«Если “Рана” была о матери, то “Степь” — книга про отца»: подобной аннотации к «новой Васякиной» недостаточно, по ощущениям это очень разные книги. Смерть отца отдалена во времени, телесной связи с ним, как с матерью, у Оксаны не было, всё это позволяет ей рассказывать про него более отстраненно. Это тоже автофикшн, но традиционную прозу он напоминает сильнее. Дальнобойщики, мир мужчин в девяностые и нулевые, блатные песни, поездки по России 2010 года сквозь дым от пожаров, сопоставление Юга с Сибирью, тема СПИДа, мысли о смерти и смертности — это тоже отличная книга, но точно не «вторая “Рана”», не ждите от «Степи» того же масштаба. С другой стороны, «Степь» выглядит как роман, который не случился бы без «Раны». Дилогия Васякиной однозначно войдет в историю; отец авторки, думаю, остался бы доволен. «Чтобы быть писателем, продолжал отец, нужна особенная, писательская мудрость, писатель должен уметь любить и жалеть любого человека. Но для начала, обратилась я к отцу, нужно, чтобы писатель понимал, кто он сам».
«Если “Рана” была о матери, то “Степь” — книга про отца»: подобной аннотации к «новой Васякиной» недостаточно, по ощущениям это очень разные книги. Смерть отца отдалена во времени, телесной связи с ним, как с матерью, у Оксаны не было, всё это позволяет ей рассказывать про него более отстраненно. Это тоже автофикшн, но традиционную прозу он напоминает сильнее. Дальнобойщики, мир мужчин в девяностые и нулевые, блатные песни, поездки по России 2010 года сквозь дым от пожаров, сопоставление Юга с Сибирью, тема СПИДа, мысли о смерти и смертности — это тоже отличная книга, но точно не «вторая “Рана”», не ждите от «Степи» того же масштаба. С другой стороны, «Степь» выглядит как роман, который не случился бы без «Раны». Дилогия Васякиной однозначно войдет в историю; отец авторки, думаю, остался бы доволен. «Чтобы быть писателем, продолжал отец, нужна особенная, писательская мудрость, писатель должен уметь любить и жалеть любого человека. Но для начала, обратилась я к отцу, нужно, чтобы писатель понимал, кто он сам».
Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy." Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children.
from jp
