вилисов теоретический
Photo
прочитал time: a very short introduction, вводную книжку про то, как время понимали до оформления физики как науки, после 17 века и до сегодняшнего века, а также про последствия перемен в понимании концепта для философии и ориентации человека во времени.
оч коротко пройдясь по до-ньютоновскому локальному времени, книжка описывает революционность ньютоновского связывания времени с движением, потом к эйнштейну и теории относительности, про время как четвёртую координату в 4х-мерном пространстве-времени, про time dilation (🤯), термодинамику и наконец квантовую физику.
поскольку всё через математику, физику и высокоабстрактную философию, во многом было для меня непроницаемо, но понятно что всё непонятно. когда нащупываешь глубину зазора между тем, как описывает мир физика, и как ты его чувствуешь в повседневном опыте — конечно, конечности холодеют. если кто-то вдруг до сих пор живёт в понятии об универсальном линейном времени, то конечно почитайте. как это с высокоуровневой физикой/математикой часто бывает, некоторые штуки просто не умещаются в голове; как уместить идею о том, что время не разворачивается (unfolding), а уже-дано во вселенной, а направленность ощущается из-за термодинамического градиента (движения низкой степени энтропии вселенной к высокой) — я не представляю. ну и конечно читать вот эти космологические штуки, показывающие реальный ничтожный масштаб человечества и человека, пока идёт несколько кровавых войн, напрямую касающихся твоих знакомых и близких людей — очень очень очень грустно.
оч коротко пройдясь по до-ньютоновскому локальному времени, книжка описывает революционность ньютоновского связывания времени с движением, потом к эйнштейну и теории относительности, про время как четвёртую координату в 4х-мерном пространстве-времени, про time dilation (🤯), термодинамику и наконец квантовую физику.
поскольку всё через математику, физику и высокоабстрактную философию, во многом было для меня непроницаемо, но понятно что всё непонятно. когда нащупываешь глубину зазора между тем, как описывает мир физика, и как ты его чувствуешь в повседневном опыте — конечно, конечности холодеют. если кто-то вдруг до сих пор живёт в понятии об универсальном линейном времени, то конечно почитайте. как это с высокоуровневой физикой/математикой часто бывает, некоторые штуки просто не умещаются в голове; как уместить идею о том, что время не разворачивается (unfolding), а уже-дано во вселенной, а направленность ощущается из-за термодинамического градиента (движения низкой степени энтропии вселенной к высокой) — я не представляю. ну и конечно читать вот эти космологические штуки, показывающие реальный ничтожный масштаб человечества и человека, пока идёт несколько кровавых войн, напрямую касающихся твоих знакомых и близких людей — очень очень очень грустно.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
причина, по которой тут полтора месяца не было постов:
я сделал новый лекционный перформанс "СКОЛЬКО ИДЁТ ВОЙНА". это работа о том, что война делает со временем, а время войны — с человеческими идентичностями, личными и коллективными.
титанический для меня проект, прорывной по формату и по содержанию. премьера 25 и 26 ноября, вот сайт с подробным описанием, полной библиографией (!) и билетами. приходите и, пожалуйста, поделитесь кому покажется важным
https://wartime.space
https://wartime.space
https://wartime.space
я сделал новый лекционный перформанс "СКОЛЬКО ИДЁТ ВОЙНА". это работа о том, что война делает со временем, а время войны — с человеческими идентичностями, личными и коллективными.
титанический для меня проект, прорывной по формату и по содержанию. премьера 25 и 26 ноября, вот сайт с подробным описанием, полной библиографией (!) и билетами. приходите и, пожалуйста, поделитесь кому покажется важным
https://wartime.space
https://wartime.space
https://wartime.space
друзья, привет. девятого мая я выпускаю свой новый большой проект о войне — «МОНУМЕНТОМАНИЯ: как памятники делают войну возможной»
сайт | трейлер
это работа о том, как военные монументы формируют места памяти и указывают людям, как и что необходимо помнить, какому примеру следовать; о том, как власть черпает в памятниках легитимность и при чём тут культ славы; как монументы влияют на наши эмоции и ценности, инвестируя в милитаризацию обществ; как монументальность скомпрометировала себя в XX веке и что приходит ей на смену; о том, могут ли памятники выполнять работу памяти за нас, и действительно ли люди должны так сильно помнить, как принуждает нас монументальная культура.
в этом канале давно не было книжек, но вот эта работа — результат того, что я читал (и писал) последние четыре месяца. на сайте проекта я выкладываю полную библиографию.
МОНУМЕНТОМАНИЯ выходит сразу в двух форматах: фильм и групповой иммерсивный опыт, сделанный в unreal engine. это две разные работы, основанные на одном тексте. текст такой плотный, что я рекомендую сначала сходить на иммерсивнную версию, а потом закрепить материал фильмом. в день премьеры — 9 мая — я покажу обе версии подряд:
📼 фильм будет в открытом доступе, посмотрим его в прямом эфире все вместе в 22:10 (UTC+3)
🎟 на иммерсивную версию из 70 билетов осталось 30: будет два показа в 20 и 21 час.
подробное описание + содержание работы, полная библиография (!) и билеты здесь:
https://wartime.space/mnmnt
https://wartime.space/mnmnt
https://wartime.space/mnmnt
пожалуйста, поделитесь ссылкой там, где сможете. и спасибо огромное за поддержку — вы делаете мою работу возможной
сайт | трейлер
это работа о том, как военные монументы формируют места памяти и указывают людям, как и что необходимо помнить, какому примеру следовать; о том, как власть черпает в памятниках легитимность и при чём тут культ славы; как монументы влияют на наши эмоции и ценности, инвестируя в милитаризацию обществ; как монументальность скомпрометировала себя в XX веке и что приходит ей на смену; о том, могут ли памятники выполнять работу памяти за нас, и действительно ли люди должны так сильно помнить, как принуждает нас монументальная культура.
в этом канале давно не было книжек, но вот эта работа — результат того, что я читал (и писал) последние четыре месяца. на сайте проекта я выкладываю полную библиографию.
МОНУМЕНТОМАНИЯ выходит сразу в двух форматах: фильм и групповой иммерсивный опыт, сделанный в unreal engine. это две разные работы, основанные на одном тексте. текст такой плотный, что я рекомендую сначала сходить на иммерсивнную версию, а потом закрепить материал фильмом. в день премьеры — 9 мая — я покажу обе версии подряд:
📼 фильм будет в открытом доступе, посмотрим его в прямом эфире все вместе в 22:10 (UTC+3)
🎟 на иммерсивную версию из 70 билетов осталось 30: будет два показа в 20 и 21 час.
подробное описание + содержание работы, полная библиография (!) и билеты здесь:
https://wartime.space/mnmnt
https://wartime.space/mnmnt
https://wartime.space/mnmnt
пожалуйста, поделитесь ссылкой там, где сможете. и спасибо огромное за поддержку — вы делаете мою работу возможной
Forwarded from вилисов
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
полтора года я делал фильм, о котором никому ничего не рассказывал. теперь он готов.
это самое личное из всего, что я когда-либо делал; самое сложное; и самое красивое. он меня чуть не угробил, и после него я другой человек.
это фильм про любовь; и катастрофы. мой первый большой фильм.
онлайн-предпоказ — 22 сентября в 21 по петербургу. только 24 билета.
https://vlsv.gay/iltu
это самое личное из всего, что я когда-либо делал; самое сложное; и самое красивое. он меня чуть не угробил, и после него я другой человек.
это фильм про любовь; и катастрофы. мой первый большой фильм.
онлайн-предпоказ — 22 сентября в 21 по петербургу. только 24 билета.
https://vlsv.gay/iltu
друзья, привет!
мой новый фильм КАК ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ — автофикшн-док о связи между любовью и катастрофами — после предпремьеры начинает свою жизнь.
уже завтра (10 октября) — оффлайн-премьера в петербурге.
14 октября — оффлайн-показ в москве.
16 октября — онлайн-премьера для всех и везде.
подробности и билеты
мой новый фильм КАК ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ — автофикшн-док о связи между любовью и катастрофами — после предпремьеры начинает свою жизнь.
уже завтра (10 октября) — оффлайн-премьера в петербурге.
14 октября — оффлайн-показ в москве.
16 октября — онлайн-премьера для всех и везде.
подробности и билеты
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
случилось чудо — такое же, как то что моя книжка «постлюбовь» всё ещё продаётся в книжных россии; я показал свой двухчасовой квир-автофикшн про связь любви и катастроф в кинозале в своём любимом городе, петербурге, а затем в москве; не верил, что это произойдёт, и всё ещё не верю. я должен был показать эту работу в городе, в котором не живу уже почти три года. всё прошло ровно так, как я хотел, и все слова прозвучали так, как я их написал. увидеть это на большом экране было огромным впечатлением. спасибо двум полным залам людей, я счастлив посмотреть это вашими глазами.
онлайн-премьера — сегодня.
https://vlsv.gay/iltu
онлайн-премьера — сегодня.
https://vlsv.gay/iltu
прочитал «монотонность предместья», сборник текстов шамшада абдуллаева.
Великой иллюзией названа Гельвеция в снегу? Вечная середина, по которой «двое»
идут в финале фильма?
Нет, имеется в виду, скорее, просто пробел между мировой бойней и мировой бойней — иной раз ее слишком много
(пока мы беседуем, за окном
дрожит под палящим небом
лепка линий выбеленных дувалов по
краям выщербленных улиц
в сиянии дымчатого малолюдья пыльных окраин, и на глиняных скамьях в шифоновых платьях сидят тюркоглазые женщины, поджав колени,
и вполголосничают о вздорожании цен),
этой заминки.
Великой иллюзией названа Гельвеция в снегу? Вечная середина, по которой «двое»
идут в финале фильма?
Нет, имеется в виду, скорее, просто пробел между мировой бойней и мировой бойней — иной раз ее слишком много
(пока мы беседуем, за окном
дрожит под палящим небом
лепка линий выбеленных дувалов по
краям выщербленных улиц
в сиянии дымчатого малолюдья пыльных окраин, и на глиняных скамьях в шифоновых платьях сидят тюркоглазые женщины, поджав колени,
и вполголосничают о вздорожании цен),
этой заминки.
вилисов теоретический
Photo
прочитал «разговор о трауре» ольги мартыновой. в 2018 году умер её муж, поэт олег юрьев, и эта книга — дневник с августа 2018 по 2021 год со вставками из 22-го. я читал спокойно до того момента, где она через деталь впроброс описывает степень своей обычной откровенности:
Он был гораздо более открытым, чем я. Когда продавщицы спрашивали меня, как я готовлю кофе, чтобы добиться правильной степени помола, я находила такой вопрос нетактичным и пыталась отвечать уклончиво.
И вот теперь я говорю о том, о чем следует молчать. Границы моего траура означают границы моего мира.
— тут стало понятно, насколько радикальной прозрачности эта книга жест.
я с февраля прошлого года после своей истории с раком живу беспрерывно очень счастливое время; у меня нет необходимости в книге о трауре (она пишет что люди в трауре ищут чтения о трауре), и даже на фоне брейкапа, который я из майнор-катастрофы расчесал в шахту по добыче пронзительного контента, у меня невысокий запрос на чтение о потере, об утрате. тем важнее было сейчас это прочитать, просто потому что эта книга безошибочно тебя возвращает в неопосредованное переживание мира; одна из мощнейших линий тут — разговор об особой темпоральности траура, когда время заканчивается и настоящее перестает разворачиваться в будущее; жизнь идет, но тебя это не касается; я для себя выяснил в прошедший год, что чтобы быть счастливым, нужно научиться — или не разучиться — замирать; замирание в радостном awe и замирание человека раздавленного трауром — разные, но в обоих что-то случается со временем, оно скрипит и показывает про себя, что сделано из частей.
в книге условно две части — чистая трансляция аффекта траура в речь и теоретическая обёртка, где авторка медиирует между книгами и текстами, написанными людьми по умершим близким или о трауре или о горе/скорби. мне кажется так хорошо, что это книга про неё и про её траур, а не про умершего мужа.
в 2022 мы были оказывается с ольгой в Неаполе с разницей в месяц; я почувствовал как удар из центра земли то, что она пишет про параллель между Неаполем и Петербургом — что это южные и северные ворота в потусторонний мира; оба города помещают меня в аффект, который кажется сложно вместить человеку; но я до сих пор думал что это разные аффекты: в Неаполе чувство как будто тебя ебёт зверь; в Петербурге чувство, как будто весь мир наконец построен вокруг твоей асексуальности и существует только любовь на расстоянии взгляда холодная и вечная; мне было так важно прочитать, что эти города одинаковые — связью со смертью, как пишет Мартынова, или чем-то другим.
мне — последние полтора года ведущему дневник каждый день, кажется что это идеальный дневник, хотя обозначить этот текст так значит его девальвировать
Чем дольше длится разлука, тем сильнее я скучаю по тебе, что всего лишь логично. Если связь двух людей выдержала тридцать семь лет совместной жизни, как может она отступить перед разлукой.
Он был гораздо более открытым, чем я. Когда продавщицы спрашивали меня, как я готовлю кофе, чтобы добиться правильной степени помола, я находила такой вопрос нетактичным и пыталась отвечать уклончиво.
И вот теперь я говорю о том, о чем следует молчать. Границы моего траура означают границы моего мира.
— тут стало понятно, насколько радикальной прозрачности эта книга жест.
я с февраля прошлого года после своей истории с раком живу беспрерывно очень счастливое время; у меня нет необходимости в книге о трауре (она пишет что люди в трауре ищут чтения о трауре), и даже на фоне брейкапа, который я из майнор-катастрофы расчесал в шахту по добыче пронзительного контента, у меня невысокий запрос на чтение о потере, об утрате. тем важнее было сейчас это прочитать, просто потому что эта книга безошибочно тебя возвращает в неопосредованное переживание мира; одна из мощнейших линий тут — разговор об особой темпоральности траура, когда время заканчивается и настоящее перестает разворачиваться в будущее; жизнь идет, но тебя это не касается; я для себя выяснил в прошедший год, что чтобы быть счастливым, нужно научиться — или не разучиться — замирать; замирание в радостном awe и замирание человека раздавленного трауром — разные, но в обоих что-то случается со временем, оно скрипит и показывает про себя, что сделано из частей.
в книге условно две части — чистая трансляция аффекта траура в речь и теоретическая обёртка, где авторка медиирует между книгами и текстами, написанными людьми по умершим близким или о трауре или о горе/скорби. мне кажется так хорошо, что это книга про неё и про её траур, а не про умершего мужа.
в 2022 мы были оказывается с ольгой в Неаполе с разницей в месяц; я почувствовал как удар из центра земли то, что она пишет про параллель между Неаполем и Петербургом — что это южные и северные ворота в потусторонний мира; оба города помещают меня в аффект, который кажется сложно вместить человеку; но я до сих пор думал что это разные аффекты: в Неаполе чувство как будто тебя ебёт зверь; в Петербурге чувство, как будто весь мир наконец построен вокруг твоей асексуальности и существует только любовь на расстоянии взгляда холодная и вечная; мне было так важно прочитать, что эти города одинаковые — связью со смертью, как пишет Мартынова, или чем-то другим.
мне — последние полтора года ведущему дневник каждый день, кажется что это идеальный дневник, хотя обозначить этот текст так значит его девальвировать
Чем дольше длится разлука, тем сильнее я скучаю по тебе, что всего лишь логично. Если связь двух людей выдержала тридцать семь лет совместной жизни, как может она отступить перед разлукой.
вилисов теоретический
Photo
прочитал книгу еганы джаббаровой «руки женщин моей семьи были не для письма». под таким впечатлением, что хочется посвятить этому тексту много слов, он заслуживает всех и больше, но есть риск звучать как антондолин захлёбываясь рецензирующий феминистское кино своим тухлым языком. вместо оценки — бесконечная благодарность, хочется обнять егану.
в июле и августе этого года я два месяца марафонил, заканчивая фильм — по 16-18 часов каждый день сидел за ноутом. и в конце августа у меня отказали ноги, парез ступни сначала на левой, а потом на правой ноге. и почти месяц я не мог ходить. и первое что сказала неврологиня после долгого осмотра, что надо исключить рассеянный склероз (сейчас всё хорошо и рс не подтвердился). егана в книжке пишет про свою болезнь, отбирающую у неё тело и коротко про то, как всё меркнет перед телесными сбоями, когда тело тебе отказывает; я вспоминаю себя в январе прошлого года когда впервые в сознательном возрасте обмочился на пороге квартиры не добежав до туалета — из-за рака очень быстро развилось недержание, — и я стоял перед зеркалом долго смотрел на горячее пятно на серых трусах из юникло. егана пишет про то, как болезнь отбирала у неё речь, и разговор с ней становился мукой для окружающих; я с шести лет живу с логоневрозом и понимаю, как это. пишу об этом, потому что это опыт моего тела, опыт, который у меня есть и он параллелит меня с книгой.
опыт которого у меня нет и не будет: быть девушкой из азербайджанской семьи с агрессивным отцом алкоголиком, нести на себе груз из насилия и несвободы, жертвами которых были все женщины в твоей семье; стать жертвой болезни, которая отбирает у тебя тебя, но парадоксально дарит свободу от принуждений гетеронормативности; узнать, что эта болезнь, кажущаяся абсолютно случайной, является прямым следствием гендерного насилия, от которого ты не смогла увернуться ещё до рождения. то с каким полным отсутствием ярости егана об этом пишет вызывает шок и огромную горечь за всех и за всё.
в июле и августе этого года я два месяца марафонил, заканчивая фильм — по 16-18 часов каждый день сидел за ноутом. и в конце августа у меня отказали ноги, парез ступни сначала на левой, а потом на правой ноге. и почти месяц я не мог ходить. и первое что сказала неврологиня после долгого осмотра, что надо исключить рассеянный склероз (сейчас всё хорошо и рс не подтвердился). егана в книжке пишет про свою болезнь, отбирающую у неё тело и коротко про то, как всё меркнет перед телесными сбоями, когда тело тебе отказывает; я вспоминаю себя в январе прошлого года когда впервые в сознательном возрасте обмочился на пороге квартиры не добежав до туалета — из-за рака очень быстро развилось недержание, — и я стоял перед зеркалом долго смотрел на горячее пятно на серых трусах из юникло. егана пишет про то, как болезнь отбирала у неё речь, и разговор с ней становился мукой для окружающих; я с шести лет живу с логоневрозом и понимаю, как это. пишу об этом, потому что это опыт моего тела, опыт, который у меня есть и он параллелит меня с книгой.
опыт которого у меня нет и не будет: быть девушкой из азербайджанской семьи с агрессивным отцом алкоголиком, нести на себе груз из насилия и несвободы, жертвами которых были все женщины в твоей семье; стать жертвой болезни, которая отбирает у тебя тебя, но парадоксально дарит свободу от принуждений гетеронормативности; узнать, что эта болезнь, кажущаяся абсолютно случайной, является прямым следствием гендерного насилия, от которого ты не смогла увернуться ещё до рождения. то с каким полным отсутствием ярости егана об этом пишет вызывает шок и огромную горечь за всех и за всё.
прочитал сборник василия бородина «клауд найн»; местами прям оглушительные сумеречные стихи, тот случай когда не представляешь что человек так выглядевший может так писать
***
после славы воины стоят
не в своих не в собственных слезах
а в ничьих — как в море ростом с лужу
а потом идут — и лужа тоже
подбородки в ней отражены и не все подробности луны
спичка падает — и пароходом поворачивается, бела
...и деревья крадучись народом замерли, задумались дотла
***
после славы воины стоят
не в своих не в собственных слезах
а в ничьих — как в море ростом с лужу
а потом идут — и лужа тоже
подбородки в ней отражены и не все подробности луны
спичка падает — и пароходом поворачивается, бела
...и деревья крадучись народом замерли, задумались дотла
вилисов теоретический
Photo
прочитал роскошную книгу, которая нужна всем — «сциапонику» ильи долгова, которая вот буквально только что вышла в петербурге. илья — художник, подхвативший растениеводство и удаливший из него "рас" — он сам определяет занятие, о котором эта книга, как теневодство.
это не заявлено, но из формата и указаний на хронологию кажется, что это дневник, написанный с 20 по 22 год; дневник инициации растительной жизни в необычных средах, занимая при этом роль не профессионала, понимающего и контролирующего всё, а коллаборатора, часто беспомощного и растерянного. короче — как выращивать свой микро-сад как художник. книжка о приключениях, ожидающих между дисциплинами, за пределами слепоты профессионализма, в разломах между намерениями, в «нишах». у меня, как у человека делающего проекты, жанр которых невозможно определить, метод сциапоники вызывает тотальный восторг.
это такое шелестение между теорией и поэтикой и праксисом, но что больше всего меня заворожило — насколько важное место здесь занимает — не очень обширно описываемый — процесс чувствования автором процессов и вещей. и отдельное чудо, как это написано; в книге мне кажется половина слов неологизмы, язык плавится как у уверенного ребёнка, переопределяющего грамматику под собственные вайбы; я щас в эре влюблённости в режиссёра хулио торреса, его шоу my favorite shapes и серик phantasmas примерно такого же рода работы, единственно возможный не-политический (хотя сциапоника конечно имплицитно политична) тип искусства these days: ребяческий.
в квартиру на гагаринской, где я делал ремонт и где мы жили до начала войны, мы поселили довольно много горшечных растений, но я был конвенциональным любителем; тем не менее есть история страшная: в леруамерлен я купил огромную почти цветущую эхмею; она была растением с такими царскими/dom-вайбами, что у меня иногда было: возвращаюсь домой к ней. и видимо я залил её водой. однажды, пока она была ещё в яростном цвету с этим огромным розовым цветком или несколькими, я двигал горшок и она просто выпала из корня на пол, выскользнула с хлюпом; я поднял её, и от стебля и из сгнившего корня шёл такой сильный отвратительный запах, что я впервые почувствовал смерть растения как существенную, как предельно реальную. вспоминал её все время пока читал эту криминально красивую книгу. насколько я понимаю, илья тоже вынужден был уехать и оставить свою Цветочную.
***
Меня до сих пор беспокоит то, что маки погибли. Я должен предупредить, что впереди вас ждёт еще немало рассказов о болеющих и умирающих растениях — это одна из сердцевин сциапонической науки. И одна из её задач: попытаться понять, что происходит, когда умирает растение, о котором вы однажды решили позаботиться.
Вместе с маками я посеял колосник песчаный. Спустя три года этот злак жив и процветает.
это не заявлено, но из формата и указаний на хронологию кажется, что это дневник, написанный с 20 по 22 год; дневник инициации растительной жизни в необычных средах, занимая при этом роль не профессионала, понимающего и контролирующего всё, а коллаборатора, часто беспомощного и растерянного. короче — как выращивать свой микро-сад как художник. книжка о приключениях, ожидающих между дисциплинами, за пределами слепоты профессионализма, в разломах между намерениями, в «нишах». у меня, как у человека делающего проекты, жанр которых невозможно определить, метод сциапоники вызывает тотальный восторг.
это такое шелестение между теорией и поэтикой и праксисом, но что больше всего меня заворожило — насколько важное место здесь занимает — не очень обширно описываемый — процесс чувствования автором процессов и вещей. и отдельное чудо, как это написано; в книге мне кажется половина слов неологизмы, язык плавится как у уверенного ребёнка, переопределяющего грамматику под собственные вайбы; я щас в эре влюблённости в режиссёра хулио торреса, его шоу my favorite shapes и серик phantasmas примерно такого же рода работы, единственно возможный не-политический (хотя сциапоника конечно имплицитно политична) тип искусства these days: ребяческий.
в квартиру на гагаринской, где я делал ремонт и где мы жили до начала войны, мы поселили довольно много горшечных растений, но я был конвенциональным любителем; тем не менее есть история страшная: в леруамерлен я купил огромную почти цветущую эхмею; она была растением с такими царскими/dom-вайбами, что у меня иногда было: возвращаюсь домой к ней. и видимо я залил её водой. однажды, пока она была ещё в яростном цвету с этим огромным розовым цветком или несколькими, я двигал горшок и она просто выпала из корня на пол, выскользнула с хлюпом; я поднял её, и от стебля и из сгнившего корня шёл такой сильный отвратительный запах, что я впервые почувствовал смерть растения как существенную, как предельно реальную. вспоминал её все время пока читал эту криминально красивую книгу. насколько я понимаю, илья тоже вынужден был уехать и оставить свою Цветочную.
***
Меня до сих пор беспокоит то, что маки погибли. Я должен предупредить, что впереди вас ждёт еще немало рассказов о болеющих и умирающих растениях — это одна из сердцевин сциапонической науки. И одна из её задач: попытаться понять, что происходит, когда умирает растение, о котором вы однажды решили позаботиться.
Вместе с маками я посеял колосник песчаный. Спустя три года этот злак жив и процветает.