О сильнейшей обиде и чувстве несправедливости по итогам Первой мировой войны говорит ещё и этот вагон. В нём в 1918 году в Компьенскому лесу немцы подписали перемирие с французами, тем самым признав своё поражение на очень невыгодных для себя условиях. Историки называют этот эпизод Первым компьенским перемирием. После подписания вагон определили как личный вагон тогдашнего президента Франции, потом катали по выставкам, как знак победы, ну а в конце построили для него целое здание и он стал частью этого мемориала.
В июне 40 года, когда немцы разбили французов, вагон по приказу Гитлера был извлечён из этого здания, для чего пришлось взорвать стену. Он настоял, чтобы подписание Второго компьенского перемирия, означавшего фактическую капитуляцию теперь уже французских войск, состоялось именно в нём. Более того, для подписания капитуляции французами этот вагон вывезли ровно в то же место, ровно в тот же Компьенский лес, где до этого подписывали капитуляцию немцы. Представители делегаций даже сидели на тех же местах.
О сильнейшей обиде и чувстве несправедливости по итогам Первой мировой войны говорит ещё и этот вагон. В нём в 1918 году в Компьенскому лесу немцы подписали перемирие с французами, тем самым признав своё поражение на очень невыгодных для себя условиях. Историки называют этот эпизод Первым компьенским перемирием. После подписания вагон определили как личный вагон тогдашнего президента Франции, потом катали по выставкам, как знак победы, ну а в конце построили для него целое здание и он стал частью этого мемориала.
В июне 40 года, когда немцы разбили французов, вагон по приказу Гитлера был извлечён из этого здания, для чего пришлось взорвать стену. Он настоял, чтобы подписание Второго компьенского перемирия, означавшего фактическую капитуляцию теперь уже французских войск, состоялось именно в нём. Более того, для подписания капитуляции французами этот вагон вывезли ровно в то же место, ровно в тот же Компьенский лес, где до этого подписывали капитуляцию немцы. Представители делегаций даже сидели на тех же местах.
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government.
from it