Зачем нужно левое либертарианство, когда есть социал-демократия? Этот вопрос мне задают довольно часто в контексте школы Штайнера-Валлентайна, так что не лишним было бы дать какое-то краткое пояснение для совсем смешариков. Вопрос этот, как ни странно, одинаково часто задают как левые, так и правые. Так что непонимание левого либертарианства — это одна из немногих вещей, которая объединяет людей с разных концов политического спектра.
Во-первых, левое либертарианство и социал-демократия — это просто несоизмеримые вещи. Социал-демократия — это набор институтов, политик и реформ, а также политическое движение, которое стремится к их реализации. Левое либертарианство — это направление в нормативной политической философии. Иными словами, левое либертарианство относится к политической теории, а социал-демократия — к политической практике. Разделять их имеет смысл по меньшей мере по тем же причинам, по которым мы можем разделять марксизм (теорию) и социализм (практику).
Во-вторых, даже если предположить, что все левые либертарианцы поддерживают тот набор политик и институтов, которые мы назвали социал-демократией, из этого не следует, что мы могли бы элиминировать левое либертарианство. Ведь левое либертарианство — не единственный способ обосновать этот набор политик и институтов. Более традиционный либеральный эгалитаризм, такой как теории Джона Ролза и Рональда Дворкина, тоже может быть использован для решения этой задачи. А кто-то может поддерживать социал-демократию, исходя из утилитарных соображений. Иными словами, даже если все левые либертарианцы — это политические социал-демократы, то это очень специфичные социал-демократы, которые основывают свои взгляды на принципе самопринадлежности и эгалитаризме в отношении природных ресурсов. Зачем такой подход к обоснованию социал-демократии вообще нужен? Сами левые либертарианцы просто считают, что самопринадлежность является очень важной и привлекательной идеей, а также что она лучше и эффективнее обосновывает необходимую политику. Штайнер, например, считает, что формулировка базовых прав Ролза и других эгалитаристов допускает противоречивые следствия, а вот его жёстко пропертарианская версия эгалитаризма — нет. Куонг считает, что либеральным эгалитаристам надо принять самопринадлежность из-за её антипатерналистских и антиморалистичных следствий, которые лучше выражают дух либерального нейтралитета в отношении разумных концепций блага.
В-третьих, даже если принять, что все левые либертарианцы поддерживают социал-демократию, это очень специфичная форма социал-демократии. Для начала левые либертарианцы очень прорыночные, доходя до поддержки полного laissez-faire за пределами перераспределения с целью уравнивания прав на природные ресурсы. Большинство из них не принимают большинство налогов, которые поддерживают другие социал-демократы. Многие отрицают различные формы регулирования экономики. Например, Валлентайн выступает против трудового законодательства, считая, что забота о положении рабочего класса исчерпывается предоставлением им справедливой доли выгод от природных ресурсов. Конечно, есть и Ван Парайс, чьи взгляды на экономику более интервенционистские, но все (включая самого Филиппа) признают, что Ван Парайс — нетипичный и более левый левый либертарианец.
В-четвёртых, как подмечают Аксель Госсери и Барбара Фрид, есть некоторая теоретическая польза в разработке более левых версий либертарианства, потому что успех леволибертарианских аргументов показывает, что либертарианские аргументы против интервенционистов и социал-демократов не работают. Ведь аналогичные социал-демократии (или просто более близкие) политические выводы можно обосновать, даже используя исходные положения либертарианцев. Поэтому правым либертарианцам дополнительно приходится аргументировать не только в пользу того, что либертарианство лучше традиционного либерального эгалитаризма, но и в пользу того, что либертарианство не влечёт перераспределительных выводов.
Зачем нужно левое либертарианство, когда есть социал-демократия? Этот вопрос мне задают довольно часто в контексте школы Штайнера-Валлентайна, так что не лишним было бы дать какое-то краткое пояснение для совсем смешариков. Вопрос этот, как ни странно, одинаково часто задают как левые, так и правые. Так что непонимание левого либертарианства — это одна из немногих вещей, которая объединяет людей с разных концов политического спектра.
Во-первых, левое либертарианство и социал-демократия — это просто несоизмеримые вещи. Социал-демократия — это набор институтов, политик и реформ, а также политическое движение, которое стремится к их реализации. Левое либертарианство — это направление в нормативной политической философии. Иными словами, левое либертарианство относится к политической теории, а социал-демократия — к политической практике. Разделять их имеет смысл по меньшей мере по тем же причинам, по которым мы можем разделять марксизм (теорию) и социализм (практику).
Во-вторых, даже если предположить, что все левые либертарианцы поддерживают тот набор политик и институтов, которые мы назвали социал-демократией, из этого не следует, что мы могли бы элиминировать левое либертарианство. Ведь левое либертарианство — не единственный способ обосновать этот набор политик и институтов. Более традиционный либеральный эгалитаризм, такой как теории Джона Ролза и Рональда Дворкина, тоже может быть использован для решения этой задачи. А кто-то может поддерживать социал-демократию, исходя из утилитарных соображений. Иными словами, даже если все левые либертарианцы — это политические социал-демократы, то это очень специфичные социал-демократы, которые основывают свои взгляды на принципе самопринадлежности и эгалитаризме в отношении природных ресурсов. Зачем такой подход к обоснованию социал-демократии вообще нужен? Сами левые либертарианцы просто считают, что самопринадлежность является очень важной и привлекательной идеей, а также что она лучше и эффективнее обосновывает необходимую политику. Штайнер, например, считает, что формулировка базовых прав Ролза и других эгалитаристов допускает противоречивые следствия, а вот его жёстко пропертарианская версия эгалитаризма — нет. Куонг считает, что либеральным эгалитаристам надо принять самопринадлежность из-за её антипатерналистских и антиморалистичных следствий, которые лучше выражают дух либерального нейтралитета в отношении разумных концепций блага.
В-третьих, даже если принять, что все левые либертарианцы поддерживают социал-демократию, это очень специфичная форма социал-демократии. Для начала левые либертарианцы очень прорыночные, доходя до поддержки полного laissez-faire за пределами перераспределения с целью уравнивания прав на природные ресурсы. Большинство из них не принимают большинство налогов, которые поддерживают другие социал-демократы. Многие отрицают различные формы регулирования экономики. Например, Валлентайн выступает против трудового законодательства, считая, что забота о положении рабочего класса исчерпывается предоставлением им справедливой доли выгод от природных ресурсов. Конечно, есть и Ван Парайс, чьи взгляды на экономику более интервенционистские, но все (включая самого Филиппа) признают, что Ван Парайс — нетипичный и более левый левый либертарианец.
В-четвёртых, как подмечают Аксель Госсери и Барбара Фрид, есть некоторая теоретическая польза в разработке более левых версий либертарианства, потому что успех леволибертарианских аргументов показывает, что либертарианские аргументы против интервенционистов и социал-демократов не работают. Ведь аналогичные социал-демократии (или просто более близкие) политические выводы можно обосновать, даже используя исходные положения либертарианцев. Поэтому правым либертарианцам дополнительно приходится аргументировать не только в пользу того, что либертарианство лучше традиционного либерального эгалитаризма, но и в пользу того, что либертарианство не влечёт перераспределительных выводов.
BY Моральная крыса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender.
from jp
