Латиноамериканская антропология

Как можно заниматься антропологией в контексте непрекращающегося насилия?

Этот вопрос был центральным на конгрессе латиноамериканских антропологов, который и сам, по злой иронии, проходил в эпицентре войны наркокартелей с государством. "Наш континент раздираем насилием, что мы можем с этим делать?" Об этом говорили люди, знающие о том, чем сейчас мы все охвачены, не понаслышке.

"Я сидел в тюрьме при военной диктатуре в Бразилии", - говорит именитый доктор наук.

"Наш докладчик не смог приехать из Никарагуа в связи с политической обстановкой и передал свой доклад под псевдонимом "Радуга", его прочитает другой человек". В докладе описывались тоталитарные практики уничтожения науки, в том числе целых институций, и репрессии по отношению к несогласным ученым. Докладчик боялся, что не сможет вернуться в страну.

"Я вырос в той части Колумбии, которая полностью контролировалась паравоенными формированиями. Они определяли нашу жизнь вплоть до того, какую одежду можно было носить и какую музыку слушать – рок нельзя, черное нельзя, длинные волосы тоже нельзя. Малейший намек на несогласие, и тебя причисляли к боевикам", - делится воспоминаниями антрополог с дредами по пояс.

""Помнишь, как в 80-е убивали тех, кто задавал много ненужных вопросов, - сказал мне информант из силовых структур, – Не нужно интересоваться тем, что не положено". Так мне впервые угрожали убийством", - юридический антрополог из Гватемалы.

И как же отвечают здесь на вопрос, вынесенный в заглавие?

Как я уже писала раньше, я вижу в латиноамериканской антропологии (при всей ее неоднородности) общую черту – инклюзивность, уход от централизации, желание слышать все голоса. Это проявляется и в самых простых, практических вещах – огромное разнообразие спикеров, для каждого из которых есть место и время – от начинающих студентов, выступающих там же, где и профессора, до возрастного и гендерного разнообразия.

Постоянные призывы спикеров "открыть" обсуждение: "Не хочу, чтобы говорили только мы", "Давайте послушаем других", "Мы здесь не только меня слушать собрались", - произносилось настолько часто, что бросилось в глаза. В результате на мероприятии, куда пришли послушать звезд, к микрофону могла подойти молодая девушка, зарядить пламенную речь на 15 минут под внимательное слушание со стороны лекторов и сорвать всеобщие аплодисменты.

Эта же тяга к "послушать" вместо "описать" стало общим местом и в теоретических изысканиях. Удивили историки – из разных проектов, но все объединенные общими вопросами: "Как я могу писать что-то об истории такого-то индейского народа, если у меня в списке литературы нет ни одного индейского автора?", "Как я могу писать об афроамериканских женщинах, не дав им слова?" Не антропологи, а уже и историки ставят себе задачу – найти способ услышать тех, чьи уста были зажаты ладонью победителя.

Совершенно поражает, как современные ученые сидят часами в архивах, чтобы найти хоть крупиночку, хоть словечко, хоть намёк, а что же думали те, о ком написано и сказано так много, но всегда другими о них, и никогда ими самими?

Запись о казни инквизицией индейской женщины с описанием ее "преступления", уже хоть что-то, имя и действие, и, может быть даже, позиция. Составление библиотеки с трудом найденных произведений коренных авторов в инстаграме – еще одно начинание. Интервью бабушек и дедушек об истории деревни, может быть там остались крупицы той правды, которую не найдешь в музеях.

"Мы не изучаем историю индейских народов, мы изучаем историю с индейскими народами". Что уж говорить об антропологии, она вся здесь не "о", а "с".

***

Слышу вопрос: ну и какое же все это имеет отношение к наркокартелям, войнам, терактам, пыткам и диктатурам?

Мне кажется, что контекст непрекращающегося насилия может быть не только путем к ответной ненависти и ожесточению, но еще и к выработке чувствительности (там, где раненость – там болит, там особая восприимчивость). Чувствительности к разным формам насилия, доминирования и подавления. И сильный внутренний отказ от принятия в этом участия.

www.group-telegram.com/jp/latam_antropo.com/36

526 viewsedited  Mar 24 at 18:12

Как можно заниматься антропологией в контексте непрекращающегося насилия?

Этот вопрос был центральным на конгрессе латиноамериканских антропологов, который и сам, по злой иронии, проходил в эпицентре войны наркокартелей с государством. "Наш континент раздираем насилием, что мы можем с этим делать?" Об этом говорили люди, знающие о том, чем сейчас мы все охвачены, не понаслышке.

"Я сидел в тюрьме при военной диктатуре в Бразилии", - говорит именитый доктор наук.

"Наш докладчик не смог приехать из Никарагуа в связи с политической обстановкой и передал свой доклад под псевдонимом "Радуга", его прочитает другой человек". В докладе описывались тоталитарные практики уничтожения науки, в том числе целых институций, и репрессии по отношению к несогласным ученым. Докладчик боялся, что не сможет вернуться в страну.

"Я вырос в той части Колумбии, которая полностью контролировалась паравоенными формированиями. Они определяли нашу жизнь вплоть до того, какую одежду можно было носить и какую музыку слушать – рок нельзя, черное нельзя, длинные волосы тоже нельзя. Малейший намек на несогласие, и тебя причисляли к боевикам", - делится воспоминаниями антрополог с дредами по пояс.

""Помнишь, как в 80-е убивали тех, кто задавал много ненужных вопросов, - сказал мне информант из силовых структур, – Не нужно интересоваться тем, что не положено". Так мне впервые угрожали убийством", - юридический антрополог из Гватемалы.

И как же отвечают здесь на вопрос, вынесенный в заглавие?

Как я уже писала раньше, я вижу в латиноамериканской антропологии (при всей ее неоднородности) общую черту – инклюзивность, уход от централизации, желание слышать все голоса. Это проявляется и в самых простых, практических вещах – огромное разнообразие спикеров, для каждого из которых есть место и время – от начинающих студентов, выступающих там же, где и профессора, до возрастного и гендерного разнообразия.

Постоянные призывы спикеров "открыть" обсуждение: "Не хочу, чтобы говорили только мы", "Давайте послушаем других", "Мы здесь не только меня слушать собрались", - произносилось настолько часто, что бросилось в глаза. В результате на мероприятии, куда пришли послушать звезд, к микрофону могла подойти молодая девушка, зарядить пламенную речь на 15 минут под внимательное слушание со стороны лекторов и сорвать всеобщие аплодисменты.

Эта же тяга к "послушать" вместо "описать" стало общим местом и в теоретических изысканиях. Удивили историки – из разных проектов, но все объединенные общими вопросами: "Как я могу писать что-то об истории такого-то индейского народа, если у меня в списке литературы нет ни одного индейского автора?", "Как я могу писать об афроамериканских женщинах, не дав им слова?" Не антропологи, а уже и историки ставят себе задачу – найти способ услышать тех, чьи уста были зажаты ладонью победителя.

Совершенно поражает, как современные ученые сидят часами в архивах, чтобы найти хоть крупиночку, хоть словечко, хоть намёк, а что же думали те, о ком написано и сказано так много, но всегда другими о них, и никогда ими самими?

Запись о казни инквизицией индейской женщины с описанием ее "преступления", уже хоть что-то, имя и действие, и, может быть даже, позиция. Составление библиотеки с трудом найденных произведений коренных авторов в инстаграме – еще одно начинание. Интервью бабушек и дедушек об истории деревни, может быть там остались крупицы той правды, которую не найдешь в музеях.

"Мы не изучаем историю индейских народов, мы изучаем историю с индейскими народами". Что уж говорить об антропологии, она вся здесь не "о", а "с".

***

Слышу вопрос: ну и какое же все это имеет отношение к наркокартелям, войнам, терактам, пыткам и диктатурам?

Мне кажется, что контекст непрекращающегося насилия может быть не только путем к ответной ненависти и ожесточению, но еще и к выработке чувствительности (там, где раненость – там болит, там особая восприимчивость). Чувствительности к разным формам насилия, доминирования и подавления. И сильный внутренний отказ от принятия в этом участия.

BY Латиноамериканская антропология