O1 pro напсал мне эссе о причинах неудач в борьбе со старением
*«Старость — это болезнь, но я пока не знаю, как её лечить».* — приписывается Авиценне
В 1920‑х годах, вскоре после Первой мировой войны, в Европе и США потихоньку стали возникать общества, целью которых было «победить старение» или хотя бы продлить человеческую жизнь. Подобные идеи появились не на пустом месте: ещё во времена алхимиков было распространено убеждение, что достаточно найти определённое вещество — эликсир молодости, — и человек сможет жить если не вечно, то гораздо дольше. Однако к началу XX века чуть изменился вектор: внимание сместилось на науку (биологию, физиологию, эндокринологию), а не на эзотерику^[1](#ref1).
### «Терапия обезьяньими железами» (1920–1930‑е)
Одним из самых странных проектов, который тогда пытались «продать» как панацею от старения, были эксперименты по пересадке тканевых экстрактов обезьян^[2](#ref2). Французский хирург Серж Воронов утверждал, что гормональные экстракты из семенников обезьян способны «омолодить» пациента. Он начал делать соответствующие операции в Европе и даже в США, собирая огромные аудитории в операционных театрах. На первый взгляд казалось, что интерес к «революционному» методу велик: достаток финансирования, внимание прессы… Но, как это часто бывает, эффект оказался либо коротким, либо вовсе плацебо.
Когда ажиотаж стал стихать, у Воронова возникли сложности с деньгами. СМИ перестали писать восторженные заметки, клиенты отвалились, а «Терапия Воронова» в массовом сознании превратилась в то, что мы сегодня назвали бы «шарлатанством». В итоге на исследования Сержу Воронову попросту перестали выделять деньги, и к концу 1930‑х его «биохирургия» сошла на нет.
### «Герантология» эпохи величия СССР (1950–1960‑е)
В послевоенном СССР, где патриотическая наука гремела своими достижениями в космосе и ядерной энергетике, появилось течение, именуемое «герантологией» (не путать с современной геронтологией). В официальных отчётах того времени встречались заявления о скором «окончательном решении вопроса человеческого старения», писали о «замене изношенных органов» и регенерации тканей. Стоит помнить, что на пике сталинской, а потом хрущёвской пропаганды, финансирование научных направлений иногда выделялось скорее из идеологических соображений, чем из-за реальных перспектив^[3](#ref3).
Обычно подобные «мегапроекты» выглядели так: ведущий учёный выступал на партийном собрании, уверял, что «вот-вот» изобретёт метод снижения возрастных болезней, и партийное руководство выделяло грандиозные деньги. Однако, когда исследование заходило в тупик (или реальных результатов не было вовсе), всё сворачивали, а документы засекречивали.
Последовавший за этим упадок (1960–1970‑е) привёл к тому, что любая попытка снова просить бюджет на продление жизни сразу встречала скепсис: «Мы уже пытались, ничего не вышло». В итоге серьёзная наука о старении свелась в СССР к узким кабинетным исследованиям в ГУ НИИГ (Научно-исследовательские институты геронтологии), где специалистам не хватало ни оборудования, ни кадров^[4](#ref4).
### Грантовая лихорадка в США (1970–1980‑е)
В 1970‑х в США начала зарождаться биотехнологическая промышленность: стали появляться первые компании, которые искали финансирование у венчурных фондов. Но тема продления жизни, как ни странно, не была среди приоритетов. Инвесторы охотнее вкладывались в генные исследования рака или методы производства синтетического инсулина^[5](#ref5).
Почему? Во-первых, против старения как бы «не было понятного рынка»: рак — конкретная болезнь, которую все хотят победить, а старение — «естественный процесс». Во-вторых, темы вроде «омоложения» нередко ассоциировались с шарлатанскими практиками из первых десятилетий XX века (то же «пересаживание обезьяньих желёз»).
O1 pro напсал мне эссе о причинах неудач в борьбе со старением
*«Старость — это болезнь, но я пока не знаю, как её лечить».* — приписывается Авиценне
В 1920‑х годах, вскоре после Первой мировой войны, в Европе и США потихоньку стали возникать общества, целью которых было «победить старение» или хотя бы продлить человеческую жизнь. Подобные идеи появились не на пустом месте: ещё во времена алхимиков было распространено убеждение, что достаточно найти определённое вещество — эликсир молодости, — и человек сможет жить если не вечно, то гораздо дольше. Однако к началу XX века чуть изменился вектор: внимание сместилось на науку (биологию, физиологию, эндокринологию), а не на эзотерику^[1](#ref1).
### «Терапия обезьяньими железами» (1920–1930‑е)
Одним из самых странных проектов, который тогда пытались «продать» как панацею от старения, были эксперименты по пересадке тканевых экстрактов обезьян^[2](#ref2). Французский хирург Серж Воронов утверждал, что гормональные экстракты из семенников обезьян способны «омолодить» пациента. Он начал делать соответствующие операции в Европе и даже в США, собирая огромные аудитории в операционных театрах. На первый взгляд казалось, что интерес к «революционному» методу велик: достаток финансирования, внимание прессы… Но, как это часто бывает, эффект оказался либо коротким, либо вовсе плацебо.
Когда ажиотаж стал стихать, у Воронова возникли сложности с деньгами. СМИ перестали писать восторженные заметки, клиенты отвалились, а «Терапия Воронова» в массовом сознании превратилась в то, что мы сегодня назвали бы «шарлатанством». В итоге на исследования Сержу Воронову попросту перестали выделять деньги, и к концу 1930‑х его «биохирургия» сошла на нет.
### «Герантология» эпохи величия СССР (1950–1960‑е)
В послевоенном СССР, где патриотическая наука гремела своими достижениями в космосе и ядерной энергетике, появилось течение, именуемое «герантологией» (не путать с современной геронтологией). В официальных отчётах того времени встречались заявления о скором «окончательном решении вопроса человеческого старения», писали о «замене изношенных органов» и регенерации тканей. Стоит помнить, что на пике сталинской, а потом хрущёвской пропаганды, финансирование научных направлений иногда выделялось скорее из идеологических соображений, чем из-за реальных перспектив^[3](#ref3).
Обычно подобные «мегапроекты» выглядели так: ведущий учёный выступал на партийном собрании, уверял, что «вот-вот» изобретёт метод снижения возрастных болезней, и партийное руководство выделяло грандиозные деньги. Однако, когда исследование заходило в тупик (или реальных результатов не было вовсе), всё сворачивали, а документы засекречивали.
Последовавший за этим упадок (1960–1970‑е) привёл к тому, что любая попытка снова просить бюджет на продление жизни сразу встречала скепсис: «Мы уже пытались, ничего не вышло». В итоге серьёзная наука о старении свелась в СССР к узким кабинетным исследованиям в ГУ НИИГ (Научно-исследовательские институты геронтологии), где специалистам не хватало ни оборудования, ни кадров^[4](#ref4).
### Грантовая лихорадка в США (1970–1980‑е)
В 1970‑х в США начала зарождаться биотехнологическая промышленность: стали появляться первые компании, которые искали финансирование у венчурных фондов. Но тема продления жизни, как ни странно, не была среди приоритетов. Инвесторы охотнее вкладывались в генные исследования рака или методы производства синтетического инсулина^[5](#ref5).
Почему? Во-первых, против старения как бы «не было понятного рынка»: рак — конкретная болезнь, которую все хотят победить, а старение — «естественный процесс». Во-вторых, темы вроде «омоложения» нередко ассоциировались с шарлатанскими практиками из первых десятилетий XX века (то же «пересаживание обезьяньих желёз»).
BY Бессмертие или глобальная катастрофа?
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added.
from it
