Мы все попали в ловушку современности. Дело в том, что современность – это продукт производства. Ее нужно постоянно изготавливать и применять в разные направления нашей жизни: современная литература, современное искусство, современная медицина, современная педагогика, продолжите сами. У этого производства есть свои аппараты: биеннале, фестивали, научные конференции, саммиты, выставки, и несть этому числа.
Современность, с одной стороны, порождает глобализацию и, с другой, нуждается в ней. Она работает как глобальная матрица, по которой измеряется «прогрессивность» обществ и культур. Современные государства и институты фактически конкурируют за право быть признанными «современными» — в этом статусе заложены сами основы их культурного и технологического влияния. Питер Осборн, например, пишет, что современность сегодня — это уже не просто привилегия передовых стран, но практически условие их существования и политической стабильности.
Но что же производят эти страны в рамках этой машинерии? Они производят современные нормы: стандарты искусства, медицины, технологий и науки. Такие страны и наднациональные институты буквально создают иерархию, в которой одни становятся «центрами современности», а другие — её «периферией». Об этом еще Макс Вебер писал, когда различал "столичность" и "провинцию": столица производит культурные нормы, а провинция их только потребляет.
А как же те, кому не удается интегрироваться в этот процесс? Эти структуры сразу начинают восприниматься как архаичные, застывшие в прошлом. К примеру, страны, которые не участвуют в глобальных биеннале, фестивалях кино, конференциях по искусственному интеллекту или не представляют новейшие технологии, начинают маргинализироваться в общественном сознании как недостаточно «развитые». Но это касается не только стран: в этой же оптике критикуются, например, университеты, которые "опаздывают, не поспевая за стремительно меняющимся миром", или церковь. В результате это создает условия для культурного и политического неравенства, при котором доступ к «современности» превращается в капитал, необходимый для влияния и признания.
Здесь и кроется эта ловушка современности. Как говорил, увы, недавно ушедший от нас Бруно Латур, современность – это не столько прорыв в будущее, сколько перманентный разрыв с прошлым. Причем, все устроено так, что разрыв этот никогда не бывает окончательным. Это своего рода парадокс: мы непрерывно стремимся к «новому», при этом таща за собой старые смыслы, ценности и даже проблемы, замаскированные под прогрессивные идеи. Современность оказывается иллюзией, где под видом развития и инноваций часто скрывается воспроизводство старых систем, догм и неравенства, замаскированных под «нейтральный» прогресс.
Мы все попали в ловушку современности. Дело в том, что современность – это продукт производства. Ее нужно постоянно изготавливать и применять в разные направления нашей жизни: современная литература, современное искусство, современная медицина, современная педагогика, продолжите сами. У этого производства есть свои аппараты: биеннале, фестивали, научные конференции, саммиты, выставки, и несть этому числа.
Современность, с одной стороны, порождает глобализацию и, с другой, нуждается в ней. Она работает как глобальная матрица, по которой измеряется «прогрессивность» обществ и культур. Современные государства и институты фактически конкурируют за право быть признанными «современными» — в этом статусе заложены сами основы их культурного и технологического влияния. Питер Осборн, например, пишет, что современность сегодня — это уже не просто привилегия передовых стран, но практически условие их существования и политической стабильности.
Но что же производят эти страны в рамках этой машинерии? Они производят современные нормы: стандарты искусства, медицины, технологий и науки. Такие страны и наднациональные институты буквально создают иерархию, в которой одни становятся «центрами современности», а другие — её «периферией». Об этом еще Макс Вебер писал, когда различал "столичность" и "провинцию": столица производит культурные нормы, а провинция их только потребляет.
А как же те, кому не удается интегрироваться в этот процесс? Эти структуры сразу начинают восприниматься как архаичные, застывшие в прошлом. К примеру, страны, которые не участвуют в глобальных биеннале, фестивалях кино, конференциях по искусственному интеллекту или не представляют новейшие технологии, начинают маргинализироваться в общественном сознании как недостаточно «развитые». Но это касается не только стран: в этой же оптике критикуются, например, университеты, которые "опаздывают, не поспевая за стремительно меняющимся миром", или церковь. В результате это создает условия для культурного и политического неравенства, при котором доступ к «современности» превращается в капитал, необходимый для влияния и признания.
Здесь и кроется эта ловушка современности. Как говорил, увы, недавно ушедший от нас Бруно Латур, современность – это не столько прорыв в будущее, сколько перманентный разрыв с прошлым. Причем, все устроено так, что разрыв этот никогда не бывает окончательным. Это своего рода парадокс: мы непрерывно стремимся к «новому», при этом таща за собой старые смыслы, ценности и даже проблемы, замаскированные под прогрессивные идеи. Современность оказывается иллюзией, где под видом развития и инноваций часто скрывается воспроизводство старых систем, догм и неравенства, замаскированных под «нейтральный» прогресс.
Такие дела.
BY Философия подозрения
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information. "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych.
from jp
