Как анархофеминизм мыслит политику сегодня? | в гостях Кьяра Боттичи

Наше новое интервью — это эксперимент по преодолению языковых, географических и эпистемологических границ. Разговор о насилии над природой, колониальном воображении и пористости реальности.

Героиней этого выпуска стала итальянская философиня, исследовательница политического воображения Западной Европы и анархо-феминистка Кьяра Боттичи. Сейчас мы работаем над переводом и публикацией ее важнейшей теоретической книги — Anarchafeminism. Это большой философский трактат, в котором впервые за много лет метод анархистских феминисток был концептуализирован и применен для анализа современных политических проблем. Книга выйдет в нашем издательстве в начале следующего года. А пока мы предлагаем познакомиться с нашей авторкой поближе.

Наладить мостик между Тбилиси, Миланом и Нью-Йорком помог наш друг — музыкант, критик и философ Кирилл Городний.

[Пожалуйста, перед началом просмотра нажмите на кнопку «субтитры». Мы решили не озвучивать ролик, чтобы сохранить полиязыковую атмосферу прошедшей встречи.]

Хотите больше подобных видео? Есть несколько способов помочь нашему проекту:

• Подписаться на BOOSTY: https://boosty.to/egalite_magazine
• Подписаться на PATREON: https://www.patreon.com/user?u=97406675
• Тинькофф: 5536914142542525
• PayPal: https://www.paypal.me/egalitemagazine
• TBC: GE08TB7314245064400004 (Oleksandra Pushna)

Основными темами православного философа Татьяны Горичевой всегда были: феминизм, экология, «постмодернизм» — не полемика с ними, не «обличение», но доращивание, развитие до православной теологии. В книге «Пустыня растет», дневниках 2018-2022 гг. находим некоторый новый оборот этих тем.

Автор описывает как Олег Давыдов пропагандировал ей теоэстетику, по поводу чего она трогательно пишет, что ни читала ничего из этой области, нет времени читать новое и т.п.; ирония в том, что именно Горичева развивает православную мысль на переднем крае актуальной мысли: де факто она создает православный извод non-human, animal, ecological studies.

Она пишет, что «феминизм» ей теперь интересен только как «экофеминизм»: феминизм переходит в экологию, поскольку и женщина и животное — не «люди»: они исполняют роль Другого для «человека». «Все мое внимание обращено к не-человеческому миру». Соответственно, этот антропоцентризм (где антропос — то, что производится в оппозиции женщине и животному) требуется дезактивировать: от него «вся тварь стенает».

Интересно, что этот постгуманистский экофеминизм развивается в повороте к анархистскому наследию. Входом в православно понятую экологию служит Кропоткин (не борьба видов, а взаимопомощь); «Кропоткин для меня как святой Франциск гений понимания и любви». И дальше: «Бакунин. Как он сегдня актуален. "Свобода в государстве есть ложь". "Человек действительно свободен только среди равного образа свободных людей ... рабство хотя бы одного единственного человека ... является ... отрицанием свободы всех". Бакунин искал свободу не для себя, а для другого. Чтобы другой был в свободе, нужно окружить его облаком благоговения. Тогда он сольется с образом Божьим. ... Тоскую по анархизму ... все чаще читаю Бакунина». Бакунизм противопоставляется мерзости запустения буржуазной жизни. Свою родную «вторую культуру» (где инфраполитическое сопротивление, феминизм, актуальное искусство и православие взаиморазвивали друг друга) она толстовски определяет как добровольное неучастие в институтах и практиках власти. Нужно выйти из «дуализма власти и рабства». Мещанству противопоставляется: «неприличная сущность юродства, его скандал и безумие» (одно из главных теоретических предприятий Горичевой: показать святость юродства как то, к чему вслепую движется «постмодернизм», как неосознанные им его собственные телос и истину). Анархоэкофеминистская православная теология.

«Теперь мученики — воздух, вода, деревья, животные. Они молчат и стремительно умирают. ... Жизнь изгоняется бесами и людьми с большим успехом, и скоро не будет на земле ни животных, ни растений, ни рек, ни океанов»; «моя критика капитализма ... самопроизводство зла ... рост капитала ... основной его закон — прибыль, прирост прироста ... капитализм антиэкологичен по существу».

Соглашается с Агамбеном: «есть лишь одна правовая структура, не знающая конца, — это ад». Хочет дезактивировать описанную Агамбеном антропологическую машину, производящую Человека в противопоставлении Животному. Обращается к агамбеновской концепции «голой жизни»: «обнаружилось Животное. Оно (в повсеместном интенсивном индустриальном выращивании и убиении) обличает принцип сатанинской падшей цивилизации. Принцип этот называется "голая жизнь", он описан Шаламовым и многими другими пережившими ГУЛАГ, концлагеря, Освенцим ... Животному ... оставлены только боль и страх. Его короткая мучительная жизнь ... обрывается еще более мучительной смертью», зверей держат всю жизнь в клетках, пытают и «не обнаруживают» способностей к уму, чувствам: инфернальный фарс. Индустриализм/капитализм = лагеря смерти людей = индустриальное выращивание животных на убой. Индустриально выращенное на убой, всю короткую жизнь видящее только стены своей камеры, живое существо — чья эта судьба — тех, кого мы едим, или наша? (ср. агамбеновскую концепцию концлагеря как парадигмы позднесовременной политики; но концлагерь же задает ведь и парадигму рождения-жизни-смерти мириадам едомых нами существ.)⬇️

⬆️Спасение из индустриального ада: Шаламов «приближается к за-человеческому, включающему не только ангелов, но и весь животный, растительный мир». Как и всегда часто пишет о рае: ангелология животных, растений, стихий. «Душа почему-то стремится к жизни и радости» и в этом «правда ... софийное свойство души. Танцующая перед Богом и всегда веселящаяся Премудрость». Всеединство = экология. Природа, София, жизнь, душа: игра, игривость: радость, неутилитарность, немеханистичность: «игра благодатна, она — любовное отношение друг к другу». Мечта о друге/другом: «не будет одиночества, а будет рай».

Анархоэкофеминистская мысль, вооружившись теоретическими достижениями Латура, создает некоторую разновидность слабой теологии: «Латур, наверное, самый значительный и влиятельный мыслитель в Европе … "Гея" — альтернатива "природе". Она — не "земной шар", не обьект галилеевской механики. … Она сделана из малюсеньких кусочков … взаимодействие людей, почвы, всего живого и есть Земля»: мы не в «окружающей среде», а в вирусах; мы живем в одном континиуме с вирусами и бактериями, древнейшими и малейшими существами — акторами не в меньшей степени чем человек; теория Латура вплетается в одну из главных мыслей Горичевой о неправде гигантизма и правде малого (отраженной в самом ее письме как собрании минифрагментов, отрицающего систему; ср. у Барта: афоризм, апофтегма — имманентный, собственный жанр идиоритмиков, анахоретов): «истина — это самоумаление», «животные — самая нежная часть нашего мира. … В незащищенных животных запрятано сокровенное мира. … святость жизни как таковой. Животное — это не сила», «вдруг стало ясно: надо брать только самых слабых, изуродованных, никому не нужных», «нежность Бога — единственная защита. … блаженная незащищённость», «любовь, связь всего живого, сила не-антропоцентризма», «когда даешь голодному хлеб не думаешь о себе. Нет никакого дающего или принимающего. Есть лишь всеобщее разделение — лишь "поделиться с другими". А это уже рай» (схожим образом Мардер описывает «вегетативную этику»). Пишет, что поздний Хайдеггер иначе мыслил о животных чем в 30-е: в связи с Траклем он уже говорил о кротости, трепете животных, открывающихся Святому, а не о их «лишенности мира» и т.п. Отсюда — к некоторым теологическим продвижениям.

Максим Исповедник и восточная патристика в целом: ипостась есть вообще любая единичность-конкретность, любая сингулярность — человека, мыши, мухи, камешка; это не недостаток, как часто утверждают, а достоинство патристического концепта ипостаси (который ведь основной в патристической теологии как таковой): конкретно, реально существует любое «единичное, независимое от его природы»; «природы» не существует ни в платоническом смысле (как общего предшествующего единичным сущим), ни в смысле «окружающей среды» человека: реальность есть децентрированный нетотализирующий ассамбляж единичных сущих, собор ипостасей. Субстанциальность души совсем не христианская идея; надо мыслить душу бергсониански: поток жизни, трепетное дыхание жизни; не субстанция бессмертной души, а сопротивляемость мертвому, хранение себя, не «субстанция души», а «процесс одушевления»; и библейское, и современное мышление — не субстанционалистское; душа не сущностна, она сохраняющая себя в смене условий идентичность; душа-жизнь: пыхтение, игра, сопереживание, любовь, переплетение природы и благодати. Душа = жизнь: anima, animaliа, живое/одушевленное существо, животное. «Сказать что Бог благ, всемогущ, — уже некоторое богохульство. Так же богохульно сказать о душе, что она бессмертна».

Если вы в следующий понедельник будет в Калининграде, то там будет такое:
онлайн-встреча (онлайн, не офлайн!) с теологом и публицистом Владимиром Шалларем (Москва):

поговорим о том, как христианское богословие связано с левой философией, марксизмом и диалектикой.

Ведущий: Роман Осипенко, философ.

Вход свободный.

Время проведения: 30 сентября 2024 г. в 18:30

Место проведения: Калининградская Областная Научная Библиотека, клубный зал, 3 этаж

Ряд левых теоретиков (см. «Истинная жизнь» Бадью, «Теория Девушки» коллектива авторов «Тиккун» и др.) утверждают, что капитализм сломал старые механизмы социализации, в частности патриархат. Мужчины более не подходят на роль антропологического материала Системы. Поэтому капитализм конструирует себе новых слуг — из женщин (и всех видов меньшинств — всех, кто не «мужчины»).

Либеральный феминизм — идеология нового порядка, женщина отныне — слуга и охранитель системы. Мальчики, обреченные никогда не стать мужчинами, и женщины, которые никогда не были девами согласно «Истинной жизни», девушкизированные массы согласно «Теории Девушки» — вот антропоситуация позднего капитализма.

Сложно подобрать более в-лоб иллюстрацию этой идеологии, чем 15 серия 2 сезона классического ситком-сериала «Офис» (2005-2013): главный герой — босс-шут, комедийно воплощающий произвол корпоративной власти и бессмыслицу корпоративной работы — нечто вроде последней аватары традиционного, патриархального Господина — раздосадованный активированным корпоративным руководством «феминистским» мероприятием, призванным эффективней интегрировать женщин в корпоративную культуру, организует альтернативной мужское мероприятие, объединяющей как и мужчин-работников офиса, так и мужчин-работников склада корпорации. Мероприятие, планировавшееся как промытие косточек женщинам, неожиданно высвечивает неравенство двух групп работников, а именно различие более трудной и менее оплачиваемой «дерьмовой работой» складских работников и менее трудной и более оплачиваемой «бредовой работой» офисных работников. Работники склада решают организовать профсоюз, что обескураживает босса и приводит в бешенство босса высшего уровня — организаторку «феминистского» мероприятия, немедленно пресекающей попытку организации профсоюза (характерным образом она предстает как подлинный Господин). Так один из популярнейших ситкомов обыгрывает эту нехитрую схему: либеральный феминизм есть способ эффективной интеграции женщин в капиталистическую систему, то есть политика в интересах буржуазного класса, то есть нечто прямо противоположное левой политике, политике в интересах рабочего класса (его самоорганизаций в профсоюзы и т. п.) — и соответственно противоположное и политике в интересах женщин-работниц, то есть противоположное левому феминизму (феминизму 99% и т. п.). Читать дальше и полностью

Друзья, напоминаю, что я продолжаю приём заявок на свой курс по политической философии XX века. XX столетие было очень парадоксальным временем. Этот век не просто оказался временем немыслимых ранее общественно-политических изменений, революций, войн. Он также стал временем крушения многочисленных иллюзий, заблуждений, идеологий и утопий, но при этом именно тогда человечество попыталась осуществить утопию, в её коммунистическом, фашистском и либеральном изводах.

Великая попытка достичь "конца истории" полностью провалилась: фашизм обернулся царством насилия и смерти; реальный социализм, нарушив обещание дать всю власть советам, обернулся либо сталинским термидором, либо дисциплинарным санаторием европейского образца, а в конце концов бесславно совершил суицид. Либерализм, с одной стороны, в течение XX века попытался демократизироваться и обеспечить процветание не только узкому кругу наиболее богатых и влиятельных собственникам-буржуа, но и обществу в целом, создав государство всеобщего благоденствия и массовый средний класс. Эти обещания точно так же оказались нарушены, вместо процветания "конца истории" мы видим распад мира на военно-политические блоки, триумф авторитарного капитализма и этнонационализма крови и почвы. Вместе с тем как благодаря, так и вопреки этим трагическим процессам, XX век стал веком искусства, науки, массовой демократизации, выходом миллиардов людей из состояния нищеты и бесправия, по-настоящему великих достижений.

Сегодняшнее состояние мира структурно сильно напоминает то, что происходило в начале прошлого столетия. Распад системы международных отношений и новый раздел мира, угрозы мировых войн, дискредитирующие сами себя идеологемы прогресса, начало деглобализации мирового хозяйства после долгого периода мира и относительно открытых границ, решимость государств собственноручно уничтожить тот порядок, который держался десятилетиями, т.д. и т.п. - все это объединяет первую четверть XXI века с первой четвертью XX.

Есть однако, принципиальное отличие. Прошлое столетие бурлило творческой энергией, люди реально хотели и стремились построить новый мир, жизнь преображалась на глазах. Сегодня же мы живем в совсем другом климате, в атмосфере вечного настоящего, в котором периодически просвечивают стухшие отбросы прошлых обид и претензий. Будущего просто нет, вместо него есть страх перед неизвестностью, предвосхищение смутных угроз, стремление уйти в эскапизм и запирательство.

Я приглашаю на свои занятия всех тех, кто хочет разобраться в истоках перманентного кризиса, не опускающего современный мир, а также тех, кто хочет прикоснуться к энергии и силе мысли главных политических философов прошлого столетия. Подробную программу курса и список литературы вы можете посмотреть по ссылке. Курс состоит из 16 еженедельных онлайн-занятий по 2-2,5 часа. Курс проходит по лекционно-семинарской системе, все занятия записываю, доступ к записям у вас остается навсегда. Стоимость курса - 5000 рублей / 50 евро. Как обычно, я провожу КОНКУРС на три бесплатных места. Для участия в нем напишите короткое сочинение, не более 500 слов, с ответом на вопрос "почему я хочу записаться на ваш курс". Приоритет в конкурсе у студентов и старших школьников, но подаваться могут все желающие. Авторы сильных заявок, не прошедших по конкурсу, получат скидки. Заявки можно отправлять через гугл-форму, ЛС или по почте [email protected].

Информацию обо мне можно посмотреть на моём сайте, а также прочитать отзывы слушателей с прошлых курсов. При желании вы также можете договориться со мной об индивидуальных занятиях. Заявки принимаю до 14 октября включительно. День и время занятий выберем вместе со слушателями после дедлайна, в приоритете выходные и вечера будней. Заниматься начнем сразу же после окончания приёма.


Жду вас.

Укрепите ослабевшие руки и утвердите колени дрожащие, скажите робким душою: будьте тверды, не бойтесь. Исайя

«Опасно говорить о Боге» — эти слова, вынесенные Т. Горичевой в заголовок её книги мемуаров о христианском подполье в СССР — они ведь ей сказаны не о говорении о Боге при атеистической диктатуре, а в связи с какой-то религиозной тв-передачей на свободном от гонений, респектабельно-христианском Западе, которую она увидела после высылки: «первый раз в своей жизни увидела религиозную передачу по телевизору. Я благодарю Бога, что у нас есть атеизм и нет религиозного образования. ... Впервые я поняла как опасно говорить о Боге. ... Как просто было любить гонимую, нищую, плачущую церковь. А теперь надо полюбить богатую и самодовольную, во всем противоположную изначальной».

«Опасно говорить о Боге» — так как говорили «комсомольские и партийные ораторы» — говорением, где «главное — научиться громко и самоуверенно говорить ... где надо переходить на крик».

«Опасно говорить о Боге» — там, где все о Нем говорят, где сильные, властные и богатые о Нем говорят, где комфортно, где принято, где «громко и самоуверенно», «самодовольно» о Нем говорят.

Это в общем-то тривиальные вещи: классическая ситуация Корделии, чьи сестры с такой готовностью говорят о своей любви к Лиру, а она не может: не позволяет любовь к нему — в таких условиях «лучше хранить молчание» (как пишет Горичева), чтобы свою любовь сохранить и так избежать проституирования ее — но тут кажется удачным выбор слов: «опасно», именно «опасно» говорить о Боге, превращая Его в «еще одну тюрьму», запирая себя и других в этой тюрьме — вот в чем опасность: «мы [участники второй культуры, христианского подполья] открыли Бога как высшую реальность и свободу, а не как еще одну тюрьму».

И еще: сразу после высылки из марксистской диктатуры христианская мыслительница замечает о буржуазной жизни, что она «прекрасно, кстати, описана Марксом в главе о товарном фетишизме».

Сегодня в 19.30 по Москве вот по этой ссылке онлайн поговорим о том, как христианское богословие связано с левой философией, марксизмом и диалектикой.

Ведущий: Роман Осипенко, философ.

Вход свободный.

Время проведения: 30 сентября 2024 г. в 18:30 по Калининграду, 19.30 по Москве.

Место проведения офлайн: Калининградская Областная Научная Библиотека, клубный зал, 3 этаж

Будьте сострадательны, братолюбивы, милосердны, дружелюбны, смиренномудры; не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте; очистив души ваши к нелицемерному братолюбию, постоянно люби́те друг друга. Будучи злословим, Христос не злословил взаимно; страдая, не угрожал. Приветствует вас церковь в Вавилоне. Мир вам всем во Христе Иисусе. 1 Пет.

1 Пет.: под слоем признания иерархических структур макросоциума

(«будьте покорны всякому человеческому начальству», «царя чтите», «слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам», «жены, повинуйтесь своим мужьям» и пр.)

— слой формирования альтернативного ему социума

(«некогда не народ, а ныне народ Божий», «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел»),

с альтернативной же моделью власти — пастырской, в её — исследованным Фуко — отличии от классического господства

(«пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принуждённо, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду»);

хотя в первом слое смысл подчинения «всякому человеческому начальству» полагается в «наказании преступников» и «поощрении делающих добро» сразу же и тут же Послание во втором своем слое говорит о несправедливом насилии макросоциума в отношении альтернативного социума христиан

(«страдаете за правду, то вы блаженны; а страха их не бойтесь», «то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо»)

— так что и вообще весь текст Послания оказывается выстроен на оппозиции насилия макросоциума и не-насилия альтернативного ему христианского нового социума: смысл «покорства» — в не-отражении насилия, в остановке его воспроизводства и заражении не-насилием территорий насилия, то есть в создании подлинной, радикальной альтернативы: сам альтернативный социум учрежден в не-отражении насилия

(Христос «не сделал никакого греха ... будучи злословим, не злословил взаимно; страдая, не угрожал»)

и его суть состоит в дальнейшеей культивации не-насилия

(«не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте; очистив души ваши к нелицемерному братолюбию», «прошу вас ... провождать добродетельную жизнь между язычниками, дабы они за то, за что злословят вас, как злодеев, увидя добрые дела ваши, прославили Бога в день посещения» — и в пандан этому и жены должны «повиноваться мужьям», чтобы те «житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие»);

что в первом слое названо «покорством» и «повиновением», то в втором слое оказывается обозначением не-насилия, не-отражения насилия — не воздающей зло за зло «чистой, богобоязненной жизнью», призванной «язычников», «господ» и «мужей» (характерным образом поставленных в один ряд, как бы в одну категорию — субъектов насилия, не-любви — входящих) приобщить к себе; альтернативный социум воспроизводится в практиках не-насилия

(«будьте сострадательны, братолюбивы, милосердны, дружелюбны, смиренномудры», «постоянно люби́те друг друга»)

и структурирован как не-господство — в альтернативной модели власти

(«пасите Божие стадо ... не господствуя»);

автор Послания итожит его этой оппозицией: альтернативный социум с одной стороны характеризуется именно через не-насилие

(«приветствуйте друг друга лобзанием любви. Мир вам всем во Христе Иисусе»),

а с другой через свое нахождении в средоточии насилия, каковым оказывается Рим

(«приветствует вас избранная, подобно вам, церковь в Вавилоне»),

то есть то самое «начальство», которое вместо того, чтобы «поощрять делающих добро», применило ко Христу насилие и применяет насилие к Его последователям, которые отвечают на это — не-насилием, любовью в конкретности многообразных практик, то есть максимально радикальным, максимально альтернативным, максимально подрывным способом.

Православие и (анархо)социализм

В отличие от либерализма русский анархизм — это корни, почва, община. В России всегда было много полуанархических или неявно анархических сообществ. Как рассказывал историк Дмитрий Рублев, в рамках православной традиции, точнее, отталкиваясь от нее, существовало достаточно большое число протоанархистских религиозных течений. Можно вспомнить бегунов, основателем этого течения был старообрядческий инок Евфимий (его труды были в 2003 г. переизданы в Новосибирске издательством "Сибирский хронограф"). Или тех же духоборов, которые, правда, были отчасти связаны с протестантской традицией, но формировалось это течение в рамках православного культурного ареала. Можно упомянуть бухтарминцев (каменщиков), старообрядческие поселения на границе между Китаем и Алтайским регионом, в XVIII веке ведших полуавтономное существование на анархических принципах. Они также противостояли давлению государства, пытались даже с оружием в руках пробиться на территорию Китая, чтобы их менее угнетали. Китай в то время не ассоциировался у них с какими-то авторитарными моментами во власти. Я бы упомянул и нынешних анастасиевцев, переселившихся из городов в леса и тоже ведущих там полуавтономное существование.

На ресурсе Public Orthodoxy наткнулся на слова профессора Давора Джалто из статьи «Православие и (анархо)социализм», с которыми не могу не согласиться, о том, что мейнстримный либерализм давно уже продал душу дьяволу — капитализму. А капитализм, как говорит Джалто — это глубоко и неисправимо бесчеловечная идеология, которая превращает все в товар (включая людей, их идеи, отношения…), развращает все и убивает в конечном счете саму возможность свободы, творчества, подлинных межчеловеческих отношений… «Вот почему никогда нельзя говорить о «плохом капитализме» и «хорошем капитализме». Капитализм — это зло. Это рак на теле общества. Да, с помощью различных мер можно подавить некоторые из его негативных эффектов, но никто в здравом уме не станет утверждать, что рак хорош только потому, что прием различных лекарств делает его последствия менее разрушительными или менее заметными».

120-летие Грэма Грина — классика литературы XX века, левака, католика. «Сила и слава»: гонения революционеров на католицизм в Мексике; слабый, трусливый, грешный (пьянство, блуд) священник — святой; святость в слабости, немощи, торжество в поражении; «какой я нелепый человек, подумал он, нелепый и никому не нужный. ... Осталось только чувство безмерной тоски, ибо он предстанет перед Богом с пустыми руками, так ничего и не свершив». «Монсеньор Кихот»: священник Кихот и марксист Панса во франкистской Испании: усталость от истории, догмы, бюрократии и католицизма и марксизма — и все же верность им, вера в их радикальное ядро; ««почему ненависть к человеку — даже к такому человеку, как Франко, — умирает вместе с его смертью, а любовь, любовь, которую он начал испытывать к отцу Кихоту, казалось, продолжала жить и разрасталась, хотя они простились навеки и между ними навеки воцарилось молчание… “Сколько же времени, — не без страха подумал он, — может такая любовь длиться? И к чему она меня приведет?”». «Комедианты» — роман о диктатуре Дювалье; ««Ей-богу, есть, наверно, какая-то сила, которая придает всему, что с нами происходит, унизительный характер». В детстве я верил в христианского бога. Жизнь под его сенью была делом нешуточным: я видел его карающую длань в каждой трагедии. Я видел его сквозь lacrimae rerum [мировая скорбь (лат.)], и она так же искажала его очертания, как шотландские туманы превращают карликов в великанов. А теперь, когда жизнь подходила к концу, верить в него — да и то не всегда — мне позволяло только чувство юмора. Жизнь — это комедия, а вовсе не трагедия, к которой меня готовили». Сочетание христианства и левой политики, нонконформизм в обоих (проникновенного религиозного писателя Грина часто принимали за атеиста и критика Церкви) — но под этим еще — некий экзистенциальный юмор, снимающий пафос, некий глубинный комизм, обреченность любого дела и идеи — не усиливающая трагичность, а напротив снимающая её, удаляющая серьезность («нелепость», «унизительность», мягкий светлый комизм Кихота — в его личности и его поражение) — это у Грина нечто верно схваченное и подлинно христианское; так он, если не путаю, в романе «Ценой потери» (или о нем) писал, что в самой гуще трагического нужно найти комическое, перейти от трагического к комическому — в смысле углубления и трансцендирования (атеист в лепрозории — это комедия); так героя «Сути дела» до самоубийства доводит его трагически-серьезное отношение к страданию и т.п. — и это смехотворно, нелепо; вообще подлинно религиозный свет бросает на все вещи комический отсвет — тем паче в христианстве, где сам Бог проигрывает; совсем огрубляя: христианство сдвигает трагичность (условного) атеистического экзистенциализма в комедийность; жизнь — это фарс, и есть в этом нечто освобождающее — от гордыни, от самомнения, от самоуверенности, от серьезной физиономии, от тяжести, от себя; все проиграют, все провалится, ничего не получиться — и слава Богу. — https://blog.predanie.ru/article/12-romanov-grema-grin-ostrosyuzhetnyj-filosofskij-katolicheskij-lyubovnyj-marksistskij-pritchevyj/

Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду. Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: люби́те врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный. Мф.

Гегель: Христос являет истинную «нравственность», «примирение» — разрыв циклов мести/наказания, купли-продажи, повеления-подчинения. Но являет её преждевременно: реально её человечество актуализировать не может вплоть до гегелева Государства: «необходимо»-де пройти стадии «несчастного сознания», «революционного террора» и пр. и пр. Кожев: эта «нравственность», эта увенчание диалектики господства и рабства уже произошло в либеральных демократиях: Конец истории уже состоялся, и постхристианское человечество пребывает в постистории; притом это означает 1.) и конец оппозиции человек/животное: человек становится постисторическим животным; 2.) и конец всякой религиозности.

Время падшего мира, век сей есть время циклов (сансара и т.п.). Смысл мессианизма — «линейной» истории — в разрыве цикличности, прекращении «вечности» круговоратов мести/наказания, купли-продажи, повеления-подчинения. Мессия — Иисус — уже пришел, уже разорвал эти циклы, уже учредил сообщество примирения (конец циклов наказания/мести), койнонии (конец циклов купли-продажи), взаимопослушания (конец циклов повеления-подчинения). Евангелие есть Благая Весть о наступлении Царства Божьего: ядро проповеди и служения Иисуса, ядро христианской веры. Итак, с теологической точки зрения Конец истории уже произошел, смысл истории достигнут: мессианское царство, царство христово уже учреждено, наступило-наступает. И не «преждевременно»: в Государстве, в «несчастном сознании», «революционном терроре» (равно как и в «прогрессивном войске опричников» и всем насилии века сего), либеральных демократиях нет никакого смысла; не нужно было ни одной слезинки ребенка ни для чего: «отрет Бог всякую слезу с очей». Преждевременностей вообще не бывает: есть лишь вечность циклов века сего и конец истории, могущий как научил нас мессианский марксист Беньямин наступить в любое мгновение — в любой момент вращения цикла. Атеистически-либеральной, детерминистски-«прогрессистской» историософии нужно противопоставить теологически-либертарную, альтернативистски-контингентистскую историософию.

Либертарно-эгалитарное, постисторическое сообщество уже учреждено: в первохристианской общине, в раннехристианских общинах, в монашеских общинах — и может быть распространено на все пространство обитания людей. — так учили Отцы Церкви (Иоанн Златоуст, Василий Великий, др.). Поскольку Мессия уже пришел, поскольку Он уже искупил первордный грех, постольку искупленному человечеству открыта совершенная жизнь мессианского царства — жизнь в примирении, койнонии, взаимопослушании — постольку уже есть целый ряд примеров реализации совершенных, постисторических сообществ и такие реализации в любой момент возможны. И притом это означает — как указывали Отцы — конец оппозиции человек/ангел: падшесть преодолена, люди уже актуально живут «как ангелы» (в общей собственности, в равенстве и пр.). Агамбен в «Открытом» напоминая предостережение Деррида о ироничности Кожева, выводит политику лагерей смерти и вообще современную политику из оппозиции человек/животное, видя в Конце истории стирание этой оппозиции. Этой секуляристской политике нужно противопоставить либертарно-эгалитарную политику, выводящуюся из оппозиции человек/ангел и видеть в Конце истории стирание этой оппозиции, а Конец истории — уже произошедшим (эта перспектива Кожевым — жизнь после Конца истории — должна быть нами удержана).⬇️