Есть злая и пророческая ирония в том, что в альбом Рича «Ополченский романс» в силу известным известных обстоятельств не вошла кавер-версия «Как листовки» Егора Летова.
С «Листовкой» альбом бы, конечно, звучал гуще и басовитей, что ли, ближе к первоисточнику - не столько замечательному, первому в своём роде роману Захара Прилепина, сколько к породившему его донбасскому материалу («Новые родятся да командиры/ Это хорошо, это так и надо»). Однако скажу обидную, возможно, для самого Рича и создателей одноимённого сериала вещь - Летов бы сместил центр тяжести альбома на себя - и слишком навязчивы были бы параллели «Ополченского романса» с альбомом «Гражданской обороны» 2002 года «Звездопад», где Егор пропел экзистенциальный реквием советскому проекту, - то был совершенно новый и при том потусторонний уже песенный переплав лирики и героики.
(Кстати, Егору едва ли приходило в голову интересоваться мнением наследников Окуджавы и Анчарова, и у живых тогда Шаинского и Танича он точно не брал разрешений. Впрочем, когда иные новоявленные летоведы утверждают, что Егор, дескать, не любил каверов, надо возражать не столько на примере «Звездопада», сколько всей многоальбомной и славной истории проекта «Коммунизм», где ярче всего выражена идея о наследстве - наследстве огромном, горьком и всеобщем).
Но вернёмся к альбому Рича, который получился музыкально, поэтически и, главное, эмоционально сбалансированным - на внешнем уровне пять оригинальных авторских вещей миксуются с тремя каверами (народ восторгается неожиданным прочтением ретро-шансона «До тебя сотен шесть километров» и куплетов Айболита, но я бы отметил жёсткую, мрачно-похмельную интерпретацию «Дайте собакам мяса» Высоцкого, как бы продолжающую вечную оппозицию «поэт и царь» актуальнейшей «воин-доброволец и государство»). Ещё принципиальнее внутренний баланс: реквием как жанр прекрасен и героичен, но жизнь требует и берёт своё, а тема наследства становится не только всеобщей, но живой и работающей.
Егор Летов цитировал башлачёвское «Но появится новый мальчик за меня, гада, воевать». И очень сомневался, появится ли.
А вот история ответила, скорее, утвердительно, и «Ополченский романс», становящийся устойчивым фразеологизмом, это процесс фиксирует в разных жанрах. Не благодаря, а вопреки, но это как раз не так и важно.
Есть злая и пророческая ирония в том, что в альбом Рича «Ополченский романс» в силу известным известных обстоятельств не вошла кавер-версия «Как листовки» Егора Летова.
С «Листовкой» альбом бы, конечно, звучал гуще и басовитей, что ли, ближе к первоисточнику - не столько замечательному, первому в своём роде роману Захара Прилепина, сколько к породившему его донбасскому материалу («Новые родятся да командиры/ Это хорошо, это так и надо»). Однако скажу обидную, возможно, для самого Рича и создателей одноимённого сериала вещь - Летов бы сместил центр тяжести альбома на себя - и слишком навязчивы были бы параллели «Ополченского романса» с альбомом «Гражданской обороны» 2002 года «Звездопад», где Егор пропел экзистенциальный реквием советскому проекту, - то был совершенно новый и при том потусторонний уже песенный переплав лирики и героики.
(Кстати, Егору едва ли приходило в голову интересоваться мнением наследников Окуджавы и Анчарова, и у живых тогда Шаинского и Танича он точно не брал разрешений. Впрочем, когда иные новоявленные летоведы утверждают, что Егор, дескать, не любил каверов, надо возражать не столько на примере «Звездопада», сколько всей многоальбомной и славной истории проекта «Коммунизм», где ярче всего выражена идея о наследстве - наследстве огромном, горьком и всеобщем).
Но вернёмся к альбому Рича, который получился музыкально, поэтически и, главное, эмоционально сбалансированным - на внешнем уровне пять оригинальных авторских вещей миксуются с тремя каверами (народ восторгается неожиданным прочтением ретро-шансона «До тебя сотен шесть километров» и куплетов Айболита, но я бы отметил жёсткую, мрачно-похмельную интерпретацию «Дайте собакам мяса» Высоцкого, как бы продолжающую вечную оппозицию «поэт и царь» актуальнейшей «воин-доброволец и государство»). Ещё принципиальнее внутренний баланс: реквием как жанр прекрасен и героичен, но жизнь требует и берёт своё, а тема наследства становится не только всеобщей, но живой и работающей.
Егор Летов цитировал башлачёвское «Но появится новый мальчик за меня, гада, воевать». И очень сомневался, появится ли.
А вот история ответила, скорее, утвердительно, и «Ополченский романс», становящийся устойчивым фразеологизмом, это процесс фиксирует в разных жанрах. Не благодаря, а вопреки, но это как раз не так и важно.
BY Рудалёв
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Multiple pro-Kremlin media figures circulated the post's false claims, including prominent Russian journalist Vladimir Soloviev and the state-controlled Russian outlet RT, according to the DFR Lab's report. Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more. He adds: "Telegram has become my primary news source." Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from it
