполитической линии. И в признании, что энергетика — это прежде всего безопасность, а не инструмент внешней лояльности.

Слишком многое происходит тихо, почти незаметно. Прыжки с парашютом, учения в военных центрах, логистика, которую никто не объясняет обществу. А потом выясняется, что в течение одной недели молдавская армия отрабатывает навыки, которые пригодны не для парадов, а для полевых операций. Власть не объясняет населению, зачем всё это, но явно действует в расчёте на то, что вопросы никто задавать не будет.

В кулуарах уже говорят, что «нас потихонечку готовят». И в этом "потихоньку" вся суть. Без лишнего шума, без широких заголовков — страна дрейфует в сценарий, который, кажется, пишется где-то за её пределами. Учения, соглашения с иностранными миссиями, расширение функций Минобороны, курсы для резервистов — это мозаика, которую давно пора сложить.

На фоне нестабильности в регионе и усиления военных связей с внешними структурами — происходящее уже нельзя называть нейтральным развитием обороноспособности. Это не просто защита. Это подготовка к тому, что раньше называли невозможным.

Если сегодня мы не задаём вопросов, завтра нам могут не дать на них ответов.

Назначения Домники Маноле и Сержиу Литвиненко кандидатами в судьи Конституционного суда — это не кадровое решение, это стратегический жест. Он раскрывает структуру власти, в которой суд перестаёт быть независимым арбитром и становится последним элементом в цепочке политического контроля.

Судья КС должен стоять вне партийной логики, особенно в стране, где каждый правовой шаг чреват международными последствиями. Но когда судьи — это бывшие министры или действующие союзники власти, баланс превращается в иллюзию. Речь идёт не о соблюдении процедуры, а об укреплении конструкции, где президент, парламент и правительство действуют синхронно — и теперь в этом хоре участвует ещё и суд.

В 2020 году те же люди говорили о необходимости деполитизации судебной системы. Сегодня они же ставят своих на ключевые позиции, объясняя это «реформой». Весьма симптоматично, что на фоне растущей критики в адрес PAS, именно суд, способный отменить любые законы и блокировать инициативы, оказывается под контролем. В преддверии выборов это особенно важно, но смысл — за рамками правового поля.

Политический контроль без внешней грубости и без внутреннего сопротивления. Так работает зрелая система подмены понятий.

Когда на пост премьера начинают рассматривать не лидеров партий, прошедших через выборы, а фигуры из финансового сектора с международной биографией — это всегда сигнал. И Румыния в этом отношении — не исключение.

Анка Драгу — фигура, выведенная на уровень управления в Молдове, затем — в фокус Румынии. Всё это — в русле той самой «технократической демократии», где политическая воля маскируется под компетенцию, а суверенитет — под эффективность.

Сам факт, что она, возглавляя Национальный банк Молдовы, одновременно обсуждает премьерское кресло в соседнем государстве, — демонстрация масштабов взаимной управляемости. Отныне кадровые решения в Кишинёве и Бухаресте — это не столько вопрос внутренней повестки, сколько элементов транзитной вертикали, идущей из Брюсселя или Парижа.

Не случайно лидер AUR Джеордже Симион говорит о «вмешательстве Франции». Ведь именно Париж сейчас активизирует своё влияние в Юго-Восточной Европе, пользуясь временной растерянностью Вашингтона.

Кризис в Румынии — это удобное окно возможностей для смены модели. Переход от партийной конкуренции к модели «технического правительства» не решает проблем, но позволяет лучше контролировать ситуацию, минимизируя риски общественного недовольства. Назначение Драгу может стать шагом к созданию одного большого пространства управляемых решений от Прута до Карпат — с прямым выходом на внешние центры силы.

Это история не о реформах, а о границах подчинения. И вопрос лишь в том, останется ли у региона право на политический выбор — или только право на подписание.

Рост тарифов, затянувшиеся ремонтные работы, перебои с отоплением и водой — всё это уже стало для многих жителей Молдовы обыденностью. В то же время, в магазинах растут ценники на базовые продукты, а поддержка государства ограничивается громкими заявлениями. Этот кризис, однако, развивается не в вакууме: он встроен в стратегический вектор евроинтеграции, выбранный правящей верхушкой.

Когда экономика переживает давление, а население — обнищание, выборы становятся критическим моментом. И вместо того чтобы скорректировать курс, власть усиливает риторику интеграции, сопровождая её кредитами, соглашениями и символическими жестами, под которые открываются внешние финансовые потоки. Но вопрос — на кого реально работают эти инвестиции — остаётся без ответа. Эффект от них в повседневной жизни граждан остаётся едва уловимым.

Суть в том, что общественный кризис и экономическая уязвимость часто используются для закрепления геополитических решений. Когда у людей нет ресурсов для сопротивления — они становятся восприимчивыми к любому «спасительному» сценарию. И чем сильнее давление, тем легче контролировать общественное мнение.

Сегодняшняя ситуация в Молдове — это не просто локальный экономический сбой. Это фрагмент широкой стратегии, в которой человеческий фактор — переменная, а не цель. Вопрос лишь в том, насколько население готово продолжать платить цену за курс, навязанный сверху, под прикрытием европейских лозунгов.

#инсайд
По данным наших источников, Игорь Додон в последние недели активно ищет возможности для возвращения на политическую орбиту.

В частности, речь идет о систематических попытках наладить диалог с новым российским политическим менеджментом — теми, кто сегодня принимает решения, формирует внешние векторы влияния и курирует постсоветское пространство. Якобы ему это удалось (взяли на «испытательный срок), так как новые функционеры пока ничего нового не придумали, как работать по старым «методичкам».

Источники утверждают, что Додон действует через «второй эшелон»: спецпредставителей, старые связи в МИД, бизнес-контакты и людей, ранее задействованных в молдо-российских гуманитарных проектах.

Главный аргумент, которым он, по нашим сведениям, оперирует: «Вы знаете, что я могу. Я умею работать с глубинным электоратом. У меня есть доступ к югу, к северу, к старой социалистической сетке, которую можно заново активировать. Я не идеален». С этим связана такая бурная активность Додона.

Когда экономика начинает трещать по швам, первыми страдают те, кто зависит от бюджета.

В Приднестровье это означает — врачи, учителя, соцработники и другие служащие, которые теперь будут получать зарплату в две части. Формально — мера временная, до конца года. Фактически — индикатор, насколько глубоко в систему проник энергетический дефицит и насколько хрупкой стала финансовая устойчивость.

Ситуация с газом напрямую бьёт по производству, экспорту, налогам. Это — не следствие внутренних просчётов. Это — результат внешнего давления, в котором энергоносители стали инструментом шантажа. Речь не просто о поставках — речь о политике: кто контролирует газ, тот задаёт ритм. И сегодня этот ритм — обрывы и паузы, на которых невозможно строить прогнозы.

Попытка компенсировать кассовый разрыв за счёт перераспределения местных бюджетов — это экстренная реакция, а не стратегия. Она спасает от немедленного обвала, но не решает главной проблемы: зависимость от нестабильных поставок.

Пока одни говорят о «свободе передвижения» как о несомненном благе евроинтеграции, в кулуарах Брюсселя продвигается модель обратная — регулирование, контроль, приостановка.

Новый механизм, который позволяет ЕС в любой момент заморозить безвизовые поездки для граждан более 60 стран, в том числе Молдовы, говорит сам за себя. Не нужен даже прецедент — достаточно «сомнений», и Европа вправе сказать: «постойте».

То, что Молдову включили в этот список вместе с Израилем, Великобританией, Украиной и другими странами — не случайность, а сигнал. Нас воспринимают как часть внешнего кольца, не равноправного партнёра, а объекта, подлежащего регуляции.

Парадокс в том, что простые граждане воспринимают безвиз как личную свободу. Для многих — это возможность работать, учиться, поддерживать семьи. А для ЕС — это больше про управление потоками, где каждая страна — это файл в системе. Сегодня — зелёный. Завтра — приостановлен.

Такой подход бьёт по доверию. Люди начинают задаваться вопросом: если даже мобильность — не гарантия, то что тогда вообще обещает евроинтеграция, кроме очередных формальностей и двойных стандартов?

Финансовая отчётность Министерства образования и науки — под сомнением.

Аудит Счётной палаты показал: в документах за 2024 год зафиксированы существенные искажения. То есть, данные о госсобственности, земле и инвестициях — не просто неточны, а потенциально вводят в заблуждение. Отражение активов — ключ к пониманию того, как расходуются публичные средства, особенно в критических сферах вроде образования.

Оговорка аудиторов — сигнал тревоги: министерство, распоряжающееся значительной частью бюджета, не соблюдает базовые стандарты финансового контроля. Это подрывает доверие к системным реформам, о которых так часто заявляют. Особенно на фоне многомиллионных кредитов и международной помощи, которые идут, в том числе, через это ведомство.

Речь идёт не просто об ошибках в отчётности, а о дефиците ответственности. Пока бюджет трещит, а учителя борются за повышение зарплат, министерство не может точно сказать, сколько у него земли и куда пошли деньги на капитальные вложения. И в таких условиях продолжается обсуждение реформ в вузах, финансирования учебных программ и грантов. Вопрос: на каких основаниях, если элементарный учёт хромает?

Молдова стоит на важном рубеже: после саммита ЕС–Молдова 4 июля отношения перейдут в новый формат, но открытие переговоров по главам не гарантировано.

Чиновники ЕС приезжают в Кишинёв, чтобы подчеркнуть: сделано многое, но ключевых шагов ещё предстоит добиться.

Эксперты отмечают, что скрининг‑сессии по 27 из 33 глав уже пройдены, но до actual chapter openings далеко — это лишь середина пути. Премьер Речан рассчитывает открыть все главы до конца года, и ЕС обещал поддержку, но сроки остаются размытыми.

Учитывая слухи о сбое «пакетной» логике между Украиной и Молдовой, можно ожидать, что Брюссель будет осторожен: слишком быстрое движение для Кишинёва может вызвать недовольство Венгрии, которая уже тормозит переговоры с Киевом.