По пути в Монголию дочитала «Песнь пророка» Пола Линча — прекрасный роман, но я не умею писать о книгах, поэтому скажу об одном конкретном образе, который меня поразил в финале. Главная героиня Айлиш, чью жизнь разрушила авторитарная власть и гражданская война, принимает очень плохое решение (и у нее нет другого выхода, она в ловушке). Перед тем как сделать последний шаг, Айлиш смотрит на темный мыс и видит синюю лошадь — наконец для Айлиш всё проясняется, она испытывает что-то вроде откровения.
(цитата будет внизу под спойлером)
Конечно, я сразу вспомнила «Синего коня» Франца Марка — очень люблю этого художника и его цветных коней. Искусствовед Морган Мейс в своем сборнике эссе к картине «Судьба животных» писал, что Марк, похоже, пережил откровение и попытался прикоснуться к истине — в 1911 году он вдруг начал писать поразительные картины в совершенно новом для себя стиле. Сам Франц Марк, судя по письмам к жене, тоже считал, что прикоснулся к истине. Но абсолютная истина невыразима, потому что если попытаться впихнуть ее в слова, она подчинится системе слов и перестанет быть абсолютной. В общем, после того как что-то странное произошло с Францем Марком, он стал писать разноцветных, диких лошадей. Считается, что синий — это цвет духа, невыразимого переживания, и его лошади в этих оттенках особенно хороши.
В том же сборнике Мейс пишет про Эдгара Дега, который тоже часто рисовал лошадей и тоже любил синий. Но это совсем другие лошади и совсем другой художник. Он был насквозь буржуазным и искренне любил свой мир, понимая при этом его порочность и его насильственную основу. Поэтому лошади Дега всегда в подчинении — в стойле, сбруе, под ездоком. В детстве я не знала про Франца Марка, но мама выписывала для меня журнал «Художественная галерея», каждый выпуск которого был посвящен какому-то художнику. Выпуск про Дега был одним из самых затертых: я любила рассматривать репродукции его картин, всматривалась в болезненные изгибы балерин (которым как будто всегда было больно), подневольных лошадей и чувствовала, будто за этим есть что-то сюрреалистичное — но не могла, конечно, сформулировать.
В тот же период я занималась верховой ездой, но бросила, как только прочитала «Лошадиную энциклопедию» Александра Невзорова. Мне было где-то десять лет, и я не помню подробностей, но уловила, что люди поработили лошадей и заставили их страдать. Я не хотела больше участвовать в этом, хотя езда доставляла мне удовольствие.
Лошади — древние, сильные животные, благороднейшие из существ. История человечества — это в том числе история порабощения лошадей. Мы совершали над ними насилие, чтобы выжить, но даже с раскрошенными зубами и шпорами в боках они оставались такими же благородными, умными и красивыми. Я видела много таких, но дикая лошадь — для меня особенно мощный образ освобождения, первозданной дикости, хождения по кромке жизни. А синие оттенки делают её потусторонней, божественной, знающей нечто невыразимое.
И вот, я лечу в Монголию — страну, которая больше всех других обязана лошадям, зависима от них, культура которой вся пропитана лошадиной темой — и дочитываю страшную книгу, которую можно прочитать как пророчество. Читаю — и вдруг в двух последних предложениях встречаю синюю лошадь на темном мысе. Меня словно бьют под дых, мне становится трудно дышать.
И ещё кое-что.
Сейчас я в Москве, но этот пост писала в Монголии. В местном художественном музее я увидела картину The Eight Horses of Happiness (можно перевести как «Восемь лошадей счастья») и долго возле неё стояла. Это настоящее монгольское искусство, очищенное от влияния буддизма и СССР. На картине лошади резвятся, ржут, ссут, кусают себя за копыта. Те самые дикие, прикольные, свободные существа. Я сделала фотографию и купила себе домой репродукцию.
А в последний день я шла по юрточному району и крутила в голове мысли о лошадях и синем цвете. Я остановилась, чтобы сфотографировать смог над Улан-Батором, как вдруг увидела синие ворота юрточного дворика. Кто-то любительской рукой нарисовал на них лошадь.
По пути в Монголию дочитала «Песнь пророка» Пола Линча — прекрасный роман, но я не умею писать о книгах, поэтому скажу об одном конкретном образе, который меня поразил в финале. Главная героиня Айлиш, чью жизнь разрушила авторитарная власть и гражданская война, принимает очень плохое решение (и у нее нет другого выхода, она в ловушке). Перед тем как сделать последний шаг, Айлиш смотрит на темный мыс и видит синюю лошадь — наконец для Айлиш всё проясняется, она испытывает что-то вроде откровения.
(цитата будет внизу под спойлером)
Конечно, я сразу вспомнила «Синего коня» Франца Марка — очень люблю этого художника и его цветных коней. Искусствовед Морган Мейс в своем сборнике эссе к картине «Судьба животных» писал, что Марк, похоже, пережил откровение и попытался прикоснуться к истине — в 1911 году он вдруг начал писать поразительные картины в совершенно новом для себя стиле. Сам Франц Марк, судя по письмам к жене, тоже считал, что прикоснулся к истине. Но абсолютная истина невыразима, потому что если попытаться впихнуть ее в слова, она подчинится системе слов и перестанет быть абсолютной. В общем, после того как что-то странное произошло с Францем Марком, он стал писать разноцветных, диких лошадей. Считается, что синий — это цвет духа, невыразимого переживания, и его лошади в этих оттенках особенно хороши.
В том же сборнике Мейс пишет про Эдгара Дега, который тоже часто рисовал лошадей и тоже любил синий. Но это совсем другие лошади и совсем другой художник. Он был насквозь буржуазным и искренне любил свой мир, понимая при этом его порочность и его насильственную основу. Поэтому лошади Дега всегда в подчинении — в стойле, сбруе, под ездоком. В детстве я не знала про Франца Марка, но мама выписывала для меня журнал «Художественная галерея», каждый выпуск которого был посвящен какому-то художнику. Выпуск про Дега был одним из самых затертых: я любила рассматривать репродукции его картин, всматривалась в болезненные изгибы балерин (которым как будто всегда было больно), подневольных лошадей и чувствовала, будто за этим есть что-то сюрреалистичное — но не могла, конечно, сформулировать.
В тот же период я занималась верховой ездой, но бросила, как только прочитала «Лошадиную энциклопедию» Александра Невзорова. Мне было где-то десять лет, и я не помню подробностей, но уловила, что люди поработили лошадей и заставили их страдать. Я не хотела больше участвовать в этом, хотя езда доставляла мне удовольствие.
Лошади — древние, сильные животные, благороднейшие из существ. История человечества — это в том числе история порабощения лошадей. Мы совершали над ними насилие, чтобы выжить, но даже с раскрошенными зубами и шпорами в боках они оставались такими же благородными, умными и красивыми. Я видела много таких, но дикая лошадь — для меня особенно мощный образ освобождения, первозданной дикости, хождения по кромке жизни. А синие оттенки делают её потусторонней, божественной, знающей нечто невыразимое.
И вот, я лечу в Монголию — страну, которая больше всех других обязана лошадям, зависима от них, культура которой вся пропитана лошадиной темой — и дочитываю страшную книгу, которую можно прочитать как пророчество. Читаю — и вдруг в двух последних предложениях встречаю синюю лошадь на темном мысе. Меня словно бьют под дых, мне становится трудно дышать.
И ещё кое-что.
Сейчас я в Москве, но этот пост писала в Монголии. В местном художественном музее я увидела картину The Eight Horses of Happiness (можно перевести как «Восемь лошадей счастья») и долго возле неё стояла. Это настоящее монгольское искусство, очищенное от влияния буддизма и СССР. На картине лошади резвятся, ржут, ссут, кусают себя за копыта. Те самые дикие, прикольные, свободные существа. Я сделала фотографию и купила себе домой репродукцию.
А в последний день я шла по юрточному району и крутила в голове мысли о лошадях и синем цвете. Я остановилась, чтобы сфотографировать смог над Улан-Батором, как вдруг увидела синие ворота юрточного дворика. Кто-то любительской рукой нарисовал на них лошадь.
BY Благова на водах
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences. After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users. Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more.
from us
