Мой вчерашний доклад на «Пустых зеркалах» назывался «Революция в советском востоковедении, 1950–1960-е годы», и я действительно думаю, что это была революция: научная, политическая и – в первую очередь – организационная. Если во времена позднего сталинизма востоковеды представляли собой немногочисленное сообщество, ориентированное на древние и средневековые языки и историю, то после они трансформировались в огромную сеть актуальной экспертизы по всему социально-географическому пространству от Мали до Въетнама.
Я предлагаю называть построенную в эти годы инфраструктуру знания не «оттепельной», а «бандунгской» – в честь конференции новых государств Азии и Африки, прошедшей в апреле 1955 года в Бандунге, Индонезия. Именно это событие и его контекст, по моему мнению, повлияли на востоковедческую революцию больше, чем смерть Сталина или XX съезд КПСС. Советские функционеры явно проспали момент начавшейся глобальной деколонизации и спешно попытались наверстать упущенное, поощряя создание новых НИИ, факультетов и отделов аппарата партии, которые бы не только производили академические исследования, но и снабжали прикладным знанием о постколониальных обществах дипломатию, торговлю, армию, «общественность».
В рамках бандунгской инфраструктуры произошла даже попытка отказаться от стереотипного экзотизирующего термина «Восток», доставшегося от досоветских времен. В 1961 году главный востоковедческий журнал переименовывают в «Народы Азии и Африки», а флагманское учреждение – в Институт народов Азии. Через девять лет старую табличку «Институт Востоковедения» на НИИ снова повесят обратно, но зато уже ключевой для дисциплины факультет МГУ назовут Институтом стран Азии и Африки. Это постоянное перетягивание каната между конкурирующими версиями ментальной географии продолжается до сих пор.
После 1955 года для КПСС стало очевидно, что лидеры азиатских и африканских режимов, собравшиеся в Бандунге, уже не имеют никакого прямого отношения к мировому пролетариату, поэтому ведущим интеллектуалам разрешают растягивать язык официального исторического материализма ну очень широко. Обо всех неортодоксальных теоретических предложениях востоковедов ярко высказался специалист по Ирану Эдвин Грантовский: «Да что такое «марксизм» и «немарксизм»? По-моему, то, что правильно, то и марксизм!» Так, индолог Василий Солодовников в это время пишет, что из феодального общества можно сразу попасть в социалистическое, а арабист Георгий Мирский предлагает называть «военную интеллигенцию» (sic!) новым революционным классом. Федор Бурлацкий вообще заявляет, что ориентация на диктатуру одного класса деформирует молодые социалистические государства! Вроде, имеет в виду Китай, но только ли Китай?
Куда вся эта постколониальная теория à la soviétique испарилась потом? С одной стороны, на протяжении 1970-х гг., как и другие фракции советской интеллигенции, востоковеды теряют исторический оптимизм и даже полуподпольно начинают флиртовать с цивилизационной теорией, что подготовит доминирование консерваторов в их среде после распада СССР. С другой стороны, многие из них потом стали прорабами Перестройки не потому, что разуверились в советском проекте, а, напротив, потому что хотели вновь вдохнуть в него жизнь, используя свои знания об Азии и Африке. Впрочем, чтобы уверенно рассуждать о дальнейшей идейной эволюции востоковедов, нужно куда больше сведений, чем у меня пока есть.
Мой вчерашний доклад на «Пустых зеркалах» назывался «Революция в советском востоковедении, 1950–1960-е годы», и я действительно думаю, что это была революция: научная, политическая и – в первую очередь – организационная. Если во времена позднего сталинизма востоковеды представляли собой немногочисленное сообщество, ориентированное на древние и средневековые языки и историю, то после они трансформировались в огромную сеть актуальной экспертизы по всему социально-географическому пространству от Мали до Въетнама.
Я предлагаю называть построенную в эти годы инфраструктуру знания не «оттепельной», а «бандунгской» – в честь конференции новых государств Азии и Африки, прошедшей в апреле 1955 года в Бандунге, Индонезия. Именно это событие и его контекст, по моему мнению, повлияли на востоковедческую революцию больше, чем смерть Сталина или XX съезд КПСС. Советские функционеры явно проспали момент начавшейся глобальной деколонизации и спешно попытались наверстать упущенное, поощряя создание новых НИИ, факультетов и отделов аппарата партии, которые бы не только производили академические исследования, но и снабжали прикладным знанием о постколониальных обществах дипломатию, торговлю, армию, «общественность».
В рамках бандунгской инфраструктуры произошла даже попытка отказаться от стереотипного экзотизирующего термина «Восток», доставшегося от досоветских времен. В 1961 году главный востоковедческий журнал переименовывают в «Народы Азии и Африки», а флагманское учреждение – в Институт народов Азии. Через девять лет старую табличку «Институт Востоковедения» на НИИ снова повесят обратно, но зато уже ключевой для дисциплины факультет МГУ назовут Институтом стран Азии и Африки. Это постоянное перетягивание каната между конкурирующими версиями ментальной географии продолжается до сих пор.
После 1955 года для КПСС стало очевидно, что лидеры азиатских и африканских режимов, собравшиеся в Бандунге, уже не имеют никакого прямого отношения к мировому пролетариату, поэтому ведущим интеллектуалам разрешают растягивать язык официального исторического материализма ну очень широко. Обо всех неортодоксальных теоретических предложениях востоковедов ярко высказался специалист по Ирану Эдвин Грантовский: «Да что такое «марксизм» и «немарксизм»? По-моему, то, что правильно, то и марксизм!» Так, индолог Василий Солодовников в это время пишет, что из феодального общества можно сразу попасть в социалистическое, а арабист Георгий Мирский предлагает называть «военную интеллигенцию» (sic!) новым революционным классом. Федор Бурлацкий вообще заявляет, что ориентация на диктатуру одного класса деформирует молодые социалистические государства! Вроде, имеет в виду Китай, но только ли Китай?
Куда вся эта постколониальная теория à la soviétique испарилась потом? С одной стороны, на протяжении 1970-х гг., как и другие фракции советской интеллигенции, востоковеды теряют исторический оптимизм и даже полуподпольно начинают флиртовать с цивилизационной теорией, что подготовит доминирование консерваторов в их среде после распада СССР. С другой стороны, многие из них потом стали прорабами Перестройки не потому, что разуверились в советском проекте, а, напротив, потому что хотели вновь вдохнуть в него жизнь, используя свои знания об Азии и Африке. Впрочем, чтобы уверенно рассуждать о дальнейшей идейной эволюции востоковедов, нужно куда больше сведений, чем у меня пока есть.
BY Структура наносит ответный удар
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media. Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation. Stocks dropped on Friday afternoon, as gains made earlier in the day on hopes for diplomatic progress between Russia and Ukraine turned to losses. Technology stocks were hit particularly hard by higher bond yields. "Your messages about the movement of the enemy through the official chatbot … bring new trophies every day," the government agency tweeted. In the past, it was noticed that through bulk SMSes, investors were induced to invest in or purchase the stocks of certain listed companies.
from it
