Кристина Маиловская «На улице Дыбенко» («Альпина Проза», 2024)
Ещё одна история о том, как именно несчастливы все несчастливые семьи. Студентка-филолог Кира из Волгограда в самом конце 90-х оказалась в отчаянном положении: матери она не нужна, отец, скрываясь от должников, исчез, жить ей негде, есть фактически нечего. А у неё ещё кот и черепаха. И тут на горизонте появляется спаситель, Сергей, из казаков, внешне настоящий богатырь, весёлый, обаятельный, нигде не работает, крышует рынок, живёт легко, щедро и на широкую ногу. Пожалел девушку в беде и помог. Сложилась классическая пара: барышня и хулиган. Только и барышня с надломом, пьёт, курит и склонна к саморазрушению, и хулиган добр, отходчив, не чужд тяги к прекрасному, очень любит животных.
В романе постоянно происходит тот самый «монтаж», как в «Человеке с бульвара Капуцинов». Мы переносимся из одного временного пласта в другой: из 1999-го в 2008-й и обратно. В 2008-м мы видим Киру и Серёгу живущими в Петербурге в полупустой крохотной «живопырке» на улице Дыбенко. Кира выбивается из сил, пытаясь что-то заработать, а у Сергея серьёзная и ничем не победимая наркозависимость. От прежнего здоровяка остался иссохший призрак, каждое утро он выходит из дома в надежде сшибить где-нибудь пару тыщ и разжиться дозой. Из дома всё, что можно было, он уже вынес и продал.
Кира тащит этот брак как чемодан без ручки, она устала спасать Сергея, но и бросить его не может, в благодарность о том, как он её когда-то спас. Созависимость? О да. Мрачная и чернушная книга? Ещё как. Но не оторвёшься. В очередной раз поймала себя на том, что получаю странное удовольствие, читая про дисфункциональные семьи и травмы. Отчасти это всё перекликается с моим собственным жизненным опытом, я и про саморазрушительное поведение много чего знаю, и про комплекс спасителя, и на той же самой улице прожила приличный кусок жизни. Всегда интересно посмотреть со стороны на похожие на твою куски чьей-то биографии. Но самое guilty в этом pleasure то, что это чтение, как и хоррор, имеет ещё и утешительный эффект: собственные проблемы в этом свете сразу кажутся незначительными, а будущее выглядит оптимистично.
Часто, рассматривая романы дебютантов, критики и блогеры оговариваются, мол, хорошо, а для дебюта — так и вовсе отлично. Я хотела бы сказать, что здесь и без оговорок текст крепок, но оговорки всё же будут в конце. Однако текст цепляет. Возможно, дело в том, что роман, как я понимаю, во многом автобиографичен, а Маиловская, хоть и дебютантка, девочка вполне взрослая, моя ровесница. В общем, всё это «я видел некоторое дерьмо» выглядит вполне убедительно, при этом подано без того гипернадрыва, с которым другие рассказывают о куда менее значительных травмах.
Здесь много разбросанных тут и там очень метких житейских наблюдений. И то, как мать в своей слепой любви не хочет видеть и понимать, в какой яме её ребёнок. И то, как человек, живущий в персональном аду, запирает за собой утром дверь этого ада, едет на работу и мимикрирует под нормальных, и симулирует нормальную жизнь, а потом снова возвращается в свой ад, и никто-никто из «нормальных» об этом не подозревает. И то, как Кире после почти десяти лет такого брака «обычные» люди, не пережившие того же, кажутся какими-то наивными, как дети. И познакомиться с каким-то другим мужчиной, без зависимостей и девиаций, она уже не может — ей будет казаться, что в нём чего-то не хватает. Потому что на этот гибельный восторг совместного пропадания тоже подсаживаешься.
Кристина Маиловская «На улице Дыбенко» («Альпина Проза», 2024)
Ещё одна история о том, как именно несчастливы все несчастливые семьи. Студентка-филолог Кира из Волгограда в самом конце 90-х оказалась в отчаянном положении: матери она не нужна, отец, скрываясь от должников, исчез, жить ей негде, есть фактически нечего. А у неё ещё кот и черепаха. И тут на горизонте появляется спаситель, Сергей, из казаков, внешне настоящий богатырь, весёлый, обаятельный, нигде не работает, крышует рынок, живёт легко, щедро и на широкую ногу. Пожалел девушку в беде и помог. Сложилась классическая пара: барышня и хулиган. Только и барышня с надломом, пьёт, курит и склонна к саморазрушению, и хулиган добр, отходчив, не чужд тяги к прекрасному, очень любит животных.
В романе постоянно происходит тот самый «монтаж», как в «Человеке с бульвара Капуцинов». Мы переносимся из одного временного пласта в другой: из 1999-го в 2008-й и обратно. В 2008-м мы видим Киру и Серёгу живущими в Петербурге в полупустой крохотной «живопырке» на улице Дыбенко. Кира выбивается из сил, пытаясь что-то заработать, а у Сергея серьёзная и ничем не победимая наркозависимость. От прежнего здоровяка остался иссохший призрак, каждое утро он выходит из дома в надежде сшибить где-нибудь пару тыщ и разжиться дозой. Из дома всё, что можно было, он уже вынес и продал.
Кира тащит этот брак как чемодан без ручки, она устала спасать Сергея, но и бросить его не может, в благодарность о том, как он её когда-то спас. Созависимость? О да. Мрачная и чернушная книга? Ещё как. Но не оторвёшься. В очередной раз поймала себя на том, что получаю странное удовольствие, читая про дисфункциональные семьи и травмы. Отчасти это всё перекликается с моим собственным жизненным опытом, я и про саморазрушительное поведение много чего знаю, и про комплекс спасителя, и на той же самой улице прожила приличный кусок жизни. Всегда интересно посмотреть со стороны на похожие на твою куски чьей-то биографии. Но самое guilty в этом pleasure то, что это чтение, как и хоррор, имеет ещё и утешительный эффект: собственные проблемы в этом свете сразу кажутся незначительными, а будущее выглядит оптимистично.
Часто, рассматривая романы дебютантов, критики и блогеры оговариваются, мол, хорошо, а для дебюта — так и вовсе отлично. Я хотела бы сказать, что здесь и без оговорок текст крепок, но оговорки всё же будут в конце. Однако текст цепляет. Возможно, дело в том, что роман, как я понимаю, во многом автобиографичен, а Маиловская, хоть и дебютантка, девочка вполне взрослая, моя ровесница. В общем, всё это «я видел некоторое дерьмо» выглядит вполне убедительно, при этом подано без того гипернадрыва, с которым другие рассказывают о куда менее значительных травмах.
Здесь много разбросанных тут и там очень метких житейских наблюдений. И то, как мать в своей слепой любви не хочет видеть и понимать, в какой яме её ребёнок. И то, как человек, живущий в персональном аду, запирает за собой утром дверь этого ада, едет на работу и мимикрирует под нормальных, и симулирует нормальную жизнь, а потом снова возвращается в свой ад, и никто-никто из «нормальных» об этом не подозревает. И то, как Кире после почти десяти лет такого брака «обычные» люди, не пережившие того же, кажутся какими-то наивными, как дети. И познакомиться с каким-то другим мужчиной, без зависимостей и девиаций, она уже не может — ей будет казаться, что в нём чего-то не хватает. Потому что на этот гибельный восторг совместного пропадания тоже подсаживаешься.
At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. The message was not authentic, with the real Zelenskiy soon denying the claim on his official Telegram channel, but the incident highlighted a major problem: disinformation quickly spreads unchecked on the encrypted app. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. "This time we received the coordinates of enemy vehicles marked 'V' in Kyiv region," it added.
from it
