Делюсь эмоциями от марафона по Ясудзиро Одзу:
• «Поздняя весна» (1949) — первая часть тематической «трилогии о Норико», продолженной «Порой созревания пшеницы» и «Токийской повестью». Серия раскрывает процесс преображения традиционной семьи на примере жизни разных девушек, названных одним именем и сыгранных одной актрисой.
Избыточно слащавое кино, в котором художественная преданность быту и лиричности напрасно перевешивает острую проблематику. Автор размышляет о трансформации устоявшихся обычаев и анализирует метаморфозы в послевоенном японском укладе, оборачивая сеттинг картины в осмысленный флёр оммажа на Золотой Голливуд, что лишь вредит и без того затяжной бесконфликтности сюжета. Изучение болезненной привязанности дочери и отца на фоне системных национальных перемен представляется выбором изрядно отважным для больших экранов середины 20-го века, однако риск, под давлением вхолостую восточного дирижирования, себя не оправдал.
«Пора созревания пшеницы» (1951) — второй эскиз об эволюции принципов сосуществования родственного круга и новой роли женщины в социуме, переживающем нравственную модернизацию. Фильм протекает уже не столь приторно и на порядок кинематографичнее в сравнении с начальной главой, вновь смело разбирая принципы консервативного строя, сковывающего молодёжь, и негативно оценивая рабскую культуру семейного молчания. Восприятие контекстуальной дерзости произведения портит топорный монтаж, предательски подчёркивающий мало титаническое актёрское исполнение. Если судить о легендарной чрезмерной прозаичности Одзу как о чистой монете глубоко непогрешимой задумки, то об иных придирках в сторону «Раннего лета» (альтернативное название ленты) позволительно забыть. Правда, решиться на такой подвиг — непросто, тем более учитывая эпизодические блицкриги постановки, что резко выделяются из заурядного фестиваля других серых сцен и только утверждают подозрения касательно общего излишка неприметности представленного продукта.
«Токийская повесть» (1953) — пик драматизма «цикла о Норико». Картина, в очередной раз подчёркивая конъюнктуру вестернизации и распада базовой ячейки общества, выводит на передний план извечный конфликт детей и родителей. «Токийская повесть» снижает градус высокой социально-философской риторики трилогии до значительно упрощённого, зрительского понятийного аппарата. Демонстрация скитающейся по густонасёленному громадному Токио парочки милейших стариков, отвергнутых невежественными отпрысками, разрывает сердце на кусочки и, стоит сказать, не представляет меньшей художественной ценности, чем излюбленные Одзу монотонные скрежетания бесконечных бабушек, дедушек, внуков, сестёр, братьев, дядей, тётей, подруг женихов и прочей массовки в четырёх унисонных стенах.
Невзирая на тяжеловесное, нарочитое однообразие «сериала» под эгидой сверлящего бесценно глупым оскалом лика артистки Хары Сэцуко, хотелось бы отметить занимательное устройство «антикритики» режиссёра в отношении поколенческих сдвигов. Мастер неустанно поднимает вопрос необходимости здорового личностного развития в противовес нотационной риторике старой гвардии, но ответ всё-таки ищет с предельным уважением к обеим сторонам дискуссии, в фарватере нормализации печальных алгоритмов повседневности.
«Родиться-то я родился, но…» (1932) — очень душевная и потешная немая история о тонком детском ощущении взрослого мира; о больших страхах двух маленьких сорванцов, которые, ещё не успев начать путь к познанию будничной трясины, уже стараются найти из неё выход, попутно разбавляя беззвучное полотно милой неуклюжестью своих приключений. Рекомендую в качестве неординарного опыта просмотра.
«Был отец» (1942) — хроника сакральных взаимоотношений родителя и ребёнка, осложнённых годами разлуки, грузом профессионального долга и другими пустяками серых будней. Вдруг использовав несчастную лаконичность творческого почерка на пользу, японский маэстро стандартно, да искусно и впечатляюще тонко, ушёл в преподавание святости кровных уз — и правильно сделал. Рекомендую.
«Токийские сумерки» (1957) — увесисто, эстетично, до смерти уныло. No further comments.
• «Поздняя весна» (1949) — первая часть тематической «трилогии о Норико», продолженной «Порой созревания пшеницы» и «Токийской повестью». Серия раскрывает процесс преображения традиционной семьи на примере жизни разных девушек, названных одним именем и сыгранных одной актрисой.
Избыточно слащавое кино, в котором художественная преданность быту и лиричности напрасно перевешивает острую проблематику. Автор размышляет о трансформации устоявшихся обычаев и анализирует метаморфозы в послевоенном японском укладе, оборачивая сеттинг картины в осмысленный флёр оммажа на Золотой Голливуд, что лишь вредит и без того затяжной бесконфликтности сюжета. Изучение болезненной привязанности дочери и отца на фоне системных национальных перемен представляется выбором изрядно отважным для больших экранов середины 20-го века, однако риск, под давлением вхолостую восточного дирижирования, себя не оправдал.
«Пора созревания пшеницы» (1951) — второй эскиз об эволюции принципов сосуществования родственного круга и новой роли женщины в социуме, переживающем нравственную модернизацию. Фильм протекает уже не столь приторно и на порядок кинематографичнее в сравнении с начальной главой, вновь смело разбирая принципы консервативного строя, сковывающего молодёжь, и негативно оценивая рабскую культуру семейного молчания. Восприятие контекстуальной дерзости произведения портит топорный монтаж, предательски подчёркивающий мало титаническое актёрское исполнение. Если судить о легендарной чрезмерной прозаичности Одзу как о чистой монете глубоко непогрешимой задумки, то об иных придирках в сторону «Раннего лета» (альтернативное название ленты) позволительно забыть. Правда, решиться на такой подвиг — непросто, тем более учитывая эпизодические блицкриги постановки, что резко выделяются из заурядного фестиваля других серых сцен и только утверждают подозрения касательно общего излишка неприметности представленного продукта.
«Токийская повесть» (1953) — пик драматизма «цикла о Норико». Картина, в очередной раз подчёркивая конъюнктуру вестернизации и распада базовой ячейки общества, выводит на передний план извечный конфликт детей и родителей. «Токийская повесть» снижает градус высокой социально-философской риторики трилогии до значительно упрощённого, зрительского понятийного аппарата. Демонстрация скитающейся по густонасёленному громадному Токио парочки милейших стариков, отвергнутых невежественными отпрысками, разрывает сердце на кусочки и, стоит сказать, не представляет меньшей художественной ценности, чем излюбленные Одзу монотонные скрежетания бесконечных бабушек, дедушек, внуков, сестёр, братьев, дядей, тётей, подруг женихов и прочей массовки в четырёх унисонных стенах.
Невзирая на тяжеловесное, нарочитое однообразие «сериала» под эгидой сверлящего бесценно глупым оскалом лика артистки Хары Сэцуко, хотелось бы отметить занимательное устройство «антикритики» режиссёра в отношении поколенческих сдвигов. Мастер неустанно поднимает вопрос необходимости здорового личностного развития в противовес нотационной риторике старой гвардии, но ответ всё-таки ищет с предельным уважением к обеим сторонам дискуссии, в фарватере нормализации печальных алгоритмов повседневности.
«Родиться-то я родился, но…» (1932) — очень душевная и потешная немая история о тонком детском ощущении взрослого мира; о больших страхах двух маленьких сорванцов, которые, ещё не успев начать путь к познанию будничной трясины, уже стараются найти из неё выход, попутно разбавляя беззвучное полотно милой неуклюжестью своих приключений. Рекомендую в качестве неординарного опыта просмотра.
«Был отец» (1942) — хроника сакральных взаимоотношений родителя и ребёнка, осложнённых годами разлуки, грузом профессионального долга и другими пустяками серых будней. Вдруг использовав несчастную лаконичность творческого почерка на пользу, японский маэстро стандартно, да искусно и впечатляюще тонко, ушёл в преподавание святости кровных уз — и правильно сделал. Рекомендую.
«Токийские сумерки» (1957) — увесисто, эстетично, до смерти уныло. No further comments.
group-telegram.com/monkeysandfilms/5633
Create:
Last Update:
Last Update:
Делюсь эмоциями от марафона по Ясудзиро Одзу:
• «Поздняя весна» (1949) — первая часть тематической «трилогии о Норико», продолженной «Порой созревания пшеницы» и «Токийской повестью». Серия раскрывает процесс преображения традиционной семьи на примере жизни разных девушек, названных одним именем и сыгранных одной актрисой.
Избыточно слащавое кино, в котором художественная преданность быту и лиричности напрасно перевешивает острую проблематику. Автор размышляет о трансформации устоявшихся обычаев и анализирует метаморфозы в послевоенном японском укладе, оборачивая сеттинг картины в осмысленный флёр оммажа на Золотой Голливуд, что лишь вредит и без того затяжной бесконфликтности сюжета. Изучение болезненной привязанности дочери и отца на фоне системных национальных перемен представляется выбором изрядно отважным для больших экранов середины 20-го века, однако риск, под давлением вхолостую восточного дирижирования, себя не оправдал.
«Пора созревания пшеницы» (1951) — второй эскиз об эволюции принципов сосуществования родственного круга и новой роли женщины в социуме, переживающем нравственную модернизацию. Фильм протекает уже не столь приторно и на порядок кинематографичнее в сравнении с начальной главой, вновь смело разбирая принципы консервативного строя, сковывающего молодёжь, и негативно оценивая рабскую культуру семейного молчания. Восприятие контекстуальной дерзости произведения портит топорный монтаж, предательски подчёркивающий мало титаническое актёрское исполнение. Если судить о легендарной чрезмерной прозаичности Одзу как о чистой монете глубоко непогрешимой задумки, то об иных придирках в сторону «Раннего лета» (альтернативное название ленты) позволительно забыть. Правда, решиться на такой подвиг — непросто, тем более учитывая эпизодические блицкриги постановки, что резко выделяются из заурядного фестиваля других серых сцен и только утверждают подозрения касательно общего излишка неприметности представленного продукта.
«Токийская повесть» (1953) — пик драматизма «цикла о Норико». Картина, в очередной раз подчёркивая конъюнктуру вестернизации и распада базовой ячейки общества, выводит на передний план извечный конфликт детей и родителей. «Токийская повесть» снижает градус высокой социально-философской риторики трилогии до значительно упрощённого, зрительского понятийного аппарата. Демонстрация скитающейся по густонасёленному громадному Токио парочки милейших стариков, отвергнутых невежественными отпрысками, разрывает сердце на кусочки и, стоит сказать, не представляет меньшей художественной ценности, чем излюбленные Одзу монотонные скрежетания бесконечных бабушек, дедушек, внуков, сестёр, братьев, дядей, тётей, подруг женихов и прочей массовки в четырёх унисонных стенах.
Невзирая на тяжеловесное, нарочитое однообразие «сериала» под эгидой сверлящего бесценно глупым оскалом лика артистки Хары Сэцуко, хотелось бы отметить занимательное устройство «антикритики» режиссёра в отношении поколенческих сдвигов. Мастер неустанно поднимает вопрос необходимости здорового личностного развития в противовес нотационной риторике старой гвардии, но ответ всё-таки ищет с предельным уважением к обеим сторонам дискуссии, в фарватере нормализации печальных алгоритмов повседневности.
«Родиться-то я родился, но…» (1932) — очень душевная и потешная немая история о тонком детском ощущении взрослого мира; о больших страхах двух маленьких сорванцов, которые, ещё не успев начать путь к познанию будничной трясины, уже стараются найти из неё выход, попутно разбавляя беззвучное полотно милой неуклюжестью своих приключений. Рекомендую в качестве неординарного опыта просмотра.
«Был отец» (1942) — хроника сакральных взаимоотношений родителя и ребёнка, осложнённых годами разлуки, грузом профессионального долга и другими пустяками серых будней. Вдруг использовав несчастную лаконичность творческого почерка на пользу, японский маэстро стандартно, да искусно и впечатляюще тонко, ушёл в преподавание святости кровных уз — и правильно сделал. Рекомендую.
«Токийские сумерки» (1957) — увесисто, эстетично, до смерти уныло. No further comments.
• «Поздняя весна» (1949) — первая часть тематической «трилогии о Норико», продолженной «Порой созревания пшеницы» и «Токийской повестью». Серия раскрывает процесс преображения традиционной семьи на примере жизни разных девушек, названных одним именем и сыгранных одной актрисой.
Избыточно слащавое кино, в котором художественная преданность быту и лиричности напрасно перевешивает острую проблематику. Автор размышляет о трансформации устоявшихся обычаев и анализирует метаморфозы в послевоенном японском укладе, оборачивая сеттинг картины в осмысленный флёр оммажа на Золотой Голливуд, что лишь вредит и без того затяжной бесконфликтности сюжета. Изучение болезненной привязанности дочери и отца на фоне системных национальных перемен представляется выбором изрядно отважным для больших экранов середины 20-го века, однако риск, под давлением вхолостую восточного дирижирования, себя не оправдал.
«Пора созревания пшеницы» (1951) — второй эскиз об эволюции принципов сосуществования родственного круга и новой роли женщины в социуме, переживающем нравственную модернизацию. Фильм протекает уже не столь приторно и на порядок кинематографичнее в сравнении с начальной главой, вновь смело разбирая принципы консервативного строя, сковывающего молодёжь, и негативно оценивая рабскую культуру семейного молчания. Восприятие контекстуальной дерзости произведения портит топорный монтаж, предательски подчёркивающий мало титаническое актёрское исполнение. Если судить о легендарной чрезмерной прозаичности Одзу как о чистой монете глубоко непогрешимой задумки, то об иных придирках в сторону «Раннего лета» (альтернативное название ленты) позволительно забыть. Правда, решиться на такой подвиг — непросто, тем более учитывая эпизодические блицкриги постановки, что резко выделяются из заурядного фестиваля других серых сцен и только утверждают подозрения касательно общего излишка неприметности представленного продукта.
«Токийская повесть» (1953) — пик драматизма «цикла о Норико». Картина, в очередной раз подчёркивая конъюнктуру вестернизации и распада базовой ячейки общества, выводит на передний план извечный конфликт детей и родителей. «Токийская повесть» снижает градус высокой социально-философской риторики трилогии до значительно упрощённого, зрительского понятийного аппарата. Демонстрация скитающейся по густонасёленному громадному Токио парочки милейших стариков, отвергнутых невежественными отпрысками, разрывает сердце на кусочки и, стоит сказать, не представляет меньшей художественной ценности, чем излюбленные Одзу монотонные скрежетания бесконечных бабушек, дедушек, внуков, сестёр, братьев, дядей, тётей, подруг женихов и прочей массовки в четырёх унисонных стенах.
Невзирая на тяжеловесное, нарочитое однообразие «сериала» под эгидой сверлящего бесценно глупым оскалом лика артистки Хары Сэцуко, хотелось бы отметить занимательное устройство «антикритики» режиссёра в отношении поколенческих сдвигов. Мастер неустанно поднимает вопрос необходимости здорового личностного развития в противовес нотационной риторике старой гвардии, но ответ всё-таки ищет с предельным уважением к обеим сторонам дискуссии, в фарватере нормализации печальных алгоритмов повседневности.
«Родиться-то я родился, но…» (1932) — очень душевная и потешная немая история о тонком детском ощущении взрослого мира; о больших страхах двух маленьких сорванцов, которые, ещё не успев начать путь к познанию будничной трясины, уже стараются найти из неё выход, попутно разбавляя беззвучное полотно милой неуклюжестью своих приключений. Рекомендую в качестве неординарного опыта просмотра.
«Был отец» (1942) — хроника сакральных взаимоотношений родителя и ребёнка, осложнённых годами разлуки, грузом профессионального долга и другими пустяками серых будней. Вдруг использовав несчастную лаконичность творческого почерка на пользу, японский маэстро стандартно, да искусно и впечатляюще тонко, ушёл в преподавание святости кровных уз — и правильно сделал. Рекомендую.
«Токийские сумерки» (1957) — увесисто, эстетично, до смерти уныло. No further comments.
BY Обезьяны и кино
Share with your friend now:
group-telegram.com/monkeysandfilms/5633