🕯️ В Псково-Печерской
обители на 85-м году жизни отошел ко Господу архимандрит Таврион (Балов). Помяните дорогого старца в своих молитвах!

Из воспоминаний архим. Тавриона об отце Иоанне:

«Подвиги наших старцев повседневно совершались на наших глазах и от этого казались привычными и естественными. Конечно же, мы видели и сознавали, что отец Иоанн — человек необыкновенный, самобытный, можно сказать “не от мира сего”.

Не в том смысле, что отрешен от мира и замкнулся в себе, а в том, что он в этом мире живет не по стихиям мира, а по Духу, живет по Святому Евангелию. Это в нем было так органично, что казалось естественным.

Евангельский дух в нем воспитала Святая Церковь с самого раннего детства. Он жил в Церкви, жил Церковью, жил для Церкви и нам внушал, что надо с любовью исполнять все, чему учит Церковь.

Он говорил, что если в послушании Церкви жить долгое время, то душа сродняется с Церковью, входит в ритм церковной жизни и бывает ей настолько послушной, что, когда Церковь говорит “плачьте”,­ душа плачет покаянными слезами, а когда слышит “радуйтесь” душа ликует,  радуется и веселится, как дитя.

И мы часто видели эту чистую пасхальную радость нашего старца. Один из иеромонахов так и называл отца Иоанна: “пасхальный батюшка”.

Вот на эту пасхальную радость и тянулись к нему братия и паломники со всех концов света. Вокруг батюшки всегда “роились” люди, чающие Христова утешения. И он, помня заповедь Божию “утешайте, утешайте люди Моя” (Ис. 40, 1), всего себя отдавал этому деланию.

Вот лишь один из примеров благодатного влияния старца на нашу жизнь. Литургия в Михайловском храме. “Сватая святым!” — возглашает священник.

Священнослужители со страхом и трепетом причащаются Тела и Крови Христа. Затем в молчании идут к столику, чтобы принять антидор и теплоту. И вот на пути от престола к столику одного из причастившихся иеромонахов останавливает пономарь Максим — бывший воин, ветеран многих боев, а теперь монах.

Он учтиво подает причастившемуся иеромонаху ковшик, в котором вместо теплоты налито немного церковного вина, и говорит “Отче, покушайте это вино…”

Потом инок сей рассказывал духовнику: “Смутился мой немощной дух”, “во мне смятеся сердце мое”, как можно в такую минуту предлагать такое угощение,­ — с досадой подумал я. И с этим чувством прошел мимо, но тотчас с болью понял, что осудил брата  и потерял мир души. А поправить уже ничего нельзя.

И тут я увидел, что отец Максим остановил идущего следом за мной отца Иоанна и протянул и ему свое “угощение”. Батюшка остановился, внимательно, с любовью посмотрел на отца Максима и на ковшик с вином, благоговейно осенил ковшик крестным знамением и чуть-чуть пригубил вино.

Пономарь, весьма довольный этим, учтиво спросил: “Хорошее ли это вино, годится ли оно для проскомидии или только для запивки?” — “Очень хорошее, очень хорошее, ­— повторил батюшка, ­— можно на проскомидию”, ­ и мирно пошел к столику. А пономарь, утешенный участием старца, понес с радостью свой ковшик”.

Вот такие уроки святой жизни забыть невозможно, после сего навеки запомнишь, что значит на деле “возлюбить Бога и ближнего, как самого себя”. В присутствии старца слово Евангелия становится ближе.

Почти сорок лет прожил отец Иоанн в нашей святой обители, с нами было его милующее и любящее сердце, излучающее благодатный свет.

И мы привыкли выверять свои дела и  мысли во свете этой отеческой любви и слово старца было одинаково значимо для каждого насельника монастыря ­ от наместника до послушника и трудника обители.

Оно примиряло нас, гасило недоумения и раздоры, вселяло веру и подвигало с теплой надеждой нести свой крест. Нам казалось, что так будет всегда…»