Слава Малахов. Помощь

Страдающее снеговиковье (это стихотворение было прислано ещё из Бутырки).

У торца понурой пятиэтажки
меж скамьей и с неизвестным пробегом
Бесколесой мятой малолитражкой
снеговик стоит из жёлтого снега.

Это выглядит достаточно смело:
быть на фоне общего декаданса
цвета радости на сером и белом —
праздник взгляда при известном нюансе.

Без него тоска б совсем раздирала.
Мир, по чести, был бы более нудным.
Он смешной, а это вовсе не мало
среди местных неулыбчивых будней.

Ну, а он, привычно в зиму враста́я,
аниматором при грязном подъезде,
всё стесняется себя и мечтает
быть любым другим в любом другом месте.

Белый снег вокруг бывает нечасто
и не те вокруг пейзажи, а эти.
Он себя считает самым несчастным
среди всех снеговиков на планете.

Он не знает, что родился в рубашке —
у него есть по несчастью коллеги:
у такой же утлой пятиэтажки
снеговик стоит из чёрного снега.

В стареньком пуховике нараспашку,
снятом с детского плеча,
и панаме из замызганной газетной бумажки,
телефонными пестря номерами.

Песни прошлые свои отскрипели
двери на ветру несмазанной петлей.
Старая пятиэтажка сгорела
и осела на окрестности пеплом.

Был каким он до несчастья содеян —
снеговик, давно покрывшийся сажей,
может, белым, ну, а может — желтее
того первого… уже и не скажешь.

Грязно-чёрным он отправится в вечность,
обречённый быть печальною масти,
словно младший брат, донашивать вещи
за безвременно разрушенным счастьем.

Если б мог он вознестись над горелым
бывшим городом — увидел бы с неба:
на окопной насыпи индивелой
снеговик стоит из красного снега,

Увенчав собой пустынное место
монументом созидания в силе,
даже кто его слепил — неизвестно:
кто убитые или кто убили.

В глазки-гильзы, что глядят не мигая,
красный раннего заката вольётся.
Ждёт он встречи или он провожает?
Он сражается, а может — сдаётся?

В землю колоски озимого хлеба
углеглись под красным светом тревожным.
А снеговики прыгают к нам с неба,
тают сами — снег убить невозможно.

Оттого ему стоять инфернальным,
обречённым быть до талого красным
и мечтать ожить обычным, нормальным,
белоснежным и с ведром вместо каски.

Безмятежным среди нежного мира,
обрамлённого гирляндами света,
как предчувствие уютного пира,
для какого дом готовили с лета.

Где встречая всех гостей с пониманием
своей миссии — поднять настроение,
он востребован, обласкан вниманием,
но его, порой, терзают сомнения:

До снежинки белоснежно-приличный
в одеяниях из праздничных мишек.
Он себя считает самым обычным,
как десятки у соседних домишек.

Снегу глупому под старою урной
грезятся средневековые страсти,
и ему, ведроголовому дурню,
не постичь снеговикового счастья.

Белый снеговик стоит за окошком
на пороге белого океана.
На него глядит весёлый, как брошка,
снеговик из ярких искр стеклянных.

Его жизнь — извечный праздник,
где пробки от шампанского летят в недотрогу.
После спит весь год в картонной коробке,
будто Дракула какой-то, ей Богу,

Понемножку так живя понарошку,
чтобы был он на меня не в обиде,
я забрал его с собой за окошко,
чтоб весну и лето с осенью видел.

На походном рюкзаке за плечами
много жизни на него намоталось;
видел мир с цветными снеговиками,
видел после, что от них оставалось.

Накрутивши километры пробега
он, конечно, подустал, смотрит строго,
будто снеговик из серого снега,
не умеющий растаять в итоге.

На забитом металлическом тросе
искры яркие блестят лишь в глазницах.
Он весну увидел, лето и осень,
но ему, увы, всё это не снится.

Ему снится тихий мир антресолей,
виды ёлочки на домик из «Лего»,
за окном нет страха, горя и боли,
лишь снеговики из белого снега.

www.group-telegram.com/jp/slavamalakhov.com/287

762 viewsJan 2 at 17:11

Страдающее снеговиковье (это стихотворение было прислано ещё из Бутырки).

У торца понурой пятиэтажки
меж скамьей и с неизвестным пробегом
Бесколесой мятой малолитражкой
снеговик стоит из жёлтого снега.

Это выглядит достаточно смело:
быть на фоне общего декаданса
цвета радости на сером и белом —
праздник взгляда при известном нюансе.

Без него тоска б совсем раздирала.
Мир, по чести, был бы более нудным.
Он смешной, а это вовсе не мало
среди местных неулыбчивых будней.

Ну, а он, привычно в зиму враста́я,
аниматором при грязном подъезде,
всё стесняется себя и мечтает
быть любым другим в любом другом месте.

Белый снег вокруг бывает нечасто
и не те вокруг пейзажи, а эти.
Он себя считает самым несчастным
среди всех снеговиков на планете.

Он не знает, что родился в рубашке —
у него есть по несчастью коллеги:
у такой же утлой пятиэтажки
снеговик стоит из чёрного снега.

В стареньком пуховике нараспашку,
снятом с детского плеча,
и панаме из замызганной газетной бумажки,
телефонными пестря номерами.

Песни прошлые свои отскрипели
двери на ветру несмазанной петлей.
Старая пятиэтажка сгорела
и осела на окрестности пеплом.

Был каким он до несчастья содеян —
снеговик, давно покрывшийся сажей,
может, белым, ну, а может — желтее
того первого… уже и не скажешь.

Грязно-чёрным он отправится в вечность,
обречённый быть печальною масти,
словно младший брат, донашивать вещи
за безвременно разрушенным счастьем.

Если б мог он вознестись над горелым
бывшим городом — увидел бы с неба:
на окопной насыпи индивелой
снеговик стоит из красного снега,

Увенчав собой пустынное место
монументом созидания в силе,
даже кто его слепил — неизвестно:
кто убитые или кто убили.

В глазки-гильзы, что глядят не мигая,
красный раннего заката вольётся.
Ждёт он встречи или он провожает?
Он сражается, а может — сдаётся?

В землю колоски озимого хлеба
углеглись под красным светом тревожным.
А снеговики прыгают к нам с неба,
тают сами — снег убить невозможно.

Оттого ему стоять инфернальным,
обречённым быть до талого красным
и мечтать ожить обычным, нормальным,
белоснежным и с ведром вместо каски.

Безмятежным среди нежного мира,
обрамлённого гирляндами света,
как предчувствие уютного пира,
для какого дом готовили с лета.

Где встречая всех гостей с пониманием
своей миссии — поднять настроение,
он востребован, обласкан вниманием,
но его, порой, терзают сомнения:

До снежинки белоснежно-приличный
в одеяниях из праздничных мишек.
Он себя считает самым обычным,
как десятки у соседних домишек.

Снегу глупому под старою урной
грезятся средневековые страсти,
и ему, ведроголовому дурню,
не постичь снеговикового счастья.

Белый снеговик стоит за окошком
на пороге белого океана.
На него глядит весёлый, как брошка,
снеговик из ярких искр стеклянных.

Его жизнь — извечный праздник,
где пробки от шампанского летят в недотрогу.
После спит весь год в картонной коробке,
будто Дракула какой-то, ей Богу,

Понемножку так живя понарошку,
чтобы был он на меня не в обиде,
я забрал его с собой за окошко,
чтоб весну и лето с осенью видел.

На походном рюкзаке за плечами
много жизни на него намоталось;
видел мир с цветными снеговиками,
видел после, что от них оставалось.

Накрутивши километры пробега
он, конечно, подустал, смотрит строго,
будто снеговик из серого снега,
не умеющий растаять в итоге.

На забитом металлическом тросе
искры яркие блестят лишь в глазницах.
Он весну увидел, лето и осень,
но ему, увы, всё это не снится.

Ему снится тихий мир антресолей,
виды ёлочки на домик из «Лего»,
за окном нет страха, горя и боли,
лишь снеговики из белого снега.

BY Слава Малахов. Помощь