Эллиниcтика

Корнфорд с Видаль-Накэ этим не ограничиваются, они убеждены, что не только мысль Фалеса о том, что «всё есть вода» берёт начало в мифологии, но и что то же верно для Анаксимандра, считавшего, что жизнь зародилась и вышла из воды. Более того, Видаль-Накэ отрицает существенную разницу «между … мифом из „Теогонии“ Гесиода о Зевсе, убивающем Тифона и извлекающем из его тела … ветры, и космогонией Анаксимандра, согласно которой различные свойства попарно появляются из апейрона, или „бесконечного“».

Гесиод считал, что не существует свободных от необходимости подчиняться ἀνάγκη, неизбежности; за исполнением её воли следили дочери, мойры, в чьих руках, по Гесиоду, пребывал даже сам Зевс. Это та самая неизбежность, «с которой и боги не спорят», по словам мудреца Питтака. Корнфорд из этого делает вывод, с которым согласен даже позитивист Б. Рассел: «идея судьбы оказала большое влияние на всю греческую мысль, и, возможно, была одним из источников, из которых наука извлекла свою веру в естественный закон».

Можно припомнить и другие примеры влияния мифов на будущую философию. Так, для Гесиода же крайне важна концепция справедливости, или дике (δίκη), под которой греки понимали наличие каждого на соответствующем ему месте, соблюдение должного порядка вещей, французское comme il faut. Несоответствие этому идеалу звалось хюбрисом (ὕβρις): который «гибелен для малых людей», нарушение допустимых рамок

Платоновский Сократ позднее потратит немало слов на выяснение, что же такое справедливость, — только для того, чтобы в итоге дойти всё до той же мысли Гесиода. Хюбрис противоположен также софросине (σωφροσύνη), умеренности, чувству меры, той самой «золотой середине», которая затем у Аристотеля будет единственной добродетелью, противоположной всегда порочным крайностям.

Принцип хюбриса не знает исключений, своё место должны знать и смертные, и боги, и само Солнце, которое, согласно Гераклиту, «не преступит надлежащих границ», «[положенных] мер ... не то его разыщут эринии, союзницы правды»; i.e., оно обязано закатываться каждый день именно потому, что иначе будет записано в хюбристы, станет преступным, и будет подвергнуто каре. Этого ему не хочется, и поэтому закат Солнца есть неизбежность, судьба… прямо как законы природы; всё, как и говорили Корнфорд и Рассел.

Если верить Видалю-Накэ, уже «у истоков греческой литературы друг другу противопоставлены два типа времени, в отношении которых уже возможно использовать определения „ощущаемое“ и „умопостигаемое“». Первое напоминает преходящий, становящийся во времени мир, подобный тому, какой постулировал Гераклит, а также Платон, когда рассуждал о мире кажущихся вещей-теней; второе же, похоже, вдохновило другой, находящийся в имманентном покое и «вечном возвращении» мир вечного бытия Парменида, а ещё платоновскую занебесную область, мир идей.

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 9/29 ⤴️➡️

www.group-telegram.com/it/hellenistics.com/137

8.6K viewsedited  Mar 6, 2022 at 14:17

Корнфорд с Видаль-Накэ этим не ограничиваются, они убеждены, что не только мысль Фалеса о том, что «всё есть вода» берёт начало в мифологии, но и что то же верно для Анаксимандра, считавшего, что жизнь зародилась и вышла из воды. Более того, Видаль-Накэ отрицает существенную разницу «между … мифом из „Теогонии“ Гесиода о Зевсе, убивающем Тифона и извлекающем из его тела … ветры, и космогонией Анаксимандра, согласно которой различные свойства попарно появляются из апейрона, или „бесконечного“».

Гесиод считал, что не существует свободных от необходимости подчиняться ἀνάγκη, неизбежности; за исполнением её воли следили дочери, мойры, в чьих руках, по Гесиоду, пребывал даже сам Зевс. Это та самая неизбежность, «с которой и боги не спорят», по словам мудреца Питтака. Корнфорд из этого делает вывод, с которым согласен даже позитивист Б. Рассел: «идея судьбы оказала большое влияние на всю греческую мысль, и, возможно, была одним из источников, из которых наука извлекла свою веру в естественный закон».

Можно припомнить и другие примеры влияния мифов на будущую философию. Так, для Гесиода же крайне важна концепция справедливости, или дике (δίκη), под которой греки понимали наличие каждого на соответствующем ему месте, соблюдение должного порядка вещей, французское comme il faut. Несоответствие этому идеалу звалось хюбрисом (ὕβρις): который «гибелен для малых людей», нарушение допустимых рамок

Платоновский Сократ позднее потратит немало слов на выяснение, что же такое справедливость, — только для того, чтобы в итоге дойти всё до той же мысли Гесиода. Хюбрис противоположен также софросине (σωφροσύνη), умеренности, чувству меры, той самой «золотой середине», которая затем у Аристотеля будет единственной добродетелью, противоположной всегда порочным крайностям.

Принцип хюбриса не знает исключений, своё место должны знать и смертные, и боги, и само Солнце, которое, согласно Гераклиту, «не преступит надлежащих границ», «[положенных] мер ... не то его разыщут эринии, союзницы правды»; i.e., оно обязано закатываться каждый день именно потому, что иначе будет записано в хюбристы, станет преступным, и будет подвергнуто каре. Этого ему не хочется, и поэтому закат Солнца есть неизбежность, судьба… прямо как законы природы; всё, как и говорили Корнфорд и Рассел.

Если верить Видалю-Накэ, уже «у истоков греческой литературы друг другу противопоставлены два типа времени, в отношении которых уже возможно использовать определения „ощущаемое“ и „умопостигаемое“». Первое напоминает преходящий, становящийся во времени мир, подобный тому, какой постулировал Гераклит, а также Платон, когда рассуждал о мире кажущихся вещей-теней; второе же, похоже, вдохновило другой, находящийся в имманентном покое и «вечном возвращении» мир вечного бытия Парменида, а ещё платоновскую занебесную область, мир идей.

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 9/29 ⤴️➡️

BY Эллиниcтика