ашдщдщпштщаа

«Первый раз в первый класс» был два раза, а между ними — две больницы. В памяти сливаются в одну, разделены во времени парой дней, но я помню, в чем разница. Если в первой маленькие дети могли находиться с мамами, то во вторую шестилетний мальчик поехал уже один. Но тем, что больниц две, я впоследствии даже пользовался: когда кто-нибудь, где-то узнав о второй, начинал доёбываться: «Ты чё, на Владимировской лежал?», я мог отвечать, что лежал на Союза молодежи, и не врать.

Эта «Владимировская» была культовым местом (примерно как «Кащенко») — синоним понятия «психбольница» для новосибирцев. И она до сих пор работает, занимая всё те же Красные казармы. Можно представить, как эти здания, построенные в самом начале XX века, выглядели снаружи и изнутри зимой 1990-1991. Я в них жил, как понимаю сейчас, от силы пару месяцев, но в те годы, конечно, казалось, что долго, очень долго.

«Ваш сын не должен был у нас находиться», — сказала врач маме, когда та забирала меня домой. Мама заплакала.

Не должен был находиться у них, потому что определили, что это не «эпилепсия», а «эписиндром» (последствия нескольких сотрясений и, должно быть, стресса из-за первого первого класса — мама потом жалела, что меня отдали в школу так рано), а с этим диагнозом могли и не госпитализировать. Я долго учился жить с мыслью «Нет ничего стрёмного в том, что я лежал в психушке». Не скажу, что было совсем невыносимо, но в целом так себе история взросления и принятия себя.

Зато теперь можно честно об этом рассказывать и самого себя стебать на опережение: «Вот поэтому я такой, ну да!»

Ведь светлые воспоминания об этих двух больницах, как ни странно, у меня тоже есть. Именно там я впервые сыграл в «Монополию», прочитал «Меховой интернат», начал смотреть «Чипа и Дейла» и «Утиные истории», научился заправлять постель, в конце концов. А еще не пришлось потом думать, как откосить от армии: «ограниченно годен» я стал в шесть лет.

www.group-telegram.com/jp/fllgnff.com/284

170 viewsMay 22, 2020 at 03:24

«Первый раз в первый класс» был два раза, а между ними — две больницы. В памяти сливаются в одну, разделены во времени парой дней, но я помню, в чем разница. Если в первой маленькие дети могли находиться с мамами, то во вторую шестилетний мальчик поехал уже один. Но тем, что больниц две, я впоследствии даже пользовался: когда кто-нибудь, где-то узнав о второй, начинал доёбываться: «Ты чё, на Владимировской лежал?», я мог отвечать, что лежал на Союза молодежи, и не врать.

Эта «Владимировская» была культовым местом (примерно как «Кащенко») — синоним понятия «психбольница» для новосибирцев. И она до сих пор работает, занимая всё те же Красные казармы. Можно представить, как эти здания, построенные в самом начале XX века, выглядели снаружи и изнутри зимой 1990-1991. Я в них жил, как понимаю сейчас, от силы пару месяцев, но в те годы, конечно, казалось, что долго, очень долго.

«Ваш сын не должен был у нас находиться», — сказала врач маме, когда та забирала меня домой. Мама заплакала.

Не должен был находиться у них, потому что определили, что это не «эпилепсия», а «эписиндром» (последствия нескольких сотрясений и, должно быть, стресса из-за первого первого класса — мама потом жалела, что меня отдали в школу так рано), а с этим диагнозом могли и не госпитализировать. Я долго учился жить с мыслью «Нет ничего стрёмного в том, что я лежал в психушке». Не скажу, что было совсем невыносимо, но в целом так себе история взросления и принятия себя.

Зато теперь можно честно об этом рассказывать и самого себя стебать на опережение: «Вот поэтому я такой, ну да!»

Ведь светлые воспоминания об этих двух больницах, как ни странно, у меня тоже есть. Именно там я впервые сыграл в «Монополию», прочитал «Меховой интернат», начал смотреть «Чипа и Дейла» и «Утиные истории», научился заправлять постель, в конце концов. А еще не пришлось потом думать, как откосить от армии: «ограниченно годен» я стал в шесть лет.

BY ашдщдщпштщаа