цензура драматическая в Российской империи с конца 1820-х и вплоть до 1865 года пребывала в ведении III Отделения, что сообщало ей еще и то своеобразие, что цензоры ее не выносили сами решений, а лишь подавали начальству собственное мнение, положительное или отрицательное, начальство же – в лице главы III Отделения – соглашалось или отвергало мнение, иногда приводя собственные, новые мотивы –
- цензоров драматических было совсем немного – так, во времена начальствования Дубельта пьесы рассматривались лишь двумя чиновниками, а установленный порядок, отмеченный выше, способствовал тому, что цензоры писали записки в довольно свободной форме –
- где особенно отличался Ольдекоп, служивший в 1830-е – начале 1840-х годов и сам бывший писателем и издателем –
- особенно он приходил в настроение саркастическое в тех случаях, когда ему приходилось тратить время на сочинения весьма неудовлетворительные – и хоть в докладной записке он находил выход своему неудовольствию –
- так, в 1838 году ему довелось цензурировать малороссийскую оперу С. Карпенко «Роман и Фекла, или Искренняя любовь не имеет гордости» -
- докладывая о ней, цензор передавал содержание читаного: «Роман, единственный сын богатых родителей, любит Феклу, бедную сироту, и любим ею. Он признается ей в любви, и 1-е действие проходит с аккомпанементом бесчисленных поцелуев. Преинтересное действие, и зритель, верно, подумает: по усу текло, а в рот не попало. 2-е действие. Пир горой у Федора Митюка, отца Романа, едят, пьют и поют малороссийские песни. 3-е действие. Гапка, мать Романа, рассказывает своей подруге Софье Гаврутых, что она желает соединить ее дочь Хвеску с ее сыном, но, зная, что он имеет тайную связь с Феклой, она хочет удалить сию последнюю. Гапка отравляет Феклу. 4-е действие. Роман, возвращаясь домой, встречает в лесу тень Феклы и заключает, что она уже более не жива. Декорация переменяется. Роман вбегает как сумасшедший, обвиняет родителей в убийстве Феклы и беспрестанно обнимает мертвое тело. Его связывают как бешенного. 5 действие. Роман прицеплен к стене. Тень Феклы показывается ему и показывает на небо. Роман падает мертвым на пол Гапка входит и при виде мертвого сына также умирает». – страдающий службы ради Ольдекоп замечает: «Если цензор при таком чтении попадет в желтый дом, то единственная вина падает на Степана Карпенка» -
- но Степан не унимался и вскорости представил в цензуру новую пьесу, «Рубор и Энеса, или Счастливое беззаконие не должно считаться добродетелью» -
- на сей раз Карпенко решил оставить малороссийский сюжет и обратиться к европейской фантастике и романтике: «Счастливое беззаконие Рубора состоит в том, что он украл у своего господина Сулера десять гривен. Алеора, волшебница, обнаруживает вора, и Рубор должен умереть на виселице. Он сидит в темнице и, вспомня отчание своей невесты Энесы, умирает Энеса, видя его умершим, умирает также. Видно, - замечает Ольдекоп, - г. Карпенко любит смерть скоропостижную» - и не удерживается теперь уже от личного выпада, видя в Степане Карпенко едва ли не близкого неприятеля: «Г. Карпенко, как видно из его прошения, учится в Киевском университете. Желательно было бы, чтобы он бросил драматические бредни и занимался бы лучше русскою орфографией, чтобы по крайней мере со временем быть годным писцом, а при таких драматических занятиях он будет негодным тунеядцем и язвою всех цензоров» - отзыв едва ли не совершенно бескорыстный, от накипевшего на сердце, поскольку непосредственно с цензорскими заключениями авторов как правило не знакомили

а тем временем - вышла очередная серия полюбившегося многим библиотечного сериала -
- и на этот раз с Никитой Сюндюковым беседуем о Бебеле, отличая его как от Бабеля, так и от Гегеля

«Все мужики обязаны платить “недоимки”. Что это такое, я не мог хорошенько узнать. Вероятно, особый вид налога, платимого скотом: коровами и т.п. (“доить” – “недоимка”)».
И. Грэк [И.И. Билибин] Из записок иностранца о России [впервые: «Осколки», 1882, № 44]

уже завтра, в день Великой Октябрьской социалистической революции – будем в библиотеке БФУ говорить революции –
- о революции в филологии, которая со временем стала воистину мировой, охватив все гуманитарное знание –
- и о «Формальном методе» Энгельгардта, аналитике революционного процесса -
- словом, не пропустите - приходите или подключайтесь on-line!

📚Дом китобоя приглашает в среду, 13 ноября, на лекцию Андрея Тесли «От императорских театров до МХТ».

Встреча пройдёт в рамках лектория «Литература и деньги. От графа Толстого до «красного графа».

Кто из русских писателей избежал соблазна попробовать себя в драматургии? – спрашивал в старости Петр Гнедич, сам романист, драматург и переводчик, но также и многолетний режиссер Александринского театра. Влечение это было связано отнюдь не только со стремлением увидеть придуманные тобой сцены и реплики воплощенными на сцене, но и потому, что успешный драматургический опыт обещал серьезный материальный успех.

О том, как стремительно менялся русский театр между 1880-ми и 1910-ми годами, об устройстве театральной экономики и положении драматурга, а в особенности о Чехове и «чеховском театре», пойдет речь на предстоящей лекции.

Автор - Андрей Тесля, к.филос.н., научный руководитель Центра исследований русской мысли ИГН БФУ им. И. Канта.

Начало в 18.30
16+
Вход - 200 р. Билеты - на сайте и в кассе музея.

📍Дом китобоя, пр-т Мира 9.

заключая один из «Очерков Цейлона…» (1878) Минаев пишет: «Немного известно из древней истории острова, а средневековая его история еще менее прояснена, вследствие этого множество мест в Поллапарруе не расчищено, не приведено в известность и пока не останавливало на себе должного внимания, но хотя эти столбы и развалины не напоминают никакого исторического факта, тем не менее они любопытны сами по себе, независимо от своего прошлого» (ч. 1, 137) –
- и здесь интересна почти эксплицитная дихотомия: памятника, свидетельствующего о прошлом в смысле знаемого, записанного – там, где события оказываются «привязаны» к месту, ландшафту –
- как европейский путешественник, странствующий по Эгейскому морю, и на каждом шагу то сознательно приходящий, то случайно натыкающийся на очередное «классическое воспоминание» - «а, так вот где это было», «вот как выглядит то место, где все свершилось» -
- или современный турист, стоящий на стамбульском Ипподроме и смотрящий на Змеиную колонну – вот и 2 ½ тысячелетия, вот все она, та же, на которую некогда смотрел Фукидид и которую на том же самом месте, что и ты, видели Прокопий Кессарийский и Константин Багрянородный –
- памятник здесь – в первую очередь, а иногда и исключительно – лишь знак памятуемого –
- и, напротив, памятник – как обломок некогда бывшей жизни, он сам явственно говорит – она была, какая-то мощная и сложная, было царство, была борьба и победы –
- но какие именно, кого и над кем – неведомо, он не «оживляет воспоминания», а напоминает о забвении, знаком бывшей некогда жизни

меланхоличное
=============
«Храм носит название “пещеры золотой горы”, но ни в горе, ни в храме нет золота»
[Минаев. Очерки Цейлона и Индии. Ч. 1. 1878: 146]

традиционное, [пост]праздничное

«<…> местных демонов очень много на Цейлоне, но есть яккхи, чтимые повсюду на острове и всюду известные: о них рассказываются легенды чудесного характера. Так есть демон по имени Kalu-yaksayo, “черный демон”, иные называют также Kalu-kumaro, “черный принц” и говорят, что если он вселится в женщину низшей касты, то просто называется черным демоном, если же в женщину высшей касты, то именуется черным принцем <…>. О черном демоне они повествуют, что при жизни он был великаном Нила, защитником и сподвижником царя Гажабаху (I в. по Р.Х.). Раз велика, вместе с царем, отправился в Istripura город, где жили одни женщины, которые, как только увидели великана, так все разом и влюбились в него. Сотни их бросились на него и разорвали его в клочки. По смерти он стал демоном и мстит с тех пор всему женскому роду…»
[Минаев, «Очерки Цейлона…» Ч. 1, 1878: 177 – 178]

из не то, чтобы совсем нового, но неизменно хорошего -

«вертеп крайнего нигилизма»
=========================
«Индийцы никогда не путешествуют так, как это делали и делают другие народы; путешествие, предпринятое не по торговым делам и не для богомолья для них бесцельное бродяжничанье; человека, заехавшего к ним Бог весть зачем издалека, они готовы считать за праздного и странного богача, а так как в Индии почти у каждого богача есть несколько жен и вообще он немыслим неженатым, то весьма естественно мой брахман полюбопытствовал узнать: сколько у меня жен? и оставил ли я их дома или где-либо в Индии, м.б. в Калькутте? Ответ, который он услыхал, привел его в сильное недоумение. Мы перешли, впрочем, скоро к более важным и интересным вопросам. В Гарвале и Камаоне слыхивали, что существует Россия и русский царь, но об отношениях нашего обширного отечества к Куин Викториа (так туземцы называют ее британское величество) наивные жители Сринагара имеют очень смутное представление; правда, и до них доходили известия о том, что существует какое-то родство между двумя царственными домами, и по этому поводу мне задавали разнообразнейшие, весьма непонятные вопросы: кто кому платит дань: Куин Викториа русскому царю или наоборот, русский царь Куин Виктории? Меня спрашивали, как нужно называть русского царя: Ражадхиража или Падишах? Первый титул хотя и значит: царь над царями, но в глазах туземца не так важен, как Падишах, ибо только Падишаху другие цари платят дань. Рядом с такими и более нелепыми вопросами о том, сам ли царь судит свой народ или у него есть на то особые слуги, проскакивали соображения, точно взятые из последнего номера индийской газеты: правда ли, что русский царь взял Кабул? Скоро ли он возьмет Кабул? На что Кабул нужен русскому царю? рассуждали мои собеседники. Их интересовал также вопрос о том, есть ли касты в России и какие? Обедают ли русские вместе с англичанами? или же русские, подобно брахманам, гнушаются есть за одним столом с англичанами? Есть ли в России настики (нигилисты), веданиндики (отрицатели вед)? “Американцы, замечал при этом вышеупомянутый брахман, все настики, все отрицатели вед!” А из американцев он знал одного только миссионера и без ужаса и отвращения не мог говорить о школе этого миссионера, вертепе крайнего нигилизма»
[Минаев, «Очерки Цейлона и Индии…» Ч. 2. 1878: 40 – 41]

недавнее

уже завтра -
- не пропустите, это воистину одновременно и интересно, и душе- и духопользительно -

прекрасная новость с книжных полей -
- и см. предуведомление редактора

📚Уже завтра, 13 ноября, пройдёт очередная лекция Андрея Тесли из цикла «Литература и деньги. От графа Толстого до «красного графа».

Кто из русских писателей избежал соблазна попробовать себя в драматургии? – спрашивал в старости Петр Гнедич, сам романист, драматург и переводчик, но также и многолетний режиссер Александринского театра. Влечение это было связано отнюдь не только со стремлением увидеть придуманные тобой сцены и реплики воплощенными на сцене, но и потому, что успешный драматургический опыт обещал серьезный материальный успех.

О том, как стремительно менялся русский театр между 1880-ми и 1910-ми годами, об устройстве театральной экономики и положении драматурга, а в особенности о Чехове и «чеховском театре», пойдет речь на предстоящей лекции.

Автор - Андрей Тесля, к.филос.н., научный руководитель Центра исследований русской мысли ИГН БФУ им. И. Канта.

Начало в 18.30
16+
Вход - 200 р. Билеты - на сайте и в кассе музея.

📍Дом китобоя, пр-т Мира 9.