даёшь янагихару!

«Сезон отравленных плодов» Веры Богдановой: о мальчишках и девчонках, рождённых в девяностые, а также их родителях и окружающей безысходности

Если бы мне было нужно описать этот роман одним словом, я бы выбрала «липкий». И у меня на это две причины.

Во-первых, атмосфера истории со всеми ответвлениями пропитана страхом, завистью и вожделением, стыдом, отчаянием и бессилием, которые конденсируют дешёвым алкоголем, кровью и прочими физиологическими жидкостями. С первых же страниц эта вязкая субстанция оседала на моей коже, превратившись к финалу в зудящую корку, которую хотелось поскорее сковырнуть, чтобы продезинфицировать поражённые участки.

Во-вторых, несмотря на то, что приятного в тексте объективно мало, я не могла оторваться: не помню, когда в последний раз вот так не выпускала книгу из рук и читала в каждую свободную минуту. Чувствовала себя мухой, попавшей в ленту-ловушку: мне плохо, но без посторонней помощи выбраться невозможно.

Кажется, в такой же ловушке оказался примерно каждый участник повествования, но осознают это только главные герои — «странненькая» Женя и «какой он молодец» Илья, которые с самого начала своего пути пытаются если не плыть против течения, то хотя бы просто крепко стоять на ногах, пусть для этого им и пришлось опуститься на дно. Как ни банально, но, держась друг за друга, им удаётся оттолкнуться от пресловутого дна и сделать спасительный глоток надежды на светлое будущее. Если же отбросить метафоры, то им помогли разрыв отношений с токсичными родителями и выбор своих представлений о жизни вместо мифического «так положено».

А вот единоутробная сестра Ильи Дарья осознала себя в ловушке привычного деструктивного уклада слишком поздно: когда уже повторила судьбу матери и оказалась буквально заложницей мужа — любителя сорокаградусных напитков и рукоприкладства. Я думаю, её искалеченное насильником тело болело не так сильно, как сердце, разбитое материнским смехом в ответ на рассказ о побоях и угрозах благоверного.

К родителям вообще много вопросов. Но меня больше всего коробило от возложения ответственности за неудавшуюся жизнь на детей и от нежелания снять шоры с глаз, чтобы разглядеть за привычными, удобными и безопасными представлениями о мире и людях реальное положение дел. Понятно, что они выживали как могли и всячески выкручивались, чтобы прокормить семью и дать на лапу крышующим бандитам, но это не кажется мне весомым оправданием газлайтингу, унижению и губительному безразличию по отношению к родственникам — старым и малым.

В итоге дети выросли во взрослых, не понимающих, чего они хотят, как жить и почему то, что вроде бы соответствует их представлениям о благополучии, разъедает внутренности и заставляет заливать образовавшуюся пустоту алкоголем. Шанс на смену родительской парадигмы есть только у тех, кто, как Женя с Ильёй, находит близкого человека, который безусловно дарит дефицитное тепло и понимание.

Роман описывает реальные события, трагически ознаменовавшие рубеж веков: теракты, крушения самолётов, лесные пожары, — при этом кажется мне довольно универсальным, но это покажет только время. Во мне же болезненной ностальгией отзывались сцены, в которых Женя, потрясённая очередным взрывом, выходит из вагона метро, завидев человека с подозрительной сумкой. Я помню, как во время первой сознательной поездки на поезде я полночи не могла уснуть, потому что боялась, что состав сойдёт с рельсов, — такие были новости накануне. А истории о том, как жена зарезала мужа или как муж забил жену до смерти, были чудовищными и регулярными инфоповодами во времена моего сельского взросления.

Так что попытка смыть с себя липкий слой сложных чувств от прочтения «Сезона отравленных плодов» обречена на провал — внутренности-то не прополощешь. Но я благодарна Вере Богдановой за напоминание о том, что описанный мрак не норма, и борьба с ним — тяжёлая и порой кажущаяся бессмысленной — необходима и возможна даже в рамках одной маленькой человеческой истории.

www.group-telegram.com/it/yanagiharu.com/15

152 viewsSep 5, 2024 at 16:39

«Сезон отравленных плодов» Веры Богдановой: о мальчишках и девчонках, рождённых в девяностые, а также их родителях и окружающей безысходности

Если бы мне было нужно описать этот роман одним словом, я бы выбрала «липкий». И у меня на это две причины.

Во-первых, атмосфера истории со всеми ответвлениями пропитана страхом, завистью и вожделением, стыдом, отчаянием и бессилием, которые конденсируют дешёвым алкоголем, кровью и прочими физиологическими жидкостями. С первых же страниц эта вязкая субстанция оседала на моей коже, превратившись к финалу в зудящую корку, которую хотелось поскорее сковырнуть, чтобы продезинфицировать поражённые участки.

Во-вторых, несмотря на то, что приятного в тексте объективно мало, я не могла оторваться: не помню, когда в последний раз вот так не выпускала книгу из рук и читала в каждую свободную минуту. Чувствовала себя мухой, попавшей в ленту-ловушку: мне плохо, но без посторонней помощи выбраться невозможно.

Кажется, в такой же ловушке оказался примерно каждый участник повествования, но осознают это только главные герои — «странненькая» Женя и «какой он молодец» Илья, которые с самого начала своего пути пытаются если не плыть против течения, то хотя бы просто крепко стоять на ногах, пусть для этого им и пришлось опуститься на дно. Как ни банально, но, держась друг за друга, им удаётся оттолкнуться от пресловутого дна и сделать спасительный глоток надежды на светлое будущее. Если же отбросить метафоры, то им помогли разрыв отношений с токсичными родителями и выбор своих представлений о жизни вместо мифического «так положено».

А вот единоутробная сестра Ильи Дарья осознала себя в ловушке привычного деструктивного уклада слишком поздно: когда уже повторила судьбу матери и оказалась буквально заложницей мужа — любителя сорокаградусных напитков и рукоприкладства. Я думаю, её искалеченное насильником тело болело не так сильно, как сердце, разбитое материнским смехом в ответ на рассказ о побоях и угрозах благоверного.

К родителям вообще много вопросов. Но меня больше всего коробило от возложения ответственности за неудавшуюся жизнь на детей и от нежелания снять шоры с глаз, чтобы разглядеть за привычными, удобными и безопасными представлениями о мире и людях реальное положение дел. Понятно, что они выживали как могли и всячески выкручивались, чтобы прокормить семью и дать на лапу крышующим бандитам, но это не кажется мне весомым оправданием газлайтингу, унижению и губительному безразличию по отношению к родственникам — старым и малым.

В итоге дети выросли во взрослых, не понимающих, чего они хотят, как жить и почему то, что вроде бы соответствует их представлениям о благополучии, разъедает внутренности и заставляет заливать образовавшуюся пустоту алкоголем. Шанс на смену родительской парадигмы есть только у тех, кто, как Женя с Ильёй, находит близкого человека, который безусловно дарит дефицитное тепло и понимание.

Роман описывает реальные события, трагически ознаменовавшие рубеж веков: теракты, крушения самолётов, лесные пожары, — при этом кажется мне довольно универсальным, но это покажет только время. Во мне же болезненной ностальгией отзывались сцены, в которых Женя, потрясённая очередным взрывом, выходит из вагона метро, завидев человека с подозрительной сумкой. Я помню, как во время первой сознательной поездки на поезде я полночи не могла уснуть, потому что боялась, что состав сойдёт с рельсов, — такие были новости накануне. А истории о том, как жена зарезала мужа или как муж забил жену до смерти, были чудовищными и регулярными инфоповодами во времена моего сельского взросления.

Так что попытка смыть с себя липкий слой сложных чувств от прочтения «Сезона отравленных плодов» обречена на провал — внутренности-то не прополощешь. Но я благодарна Вере Богдановой за напоминание о том, что описанный мрак не норма, и борьба с ним — тяжёлая и порой кажущаяся бессмысленной — необходима и возможна даже в рамках одной маленькой человеческой истории.

BY даёшь янагихару!