Стальной шлем

​​«Ich kenne keine Parteien mehr, ich kenne nur Deutsche!»

4 августа 1914 г. эти слова, буквально означающие: «Я не знаю больше никаких партий, я знаю только немцев», были произнесены Вильгельмом II перед германским рейхстагом в преддверии голосования о военных кредитах. За несколько дней до этого император произнёс аналогичные «балконные речи» с призывами к национальному единству перед поданными: 31 июля – в день начала русской мобилизации, и 1 августа – в день объявления войны России. Речи имели триумфальный успех и закрепили так называемую «политику гражданского мира» («Burgfriedenspolitik»): все партии забывают свои довоенные разногласия с правительством и отныне все как один поддерживают военные усилия государства.

Прежде всего, это касалось Социал-демократической партии (СДПГ) – главной оппозиционной партии в Германии, которую на протяжении десятилетий со времён Бисмарка официальные власти склоняли как «субъектов без Отечества» («Vaterlandslose Gesellen»), а та отвечала неизменной приверженностью марксистскому Интернационализму и борьбой с «прусским милитаризмом». 4 августа 1914 г. всё закончилось: социал-демократическая партия, которая ещё за неделю до этого проводила демонстрации за мир, в полном составе одобрила военные кредиты правительству на ведение войны. В их глазах война была справедливой, ведь шла она, прежде всего, против царской России – страны, которую проклинал ещё Маркс в середине XIX в. как оплот реакции в Европе. Ради такого можно было и помириться с «прусским милитаризмом».

В целом, немецкие «Августовское воодушевление» («Augusterlebnis») и «политика гражданского мира» ничем не отличались от аналогичных процессов во всех других вступивших в войну странах, включая и Россию. «Гражданский мир» везде начал давать слабину по мере затягивания войны, военных поражений и экономических неурядиц. В России он закончился летом 1915 г., когда на фоне Великого отступления оппозиционные партии ГосДумы организовали «Прогрессивный блок», требовавший создания подотчётного Думе правительства.

Германия продержалась на два года дольше: первые массовые забастовки прошли там весной 1917 г. после голодной «брюквенной зимы». В июле того же года в рейхстаге был образован оппозиционный «Межфракционный комитет» из СДПГ, партии Центра и Прогрессивной народной партии (левых либералов), который стал аналогом нашего «Прогрессивного блока». В январе 1918 г. Германию захлестнула новая волна забастовок, в которых участвовал миллион человек. Тогда же начали возникать первые немецкие революционные Советы по русскому образцу. Ни о каком «гражданском мире» в условиях голода и осточертевшей всем войны уже не могло быть и речи. Свержение монархии и прекращение войны в ноябре 1918 г. будет с воодушевлением встречено абсолютным большинством немцев, о чём, правда, многие из них вскоре начисто забудут.

www.group-telegram.com/jp/stahlhelm.com/1900

2.5K viewsAug 4, 2020 at 17:28

​​«Ich kenne keine Parteien mehr, ich kenne nur Deutsche!»

4 августа 1914 г. эти слова, буквально означающие: «Я не знаю больше никаких партий, я знаю только немцев», были произнесены Вильгельмом II перед германским рейхстагом в преддверии голосования о военных кредитах. За несколько дней до этого император произнёс аналогичные «балконные речи» с призывами к национальному единству перед поданными: 31 июля – в день начала русской мобилизации, и 1 августа – в день объявления войны России. Речи имели триумфальный успех и закрепили так называемую «политику гражданского мира» («Burgfriedenspolitik»): все партии забывают свои довоенные разногласия с правительством и отныне все как один поддерживают военные усилия государства.

Прежде всего, это касалось Социал-демократической партии (СДПГ) – главной оппозиционной партии в Германии, которую на протяжении десятилетий со времён Бисмарка официальные власти склоняли как «субъектов без Отечества» («Vaterlandslose Gesellen»), а та отвечала неизменной приверженностью марксистскому Интернационализму и борьбой с «прусским милитаризмом». 4 августа 1914 г. всё закончилось: социал-демократическая партия, которая ещё за неделю до этого проводила демонстрации за мир, в полном составе одобрила военные кредиты правительству на ведение войны. В их глазах война была справедливой, ведь шла она, прежде всего, против царской России – страны, которую проклинал ещё Маркс в середине XIX в. как оплот реакции в Европе. Ради такого можно было и помириться с «прусским милитаризмом».

В целом, немецкие «Августовское воодушевление» («Augusterlebnis») и «политика гражданского мира» ничем не отличались от аналогичных процессов во всех других вступивших в войну странах, включая и Россию. «Гражданский мир» везде начал давать слабину по мере затягивания войны, военных поражений и экономических неурядиц. В России он закончился летом 1915 г., когда на фоне Великого отступления оппозиционные партии ГосДумы организовали «Прогрессивный блок», требовавший создания подотчётного Думе правительства.

Германия продержалась на два года дольше: первые массовые забастовки прошли там весной 1917 г. после голодной «брюквенной зимы». В июле того же года в рейхстаге был образован оппозиционный «Межфракционный комитет» из СДПГ, партии Центра и Прогрессивной народной партии (левых либералов), который стал аналогом нашего «Прогрессивного блока». В январе 1918 г. Германию захлестнула новая волна забастовок, в которых участвовал миллион человек. Тогда же начали возникать первые немецкие революционные Советы по русскому образцу. Ни о каком «гражданском мире» в условиях голода и осточертевшей всем войны уже не могло быть и речи. Свержение монархии и прекращение войны в ноябре 1918 г. будет с воодушевлением встречено абсолютным большинством немцев, о чём, правда, многие из них вскоре начисто забудут.

BY Стальной шлем