Notice: file_put_contents(): Write of 1369 bytes failed with errno=28 No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 50
Warning: file_put_contents(): Only 12288 of 13657 bytes written, possibly out of free disk space in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 юсуповский | Telegram Webview: yusupovskij/2717 -
В русском политическом языке свирепствует острый синдром исключительной бинарности. Либо-либо, включить-выключить как единственная метафора связей двух субъектов, «кто платит, тот заказывает музыку», cui bono и вот это всё. Это не является адекватным языком для серьёзного описания связей между странами, в нашем случае Германией и США.
Связь ≠ зависимость ≠ вассалитет. Влияние ≠ контроль. Независимость ≠ отсутствие зависимостей, простите за каламбур.
Зависимость может быть добровольной, а отказ от конфликтной реализации своих интересов — проявлением суверенитета. Но могут быть и сферы взаимных связей, где зависимости выглядят и являются безальтернативными, как минимум в рамках приемлемых расходов и ущербов.
В теории complex interdependence (Keohane/Nye, эх, древние университетские времена, они тогда уже были устаревшими, но тем не менее) есть полезные для реалий глобализованных международных связей концепции чувствительности и уязвимости.
Чувствительность измеряет ущерб, вызванный внезапным и независимым от пострадавшей стороны изменением (например, Россия останавливает поставки газа, США вводят торговые санкции); уязвимость описывает, какова будет цена реструктуризации этой зависимости: поиск альтернатив, списание sunk cost и т. д.; (например, поиск новых источников энергии или перестройка конкурентоспособности своей экспортной экономики)
Достаток и успех современной Германии пришёл через активное, добровольное и инициативное вплетание самой себя в самые разные зависимости: в Европе (построение ЕС — это отказ от суверенитета как проявление независимости), с США, с Китаем, с Россией. Именно поэтому Германию так трясёт в начинающейся фазе частичной деглобализации. Вполне возможно, что немецкой модели процветания предстоит фундаментальное преобразование.
Но, естественно, есть принципиальная разница в типе и секторе зависимостей. Многое можно диверсифицировать: в энергетике есть рынок энергоресурсов. В торговых связях есть альтернативные направления и нереализованные потенциалы, как с Меркосуром. В миграционной политике есть разные инструменты с разным ценником и последствиями: отменить гуманитарные законы, закрыть границы, дать Турции миллиард, наладить контакт с режимами стран исхода.
Но какие „варианты“ у ФРГ в сфере безопасности? Разве у ядерного сдерживания есть рынок с альтернативными поставщиками?
Альтернатива, и она дискутируется уже много лет, — это развивать Европу не как дополняющий трансатлантизм, а как параллельный, пусть и дружественный ему проект. Берлину - брать на себя расходы за французское ядерное оружие. Координировать технологические стратегии. Вместе закупать редкоземельные элементы и другие критически важные ресурсы. Проводить свою промышленную политику. Понижать чувствительность и уязвимость зависимости от Вашингтона.
Отдельные шажки в этом направлении наблюдаются, но это, конечно, никоим образом не основная парадигма германской зависимости от „поставщиков безопасности“. Напротив, канцлер Шольц — один из наиболее трансатлантических канцлеров последних десятилетий. Он вкладывается в оборонные закупки у американского ВПК и синхронизацию внешней политики с Белым домом на еженедельной основе. Это тоже стратегия по минимизации „чувствительности“: Шольц думает, что таким образом можно понизить риски дисрупции немецко-американских отношений. В мире без Трампа..Из этого можно угадать и его диагноз по"уязвимости". И тут он вполне репрезентативен для немецких элит: стоимость настоящей замены США на собственные или европейские возможности настолько затмевает все эффекты от продолжения зависимости, что даже начинать этот процесс не имеет смысла. Именно поэтому предложения Макрона по политической реформе ЕС остались без ответа со стороны Меркель, именно поэтому его же предложения по более активной внешней и оборонной политике не вызвали реакции Шольца.
В русском политическом языке свирепствует острый синдром исключительной бинарности. Либо-либо, включить-выключить как единственная метафора связей двух субъектов, «кто платит, тот заказывает музыку», cui bono и вот это всё. Это не является адекватным языком для серьёзного описания связей между странами, в нашем случае Германией и США.
Связь ≠ зависимость ≠ вассалитет. Влияние ≠ контроль. Независимость ≠ отсутствие зависимостей, простите за каламбур.
Зависимость может быть добровольной, а отказ от конфликтной реализации своих интересов — проявлением суверенитета. Но могут быть и сферы взаимных связей, где зависимости выглядят и являются безальтернативными, как минимум в рамках приемлемых расходов и ущербов.
В теории complex interdependence (Keohane/Nye, эх, древние университетские времена, они тогда уже были устаревшими, но тем не менее) есть полезные для реалий глобализованных международных связей концепции чувствительности и уязвимости.
Чувствительность измеряет ущерб, вызванный внезапным и независимым от пострадавшей стороны изменением (например, Россия останавливает поставки газа, США вводят торговые санкции); уязвимость описывает, какова будет цена реструктуризации этой зависимости: поиск альтернатив, списание sunk cost и т. д.; (например, поиск новых источников энергии или перестройка конкурентоспособности своей экспортной экономики)
Достаток и успех современной Германии пришёл через активное, добровольное и инициативное вплетание самой себя в самые разные зависимости: в Европе (построение ЕС — это отказ от суверенитета как проявление независимости), с США, с Китаем, с Россией. Именно поэтому Германию так трясёт в начинающейся фазе частичной деглобализации. Вполне возможно, что немецкой модели процветания предстоит фундаментальное преобразование.
Но, естественно, есть принципиальная разница в типе и секторе зависимостей. Многое можно диверсифицировать: в энергетике есть рынок энергоресурсов. В торговых связях есть альтернативные направления и нереализованные потенциалы, как с Меркосуром. В миграционной политике есть разные инструменты с разным ценником и последствиями: отменить гуманитарные законы, закрыть границы, дать Турции миллиард, наладить контакт с режимами стран исхода.
Но какие „варианты“ у ФРГ в сфере безопасности? Разве у ядерного сдерживания есть рынок с альтернативными поставщиками?
Альтернатива, и она дискутируется уже много лет, — это развивать Европу не как дополняющий трансатлантизм, а как параллельный, пусть и дружественный ему проект. Берлину - брать на себя расходы за французское ядерное оружие. Координировать технологические стратегии. Вместе закупать редкоземельные элементы и другие критически важные ресурсы. Проводить свою промышленную политику. Понижать чувствительность и уязвимость зависимости от Вашингтона.
Отдельные шажки в этом направлении наблюдаются, но это, конечно, никоим образом не основная парадигма германской зависимости от „поставщиков безопасности“. Напротив, канцлер Шольц — один из наиболее трансатлантических канцлеров последних десятилетий. Он вкладывается в оборонные закупки у американского ВПК и синхронизацию внешней политики с Белым домом на еженедельной основе. Это тоже стратегия по минимизации „чувствительности“: Шольц думает, что таким образом можно понизить риски дисрупции немецко-американских отношений. В мире без Трампа..Из этого можно угадать и его диагноз по"уязвимости". И тут он вполне репрезентативен для немецких элит: стоимость настоящей замены США на собственные или европейские возможности настолько затмевает все эффекты от продолжения зависимости, что даже начинать этот процесс не имеет смысла. Именно поэтому предложения Макрона по политической реформе ЕС остались без ответа со стороны Меркель, именно поэтому его же предложения по более активной внешней и оборонной политике не вызвали реакции Шольца.
BY юсуповский
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. And while money initially moved into stocks in the morning, capital moved out of safe-haven assets. The price of the 10-year Treasury note fell Friday, sending its yield up to 2% from a March closing low of 1.73%. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. "Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety.
from it
