Бессмертие или глобальная катастрофа?

O1 pro напсал мне эссе о причинах неудач в борьбе со старением

*«Старость — это болезнь, но я пока не знаю, как её лечить».*
— приписывается Авиценне

В 1920‑х годах, вскоре после Первой мировой войны, в Европе и США потихоньку стали возникать общества, целью которых было «победить старение» или хотя бы продлить человеческую жизнь. Подобные идеи появились не на пустом месте: ещё во времена алхимиков было распространено убеждение, что достаточно найти определённое вещество — эликсир молодости, — и человек сможет жить если не вечно, то гораздо дольше. Однако к началу XX века чуть изменился вектор: внимание сместилось на науку (биологию, физиологию, эндокринологию), а не на эзотерику^[1](#ref1).

### «Терапия обезьяньими железами» (1920–1930‑е)

Одним из самых странных проектов, который тогда пытались «продать» как панацею от старения, были эксперименты по пересадке тканевых экстрактов обезьян^[2](#ref2). Французский хирург Серж Воронов утверждал, что гормональные экстракты из семенников обезьян способны «омолодить» пациента. Он начал делать соответствующие операции в Европе и даже в США, собирая огромные аудитории в операционных театрах. На первый взгляд казалось, что интерес к «революционному» методу велик: достаток финансирования, внимание прессы… Но, как это часто бывает, эффект оказался либо коротким, либо вовсе плацебо.

Когда ажиотаж стал стихать, у Воронова возникли сложности с деньгами. СМИ перестали писать восторженные заметки, клиенты отвалились, а «Терапия Воронова» в массовом сознании превратилась в то, что мы сегодня назвали бы «шарлатанством». В итоге на исследования Сержу Воронову попросту перестали выделять деньги, и к концу 1930‑х его «биохирургия» сошла на нет.

### «Герантология» эпохи величия СССР (1950–1960‑е)

В послевоенном СССР, где патриотическая наука гремела своими достижениями в космосе и ядерной энергетике, появилось течение, именуемое «герантологией» (не путать с современной геронтологией). В официальных отчётах того времени встречались заявления о скором «окончательном решении вопроса человеческого старения», писали о «замене изношенных органов» и регенерации тканей. Стоит помнить, что на пике сталинской, а потом хрущёвской пропаганды, финансирование научных направлений иногда выделялось скорее из идеологических соображений, чем из-за реальных перспектив^[3](#ref3).

Обычно подобные «мегапроекты» выглядели так: ведущий учёный выступал на партийном собрании, уверял, что «вот-вот» изобретёт метод снижения возрастных болезней, и партийное руководство выделяло грандиозные деньги. Однако, когда исследование заходило в тупик (или реальных результатов не было вовсе), всё сворачивали, а документы засекречивали.

Последовавший за этим упадок (1960–1970‑е) привёл к тому, что любая попытка снова просить бюджет на продление жизни сразу встречала скепсис: «Мы уже пытались, ничего не вышло». В итоге серьёзная наука о старении свелась в СССР к узким кабинетным исследованиям в ГУ НИИГ (Научно-исследовательские институты геронтологии), где специалистам не хватало ни оборудования, ни кадров^[4](#ref4).

### Грантовая лихорадка в США (1970–1980‑е)

В 1970‑х в США начала зарождаться биотехнологическая промышленность: стали появляться первые компании, которые искали финансирование у венчурных фондов. Но тема продления жизни, как ни странно, не была среди приоритетов. Инвесторы охотнее вкладывались в генные исследования рака или методы производства синтетического инсулина^[5](#ref5).

Почему? Во-первых, против старения как бы «не было понятного рынка»: рак — конкретная болезнь, которую все хотят победить, а старение — «естественный процесс». Во-вторых, темы вроде «омоложения» нередко ассоциировались с шарлатанскими практиками из первых десятилетий XX века (то же «пересаживание обезьяньих желёз»).

www.group-telegram.com/jp/alexeyturchin.com/7333

706 viewsedited  Dec 23 at 12:47

O1 pro напсал мне эссе о причинах неудач в борьбе со старением

*«Старость — это болезнь, но я пока не знаю, как её лечить».*
— приписывается Авиценне

В 1920‑х годах, вскоре после Первой мировой войны, в Европе и США потихоньку стали возникать общества, целью которых было «победить старение» или хотя бы продлить человеческую жизнь. Подобные идеи появились не на пустом месте: ещё во времена алхимиков было распространено убеждение, что достаточно найти определённое вещество — эликсир молодости, — и человек сможет жить если не вечно, то гораздо дольше. Однако к началу XX века чуть изменился вектор: внимание сместилось на науку (биологию, физиологию, эндокринологию), а не на эзотерику^[1](#ref1).

### «Терапия обезьяньими железами» (1920–1930‑е)

Одним из самых странных проектов, который тогда пытались «продать» как панацею от старения, были эксперименты по пересадке тканевых экстрактов обезьян^[2](#ref2). Французский хирург Серж Воронов утверждал, что гормональные экстракты из семенников обезьян способны «омолодить» пациента. Он начал делать соответствующие операции в Европе и даже в США, собирая огромные аудитории в операционных театрах. На первый взгляд казалось, что интерес к «революционному» методу велик: достаток финансирования, внимание прессы… Но, как это часто бывает, эффект оказался либо коротким, либо вовсе плацебо.

Когда ажиотаж стал стихать, у Воронова возникли сложности с деньгами. СМИ перестали писать восторженные заметки, клиенты отвалились, а «Терапия Воронова» в массовом сознании превратилась в то, что мы сегодня назвали бы «шарлатанством». В итоге на исследования Сержу Воронову попросту перестали выделять деньги, и к концу 1930‑х его «биохирургия» сошла на нет.

### «Герантология» эпохи величия СССР (1950–1960‑е)

В послевоенном СССР, где патриотическая наука гремела своими достижениями в космосе и ядерной энергетике, появилось течение, именуемое «герантологией» (не путать с современной геронтологией). В официальных отчётах того времени встречались заявления о скором «окончательном решении вопроса человеческого старения», писали о «замене изношенных органов» и регенерации тканей. Стоит помнить, что на пике сталинской, а потом хрущёвской пропаганды, финансирование научных направлений иногда выделялось скорее из идеологических соображений, чем из-за реальных перспектив^[3](#ref3).

Обычно подобные «мегапроекты» выглядели так: ведущий учёный выступал на партийном собрании, уверял, что «вот-вот» изобретёт метод снижения возрастных болезней, и партийное руководство выделяло грандиозные деньги. Однако, когда исследование заходило в тупик (или реальных результатов не было вовсе), всё сворачивали, а документы засекречивали.

Последовавший за этим упадок (1960–1970‑е) привёл к тому, что любая попытка снова просить бюджет на продление жизни сразу встречала скепсис: «Мы уже пытались, ничего не вышло». В итоге серьёзная наука о старении свелась в СССР к узким кабинетным исследованиям в ГУ НИИГ (Научно-исследовательские институты геронтологии), где специалистам не хватало ни оборудования, ни кадров^[4](#ref4).

### Грантовая лихорадка в США (1970–1980‑е)

В 1970‑х в США начала зарождаться биотехнологическая промышленность: стали появляться первые компании, которые искали финансирование у венчурных фондов. Но тема продления жизни, как ни странно, не была среди приоритетов. Инвесторы охотнее вкладывались в генные исследования рака или методы производства синтетического инсулина^[5](#ref5).

Почему? Во-первых, против старения как бы «не было понятного рынка»: рак — конкретная болезнь, которую все хотят победить, а старение — «естественный процесс». Во-вторых, темы вроде «омоложения» нередко ассоциировались с шарлатанскими практиками из первых десятилетий XX века (то же «пересаживание обезьяньих желёз»).

BY Бессмертие или глобальная катастрофа?