Коты и кошка Крамника

Когда в 2015 году Россия начала операцию в Сирии, главной ее задачей было не столько спасение правительства Башара Асада (это был, скажем так, промежуточный результат кампании), сколько обеспечение собственной безопасности в условиях уже обозначившегося тогда возобновления холодной войны с НАТО. Чтобы понять это, надо понимать природу противника: в Сирии фактически действует террористический интернационал, значительную часть которого, особенно в командных кадрах, составляют выходцы из бывшего СССР и исламских регионов России. Укрепление на территории Сирии ИГ или кого-то еще из исламистов означало рост угрозы для России в виду того, что прошедшие там подготовку боевики и полевые командиры «советского» происхождения, в итоге вернутся к себе домой, строить халифат из подручных материалов.

Эта война дала результат: действия ИГ и других исламистских группировок в Сирии в 2016-17 году стали куда менее эффективными и масштабными, а конвейер подготовки кадров для джихада на территории бывшего СССР превратился в конвейер по утилизации этих кадров.

Затем, когда масштабные боевые действия завершились, а тех, кого в процессе переговоров решили не добивать, выпихнули в Идлиб, последовало затишье, которое многие восприняли как «уже все закончилось». Это, разумеется, не так. Ничего не закончилось и в самой Сирии, где по-прежнему стояли вопросы о дальнейшей организации страны, учитывая, что текущую сирийскую политику сложно назвать привлекательной для инвесторов (при том, что на чем зарабатывать деньги, там есть). И в отношениях с союзниками и партнерами – у Ирана в регионе свои интересы, в очень небольшой части совпадающие с нашими. И, разумеется, никуда не делся противник, и те, кто его использует как инструмент.

За время затишья противник очевидно поднакопил ресурсов и решил воспользоваться удобным моментом, при поддержке Турции, которая никогда не отказывалась от попыток контролировать север Сирии, и, воспользовавшись тем, что российское присутствие в Алеппо и окрестностях минимально (десятки человек), атаковал. Правительственные войска при этом проявили себя не лучше, чем они уже проявляли в 2010-х годах в пору активных наступлений исламистов, и предпочли значительную часть города, как минимум, сдать без боя.

О том, кто и какую ответственность несет за происходящее, говорить еще надо будет отдельно – в конечном счете, состояние правительственных войск равно как и возможность атак боевиков для Москвы секретом не были. Но суть задачи не меняется. В Сирии нашим противником по-прежнему является террористический интернационал, значительную часть потенциала которого обеспечивают граждане бывшего СССР и исламских регионов России. Их успех в Сирии резко поднимет акции джихадистов уже на нашей собственной территории и в ближайших окрестностях, и это – прямая и явная угроза, такая же, как весной-летом 2015 года, когда в России обсуждалась необходимость прямого вмешательства в конфликт.

lenta.ru

Буря в Леванте

Какой может быть война России против «Исламского государства»

www.group-telegram.com/jp/kramnikcat.com/5202

309.0K viewsNov 30, 2024 at 16:03

Когда в 2015 году Россия начала операцию в Сирии, главной ее задачей было не столько спасение правительства Башара Асада (это был, скажем так, промежуточный результат кампании), сколько обеспечение собственной безопасности в условиях уже обозначившегося тогда возобновления холодной войны с НАТО. Чтобы понять это, надо понимать природу противника: в Сирии фактически действует террористический интернационал, значительную часть которого, особенно в командных кадрах, составляют выходцы из бывшего СССР и исламских регионов России. Укрепление на территории Сирии ИГ или кого-то еще из исламистов означало рост угрозы для России в виду того, что прошедшие там подготовку боевики и полевые командиры «советского» происхождения, в итоге вернутся к себе домой, строить халифат из подручных материалов.

Эта война дала результат: действия ИГ и других исламистских группировок в Сирии в 2016-17 году стали куда менее эффективными и масштабными, а конвейер подготовки кадров для джихада на территории бывшего СССР превратился в конвейер по утилизации этих кадров.

Затем, когда масштабные боевые действия завершились, а тех, кого в процессе переговоров решили не добивать, выпихнули в Идлиб, последовало затишье, которое многие восприняли как «уже все закончилось». Это, разумеется, не так. Ничего не закончилось и в самой Сирии, где по-прежнему стояли вопросы о дальнейшей организации страны, учитывая, что текущую сирийскую политику сложно назвать привлекательной для инвесторов (при том, что на чем зарабатывать деньги, там есть). И в отношениях с союзниками и партнерами – у Ирана в регионе свои интересы, в очень небольшой части совпадающие с нашими. И, разумеется, никуда не делся противник, и те, кто его использует как инструмент.

За время затишья противник очевидно поднакопил ресурсов и решил воспользоваться удобным моментом, при поддержке Турции, которая никогда не отказывалась от попыток контролировать север Сирии, и, воспользовавшись тем, что российское присутствие в Алеппо и окрестностях минимально (десятки человек), атаковал. Правительственные войска при этом проявили себя не лучше, чем они уже проявляли в 2010-х годах в пору активных наступлений исламистов, и предпочли значительную часть города, как минимум, сдать без боя.

О том, кто и какую ответственность несет за происходящее, говорить еще надо будет отдельно – в конечном счете, состояние правительственных войск равно как и возможность атак боевиков для Москвы секретом не были. Но суть задачи не меняется. В Сирии нашим противником по-прежнему является террористический интернационал, значительную часть потенциала которого обеспечивают граждане бывшего СССР и исламских регионов России. Их успех в Сирии резко поднимет акции джихадистов уже на нашей собственной территории и в ближайших окрестностях, и это – прямая и явная угроза, такая же, как весной-летом 2015 года, когда в России обсуждалась необходимость прямого вмешательства в конфликт.

BY Коты и кошка Крамника