И Корпорация нашла выход. Сегодня они не спорят о нужности или не нужности суда присяжных (зачем лишать общество «бриллиантового сна»!) - они научились управлять этими процессами именно в интересах Корпорации. Я докажу это утверждение на примере анализа одного конкретного уголовного дела, рассмотренного в этом году Мытищинским городским судом в отношении Климова Вячеслава Владимировича, молодого талантливого математика - специалиста в области искусственного интеллекта, обвинённого в убийстве им своей родной сестры (27 лет) на почве ... политического спора о том, кого изберут американцы своим президентом Байдена или Трампа. Сам мотив убийства настолько притянут за уши, что сразу же вспоминается момент из фильма «Покаяние», где группу грузин осудили за попытку подрыва советской власти путём рытья туннеля из Тбилиси в Бомбей. Однако, как такое могло произойти, если присяжные должны давать оценку только факту? И как можно безнаказанно управлять присяжными? Оказывается можно. Для начала давайте сначала обратимся к обычной формальной логике - для того чтобы судить о факте, необходимо хотя бы изучить этот факт. Но в соответствии с правовым формализмом, в юриспруденции факт существует только тогда, когда он не столько существует в реальности, сколько, главное, признан судом в качестве доказательства. А отсюда и вывод - нет процессуально установленного доказательства, значит нет и факта. И найденный в лесу труп человека не будет считаться убитым, до тех пор, пока судмедэкспертиза не скажет своего слова о насильственных причинах смерти. Вот тогда и будет установлен юридический факт - убийство. И в криминалистике таких доказательственных фактов бывает великое множество. И только анализ всех фактов позволяет достаточно достоверно установить убийцу. И именно эти факты и должны оценить присяжные заседатели. Но, чтобы обуздать их желание вдумываться и оценивать эти факты, отцы-законодатели предусмотрели некий «клапан безопасности», предусмотрев некоторые ограничения. В частности, чего не должны знать присяжные Среди множества ограничений напомню только несколько, наиболее одиозных: стороны не вправе в присутствии присяжных заседателей оспаривать или подвергать сомнению законность получения допустимых доказательств, высказывать своё мнению о недостатках проведённого предварительного следствия по делу, при допросе свидетелей, подсудимого задавать вопросы, касающиеся законности и процедуры производства, следственных действий и получения доказательств, о действиях следователя прокурора при расследовании уголовного дела, ссылаться на обстоятельства произведённых следственных действий и получение доказательств, в том числе о добровольности дачи показаний, говорить о необходимости оправдания подсудимого за отсутствие его действия в составе преступления, при допросе свидетелей, подсудимого задавать вопросы касающиеся законности и процедуры производства следственных действий получения доказательств, сообщать присяжным заседателям о нарушении прав подсудимого, потерпевшего, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства. Как видим круг этих ограничений довольно широк. Выделим из них главные - нельзя говорить присяжным о том, что к подсудимому на следствии применялись пытки; нельзя критиковать следователя и говорить о выявленных ошибках или, тем более, о злоупортеблениях следователя при проведении следственных действий; нельзя говорить о необходимости оправдания подсудимого и самое главное, нельзя говорить о том, что в процессе следствия нарушались права обвиняемого. процесса - какие доказательства предъявлять присяжным, са какие нет - определяет исключительно судья. Вот так судьи факта стали заложниками процедуры представления этих фактов и тем самым была погублена главная идея не только суда присяжных, но всего уголовного процесса - его состязательность.
И Корпорация нашла выход. Сегодня они не спорят о нужности или не нужности суда присяжных (зачем лишать общество «бриллиантового сна»!) - они научились управлять этими процессами именно в интересах Корпорации. Я докажу это утверждение на примере анализа одного конкретного уголовного дела, рассмотренного в этом году Мытищинским городским судом в отношении Климова Вячеслава Владимировича, молодого талантливого математика - специалиста в области искусственного интеллекта, обвинённого в убийстве им своей родной сестры (27 лет) на почве ... политического спора о том, кого изберут американцы своим президентом Байдена или Трампа. Сам мотив убийства настолько притянут за уши, что сразу же вспоминается момент из фильма «Покаяние», где группу грузин осудили за попытку подрыва советской власти путём рытья туннеля из Тбилиси в Бомбей. Однако, как такое могло произойти, если присяжные должны давать оценку только факту? И как можно безнаказанно управлять присяжными? Оказывается можно. Для начала давайте сначала обратимся к обычной формальной логике - для того чтобы судить о факте, необходимо хотя бы изучить этот факт. Но в соответствии с правовым формализмом, в юриспруденции факт существует только тогда, когда он не столько существует в реальности, сколько, главное, признан судом в качестве доказательства. А отсюда и вывод - нет процессуально установленного доказательства, значит нет и факта. И найденный в лесу труп человека не будет считаться убитым, до тех пор, пока судмедэкспертиза не скажет своего слова о насильственных причинах смерти. Вот тогда и будет установлен юридический факт - убийство. И в криминалистике таких доказательственных фактов бывает великое множество. И только анализ всех фактов позволяет достаточно достоверно установить убийцу. И именно эти факты и должны оценить присяжные заседатели. Но, чтобы обуздать их желание вдумываться и оценивать эти факты, отцы-законодатели предусмотрели некий «клапан безопасности», предусмотрев некоторые ограничения. В частности, чего не должны знать присяжные Среди множества ограничений напомню только несколько, наиболее одиозных: стороны не вправе в присутствии присяжных заседателей оспаривать или подвергать сомнению законность получения допустимых доказательств, высказывать своё мнению о недостатках проведённого предварительного следствия по делу, при допросе свидетелей, подсудимого задавать вопросы, касающиеся законности и процедуры производства, следственных действий и получения доказательств, о действиях следователя прокурора при расследовании уголовного дела, ссылаться на обстоятельства произведённых следственных действий и получение доказательств, в том числе о добровольности дачи показаний, говорить о необходимости оправдания подсудимого за отсутствие его действия в составе преступления, при допросе свидетелей, подсудимого задавать вопросы касающиеся законности и процедуры производства следственных действий получения доказательств, сообщать присяжным заседателям о нарушении прав подсудимого, потерпевшего, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства. Как видим круг этих ограничений довольно широк. Выделим из них главные - нельзя говорить присяжным о том, что к подсудимому на следствии применялись пытки; нельзя критиковать следователя и говорить о выявленных ошибках или, тем более, о злоупортеблениях следователя при проведении следственных действий; нельзя говорить о необходимости оправдания подсудимого и самое главное, нельзя говорить о том, что в процессе следствия нарушались права обвиняемого. процесса - какие доказательства предъявлять присяжным, са какие нет - определяет исключительно судья. Вот так судьи факта стали заложниками процедуры представления этих фактов и тем самым была погублена главная идея не только суда присяжных, но всего уголовного процесса - его состязательность.
BY Мысловский Евгений
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives?
from it
