Псица развеселая

ПУШКИН В НАШЕМ ДОМЕ

«Пушкин – наше все» — это, конечно, про маму Зою. В доме был самый настоящий культ Пушкина и декабристов. Полное собрание сочинений Пушкина, книги о Пушкине, Лотман, книги о декабристах, «Кюхля» - все это окружало меня с детства и являлось первоочередным, предпочитаемым мною и поощряемым ею чтением.
Первые связанные с Пушкиным воспоминания, помимо сказок – это конечно же графика Нади Рушевой. Ее Пушкиниана визуализировала поэта лучше Кипренского, и с тех пор для меня Пушкин всегда такой, каким его рисовала Надя. Вместе с ее иллюстрациями к «Мастеру и Маргарите» Пушкиниана по-прежнему самая любимая и ни с чем не сравнимая по эмоциональной палитре графика. Белую книгу «Графика Нади Рушевой» я стянула у мамы Зои и спрятала у себя.
Пушкина полагалось не только читать и знать, но и использовать в повседневной жизни. Когда мне было лет 12, мама Зоя и ее близкая подруга Вероника, столь же восторженно любившая Пушкина, привезли нас с Ренатой на весенние каникулы в Михайловское и велели изъясняться исключительно цитатами из Пушкина. Это было очень непростое время, потому что как, скажем, с помощью Пушкина сообщить маме Зое, что я хочу банку частика в томате, я не знала. Поэтому я осталась без частика, зато педагогическая цель мамы Зои была достигнута.
Вклад папы Августа в мое пушкиноведение был существенно более скромен, но ярок. Привезя из первой же командировки в Штаты словарь русского мата «За пределами русских словарей» Флегона, папаша с наслаждением продемонстрировал мне имевшиеся в книге цитаты из Пушкина. Вошедшая в тот момент в комнату мама Зоя попыталась вмешаться в педагогический процесс и уже было раздула клобук, как Нагайна, но находчивый профессор сообщил, что он таким образом демонстрирует разносторонность гения Пушкина и расширяет границы моего познания . Недовольная, но побеждённая мама Зоя ретировалась и оставила в покое и папашу, и меня с расширенными границами познания. А коварный профессор для закрепления результата заодно показал, где у него на полке иллюстрированное издание «Луки Мудищева», дабы я получила развернутое представление о русской поэзии 19 века.
Учась на юрфаке, я обнаружила, что не зря мама Зоя столь интенсивно погружала меня в мир Пушкина и декабристов. Оказалось, что тексты я запоминаю существенно лучше, чем я изначально предполагала. Когда на зачете по марксистско-ленинской этике и эстетике профессор Попков попросил меня прочесть монолог Бориса Годунова, я его отбарабанила наизусть – к величайшему собственному удивлению и еще большему удивлению профессора Попкова. А на экзамене по истории политучений великий и грозный профессор Лейст задал мне дополнительный вопрос по «Русской правде» Пестеля. Облажаться мне было никак нельзя, поэтому со скорострельностью пулемета я выложила все, что знала не только о Пестелевском проекте Конституции, но и о Южном обществе, а заодно и о Северном. Лейст потом прокомментировал это папе Августу примерно так : следы Зойкиного воспитания очевидны, твоего - не очень.
Инструментарий «Зойкиного воспитания» включал не только литературу, но и театр. Любой театр, поставивший «Евгений Онегина» или Чехова, вне зависимости от географического расположения мог рассчитывать на визит мамы Зои. Она даже героически сходила со мной в кино на файнсовского «Евгения Онегина» и мрачно наблюдала, как представители русского дворянства танцуют на балу под «Амурские волны», а крепостные широко улыбаются, демонстрируя отличную металлокерамику.
Как-то раз, когда Лизка была еще совсем маленькая, мама Зоя, оставив нам массу ценных указаний, чтобы мы в ее отсутствие не угробили ребенка, отбыла на спектакль «Евгений Онегин», который давал некий заезжий театр. Вернулась счастливая и умиротворенная. Муж мой, решив, что надо проявить внимание к тещиной культурной жизни, вежливо поинтересовался:

www.group-telegram.com/it/daisymedvedevna.com/555

333 viewsJun 6 at 14:04

ПУШКИН В НАШЕМ ДОМЕ

«Пушкин – наше все» — это, конечно, про маму Зою. В доме был самый настоящий культ Пушкина и декабристов. Полное собрание сочинений Пушкина, книги о Пушкине, Лотман, книги о декабристах, «Кюхля» - все это окружало меня с детства и являлось первоочередным, предпочитаемым мною и поощряемым ею чтением.
Первые связанные с Пушкиным воспоминания, помимо сказок – это конечно же графика Нади Рушевой. Ее Пушкиниана визуализировала поэта лучше Кипренского, и с тех пор для меня Пушкин всегда такой, каким его рисовала Надя. Вместе с ее иллюстрациями к «Мастеру и Маргарите» Пушкиниана по-прежнему самая любимая и ни с чем не сравнимая по эмоциональной палитре графика. Белую книгу «Графика Нади Рушевой» я стянула у мамы Зои и спрятала у себя.
Пушкина полагалось не только читать и знать, но и использовать в повседневной жизни. Когда мне было лет 12, мама Зоя и ее близкая подруга Вероника, столь же восторженно любившая Пушкина, привезли нас с Ренатой на весенние каникулы в Михайловское и велели изъясняться исключительно цитатами из Пушкина. Это было очень непростое время, потому что как, скажем, с помощью Пушкина сообщить маме Зое, что я хочу банку частика в томате, я не знала. Поэтому я осталась без частика, зато педагогическая цель мамы Зои была достигнута.
Вклад папы Августа в мое пушкиноведение был существенно более скромен, но ярок. Привезя из первой же командировки в Штаты словарь русского мата «За пределами русских словарей» Флегона, папаша с наслаждением продемонстрировал мне имевшиеся в книге цитаты из Пушкина. Вошедшая в тот момент в комнату мама Зоя попыталась вмешаться в педагогический процесс и уже было раздула клобук, как Нагайна, но находчивый профессор сообщил, что он таким образом демонстрирует разносторонность гения Пушкина и расширяет границы моего познания . Недовольная, но побеждённая мама Зоя ретировалась и оставила в покое и папашу, и меня с расширенными границами познания. А коварный профессор для закрепления результата заодно показал, где у него на полке иллюстрированное издание «Луки Мудищева», дабы я получила развернутое представление о русской поэзии 19 века.
Учась на юрфаке, я обнаружила, что не зря мама Зоя столь интенсивно погружала меня в мир Пушкина и декабристов. Оказалось, что тексты я запоминаю существенно лучше, чем я изначально предполагала. Когда на зачете по марксистско-ленинской этике и эстетике профессор Попков попросил меня прочесть монолог Бориса Годунова, я его отбарабанила наизусть – к величайшему собственному удивлению и еще большему удивлению профессора Попкова. А на экзамене по истории политучений великий и грозный профессор Лейст задал мне дополнительный вопрос по «Русской правде» Пестеля. Облажаться мне было никак нельзя, поэтому со скорострельностью пулемета я выложила все, что знала не только о Пестелевском проекте Конституции, но и о Южном обществе, а заодно и о Северном. Лейст потом прокомментировал это папе Августу примерно так : следы Зойкиного воспитания очевидны, твоего - не очень.
Инструментарий «Зойкиного воспитания» включал не только литературу, но и театр. Любой театр, поставивший «Евгений Онегина» или Чехова, вне зависимости от географического расположения мог рассчитывать на визит мамы Зои. Она даже героически сходила со мной в кино на файнсовского «Евгения Онегина» и мрачно наблюдала, как представители русского дворянства танцуют на балу под «Амурские волны», а крепостные широко улыбаются, демонстрируя отличную металлокерамику.
Как-то раз, когда Лизка была еще совсем маленькая, мама Зоя, оставив нам массу ценных указаний, чтобы мы в ее отсутствие не угробили ребенка, отбыла на спектакль «Евгений Онегин», который давал некий заезжий театр. Вернулась счастливая и умиротворенная. Муж мой, решив, что надо проявить внимание к тещиной культурной жизни, вежливо поинтересовался:

BY Псица развеселая