6. Я часто упоминаю Защиту Лужина и Мандельштама, но упоминал бы ещё больше, если бы говорил о Защите Лужина и Мандельштаме каждый раз, когда они приходят мне на ум.
7. Помимо прочитанного на Лайвлибе (с отдельной подборкой для мелких произведений) веду ещё и файлик прочитанного (на каждый год свой), где большие произведения я нумерую (они равны тем, что внесены на ЛЛ как прочитанное); небольшие произведения отмечаю с отступом и номером "n.", везде помечаю дату, а у "больших" произведений отмечаю ещё язык оригинала, пол автора (для книг написанных мужчиной и женщиной пишу "соавторство", а если соавторы одного пола — указываю его), детская/взрослая (это условность, конечно, но хочеца отмечать), жанр (мои определения жанров своеобразны и это просто для себя) и век написания. Под списком идёт статистика того, каких книг по этим категориям сколько. Также "большие" произведения имеют ещё несколько обозначений цветами и дополнительными знаками: например, перечитанные тексты помечается зелёным (и перечтение это единственное обозначение распространяющееся на "небольшие" произведений). Переслушиваемые аудиокниги и поэтические произведения (кроме стихотворных драматургических и объёмных) ни в файлик, ни на Лайвлиб не идут (хотя есть исключения).
8. Раньше я вёл на Лайвлибе подборку книг с оценкой "6/5" (и использовал такую оценку в голове), эта оценка подразумевала особенно зашедшую книгу: но в результате пришлось от неё отказаться, потому что так оценить [мне] хотелось в первую очередь те книги, которые вызвали сильные эмоции (в первую очередь, в концовке и в первую очередь какой-то экшоновостью и всем таким): не все книги сделаны именно для реакции "офигетькруто", поэтому этот способ оценки малополезен. В принципе, я не очень люблю оценки по какой-либо шкале, потому что шкалы подразумевают, что все книги можно сравнить между собой (причём, по сути, одновременно). Моё восприятие книг сложнее, поэтому если нет каких-то вопросов (в плохом смысле) к книге, то просто тыкаю 5/5.
9. С понятием "плохие книги" у меня тоже сложно: бывают книги, которые проходят мимо лично меня (например "Роковые яйца"), бывают тексты про которые как-то нечего сказать, в них будто совсем ничего не выделяется (обычно это что-то стихотворное или мелкое: и у этого будто больше объективности чем "прошло мимо меня"). Бывают книги с какими-то недостатками-недоделанностями-неаккуратностями, которые делают её не очень хорошей (жаль, когда так). Бывает несогласие и/или непонимание, чего именно делает автор, и почему, и зачем (это, опять же, с моей стороны что-то): в таких случаях интересно разобраться, хотя не всегда просто. Бывают, наверное, совсем трэшовые книжки, но это как-то вне моего круга чтения. Бывают [у меня] случаи как с "Джейн Эйр", в которой я очень люблю главы, которые без Рочестера, но рочестеровская линия как-то сильно со мной не совпадает (или, скорее, с моими ожиданиями, созданными чужими реакциями на книгу: хотя я стараюсь воспринимать любую книгу такой, какая она есть и "работать" с этим, чтобы мои ожидания были обособленно просто моими ожиданиями). То есть, сказать что "это плохая книжка", или выделить "худшую прочитанную в жизни/за год/вечером среды" мне как-то почти невозможно: даже просто "наиболее незашедшую" сложно. И, кажется, не могу сказать, чтобы жалел о прочтении какой-то книги. И в принципе, наверное, опыта чтения незаходящих и "плохих" книг мне не хватает больше, чем чтения "хороших" и заходящих. (и вообще всё это очень сложно)
10. В целом, я скептически отношусь к таким (указанным в двух предыдущих пунктах) неминуемо упрощённым и упрощающим способам разговора о книгах: вероятно, они кому-то подходят, но мне хочется каких-то более сложных формулировок, которые лучше передают и отношение к тексту, и его характеристики.
7. Помимо прочитанного на Лайвлибе (с отдельной подборкой для мелких произведений) веду ещё и файлик прочитанного (на каждый год свой), где большие произведения я нумерую (они равны тем, что внесены на ЛЛ как прочитанное); небольшие произведения отмечаю с отступом и номером "n.", везде помечаю дату, а у "больших" произведений отмечаю ещё язык оригинала, пол автора (для книг написанных мужчиной и женщиной пишу "соавторство", а если соавторы одного пола — указываю его), детская/взрослая (это условность, конечно, но хочеца отмечать), жанр (мои определения жанров своеобразны и это просто для себя) и век написания. Под списком идёт статистика того, каких книг по этим категориям сколько. Также "большие" произведения имеют ещё несколько обозначений цветами и дополнительными знаками: например, перечитанные тексты помечается зелёным (и перечтение это единственное обозначение распространяющееся на "небольшие" произведений). Переслушиваемые аудиокниги и поэтические произведения (кроме стихотворных драматургических и объёмных) ни в файлик, ни на Лайвлиб не идут (хотя есть исключения).
8. Раньше я вёл на Лайвлибе подборку книг с оценкой "6/5" (и использовал такую оценку в голове), эта оценка подразумевала особенно зашедшую книгу: но в результате пришлось от неё отказаться, потому что так оценить [мне] хотелось в первую очередь те книги, которые вызвали сильные эмоции (в первую очередь, в концовке и в первую очередь какой-то экшоновостью и всем таким): не все книги сделаны именно для реакции "офигетькруто", поэтому этот способ оценки малополезен. В принципе, я не очень люблю оценки по какой-либо шкале, потому что шкалы подразумевают, что все книги можно сравнить между собой (причём, по сути, одновременно). Моё восприятие книг сложнее, поэтому если нет каких-то вопросов (в плохом смысле) к книге, то просто тыкаю 5/5.
9. С понятием "плохие книги" у меня тоже сложно: бывают книги, которые проходят мимо лично меня (например "Роковые яйца"), бывают тексты про которые как-то нечего сказать, в них будто совсем ничего не выделяется (обычно это что-то стихотворное или мелкое: и у этого будто больше объективности чем "прошло мимо меня"). Бывают книги с какими-то недостатками-недоделанностями-неаккуратностями, которые делают её не очень хорошей (жаль, когда так). Бывает несогласие и/или непонимание, чего именно делает автор, и почему, и зачем (это, опять же, с моей стороны что-то): в таких случаях интересно разобраться, хотя не всегда просто. Бывают, наверное, совсем трэшовые книжки, но это как-то вне моего круга чтения. Бывают [у меня] случаи как с "Джейн Эйр", в которой я очень люблю главы, которые без Рочестера, но рочестеровская линия как-то сильно со мной не совпадает (или, скорее, с моими ожиданиями, созданными чужими реакциями на книгу: хотя я стараюсь воспринимать любую книгу такой, какая она есть и "работать" с этим, чтобы мои ожидания были обособленно просто моими ожиданиями). То есть, сказать что "это плохая книжка", или выделить "худшую прочитанную в жизни/за год/вечером среды" мне как-то почти невозможно: даже просто "наиболее незашедшую" сложно. И, кажется, не могу сказать, чтобы жалел о прочтении какой-то книги. И в принципе, наверное, опыта чтения незаходящих и "плохих" книг мне не хватает больше, чем чтения "хороших" и заходящих. (и вообще всё это очень сложно)
10. В целом, я скептически отношусь к таким (указанным в двух предыдущих пунктах) неминуемо упрощённым и упрощающим способам разговора о книгах: вероятно, они кому-то подходят, но мне хочется каких-то более сложных формулировок, которые лучше передают и отношение к тексту, и его характеристики.
11. Обычно доверяю положительным отзывам о книгах и почти не доверяю отрицательным: мне кажется, зачастую "не понравилось" следует не из-за наличия-нахождения в книге чего-то плохого, сколько из-за ненахождения чего-то хорошего [в достаточных количествах]: а так как мне важнее всего экспириенс от книги в целом (это, кстати, можно было бы выделить отдельным фактом обо мне и моём чтении), а не "идеальность" текста, то могу и понедоверять отрицательным оценкам. Но дело не в том что я не люблю рецензии, и считаю это всё ерундой: наоборот. Ещё иногда думаю о том, что, возможно, книги с рейтингом 3.2-3.9 по пятибалльной шкале имеют особенную в себе интересность, но надо подумать (и почитать) ещё. Чтобы не было сплошных общих слов: многие ругают и "Оно" Кинга, и "С ключом на шее" Шаинян, и "Последний день лета" Подшибякина, и "Вино из одуванчиков", а мне эти книги очень заходят; или замечательная "Сны поездов" Дениса Джонсона имеет на ЛЛ 3.5/5. А вот вспомнить книги, которые читал прям вопреки услышанным отрицательным отзывам почему-то не могу.
12. Люблю читать вне дома с телефона: этим летом в электричке хорошо читался "Заповедник" Довлатова, а Пастернак вообще очень электричковый автор; "Очередь" Сорокина читал суммарно больше чем полгода, как раз стоя в очередях: это тоже было прикольно. Жаль, что "Отель у погибшего альпиниста" читал не в отеле."В дурном обществе" Короленко читал дома, но зато [через интернет] с товарищами.
13. Не очень люблю "жанр" "цитаты из книг", зато люблю то, что можно назвать "отрывки": что-то менее афористичноподобное и больше объёмом.
14. Четырнадцать фактов — это как строчек в сонете.
15. Пятнадцать фактов — это как строчек в сонете с кодой.
12. Люблю читать вне дома с телефона: этим летом в электричке хорошо читался "Заповедник" Довлатова, а Пастернак вообще очень электричковый автор; "Очередь" Сорокина читал суммарно больше чем полгода, как раз стоя в очередях: это тоже было прикольно. Жаль, что "Отель у погибшего альпиниста" читал не в отеле.
13. Не очень люблю "жанр" "цитаты из книг", зато люблю то, что можно назвать "отрывки": что-то менее афористичноподобное и больше объёмом.
14. Четырнадцать фактов — это как строчек в сонете.
15. Пятнадцать фактов — это как строчек в сонете с кодой.
13 января 1912 года (или 31 декабря 1911-го по юлианскому календарю) открылось кабаре "Бродячая собака", в котором до закрытия в 1915-м регулярно собирались деятели искусства: я собрал небольшую подборку более или менее бродячесобачьих стихотворений:
— Анна Ахматова, Все мы бражники здесь, блудницы
— Осип Мандельштам, От лёгкой жизни мы сошли с ума (здесь нет прямых указаний на "Собаку", но оно описывает тот же образ жизни: посвящено Георгию Иванову)
— Анна Ахматова, Да, я любила их, те сборища ночные (из цикла "Три стихотворения", написано уже после закрытия)
И три ретроспективных, созданных в эмиграции:
— Зинаида Гиппиус, Бродячая собака
— Георгий Иванов, В тринадцатом году, ещё не понимая
— Георгий Иванов, Январский день. На берегах Невы
— Анна Ахматова, Все мы бражники здесь, блудницы
— Осип Мандельштам, От лёгкой жизни мы сошли с ума (здесь нет прямых указаний на "Собаку", но оно описывает тот же образ жизни: посвящено Георгию Иванову)
— Анна Ахматова, Да, я любила их, те сборища ночные (из цикла "Три стихотворения", написано уже после закрытия)
И три ретроспективных, созданных в эмиграции:
— Зинаида Гиппиус, Бродячая собака
— Георгий Иванов, В тринадцатом году, ещё не понимая
— Георгий Иванов, Январский день. На берегах Невы
14 января — день рождения Осипа Мандельштама
***
День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток
Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах.
Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон, — слитен, чуток,
А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.
День стоял о пяти головах, и, чумея от пляса,
Ехала конная, пешая шла черноверхая масса —
Расширеньем аорты могущества в белых ночах — нет, в ножах —
Глаз превращался в хвойное мясо.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо.
Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?
Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,
Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов —
Молодые любители белозубых стишков.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Поезд шел на Урал. В раскрытые рты нам
Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой...
За бревенчатым тылом, на ленте простынной
Утонуть и вскочить на коня своего!
Апрель — май 1935
___
Примечание в двухтомнике указывает:
"Домашнее заглавие — «Чапаев» <...>. Материалом для ст-ния послужил путь до г. Чердыни — первоначального места ссылки поэта (поездом — до Свердловска и Соликамска, далее пароходом — вверх по Каме, Вишере и Колве) <...>. «В дорогу я захватила томик Пушкина. Оська <старший конвойный. — П. Н> так прельстился рассказом старого цыгана, что всю дорогу читал его вслух своим равнодушным товарищам» [из "Воспоминаний" Надежды Мандельштам]. Работа над этим ст-нием началась еще в апреле. В начале мая Мандельштам «уничтожил все записи Станс и начатого Чапаева. Он говорил, что они бред, и покушался на черновики, что у меня» (Рудаков, 10.05.35). Ср. также в письме от 27 мая 1935 г.: «Он пишет новое, по-моему, плохо... Вот стих:
Сон был больше, чем слух, слух был больше, чем сон, — слитен, чуток —
...По-моему, это риторика... Мандельштам запутался в словах, под них подставляет «смыслы» и не чувствует резины на зубах. Или:
Расширеньем аорты могущества в белых ночах — нет, в ножах.
Даже в отрыве от целого... это абсурдная тянучка. Он расстроен чуть ли не до слез». О спорах по поводу процитированных строк сообщается и 29 мая, а 1 июня как о своей «победе» Рудаков сообщает об изменении в «опротестованном» им ст. 3 (переход к окончательной редакции)."
***
День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток
Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах.
Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон, — слитен, чуток,
А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.
День стоял о пяти головах, и, чумея от пляса,
Ехала конная, пешая шла черноверхая масса —
Расширеньем аорты могущества в белых ночах — нет, в ножах —
Глаз превращался в хвойное мясо.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо.
Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?
Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,
Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов —
Молодые любители белозубых стишков.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Поезд шел на Урал. В раскрытые рты нам
Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой...
За бревенчатым тылом, на ленте простынной
Утонуть и вскочить на коня своего!
Апрель — май 1935
"Домашнее заглавие — «Чапаев» <...>. Материалом для ст-ния послужил путь до г. Чердыни — первоначального места ссылки поэта (поездом — до Свердловска и Соликамска, далее пароходом — вверх по Каме, Вишере и Колве) <...>. «В дорогу я захватила томик Пушкина. Оська <старший конвойный. — П. Н> так прельстился рассказом старого цыгана, что всю дорогу читал его вслух своим равнодушным товарищам» [из "Воспоминаний" Надежды Мандельштам]. Работа над этим ст-нием началась еще в апреле. В начале мая Мандельштам «уничтожил все записи Станс и начатого Чапаева. Он говорил, что они бред, и покушался на черновики, что у меня» (Рудаков, 10.05.35). Ср. также в письме от 27 мая 1935 г.: «Он пишет новое, по-моему, плохо... Вот стих:
Сон был больше, чем слух, слух был больше, чем сон, — слитен, чуток —
...По-моему, это риторика... Мандельштам запутался в словах, под них подставляет «смыслы» и не чувствует резины на зубах. Или:
Расширеньем аорты могущества в белых ночах — нет, в ножах.
Даже в отрыве от целого... это абсурдная тянучка. Он расстроен чуть ли не до слез». О спорах по поводу процитированных строк сообщается и 29 мая, а 1 июня как о своей «победе» Рудаков сообщает об изменении в «опротестованном» им ст. 3 (переход к окончательной редакции)."
Средовое земноводное от Кобаяси Иссы в переводе Веры Марковой:
Наблюдаю бой между лягушками
Эй, не уступай,
Тощая лягушка!
Исса за тебя.
Наблюдаю бой между лягушками
Эй, не уступай,
Тощая лягушка!
Исса за тебя.
16 января — день рождения Ивана Хемницера; у него есть очень смешная басня "Метафизик", из которой пошло выражение "Веревка — вервие простое": чтобы не терялась графика текста, даю ссылку на RVB: https://rvb.ru/18vek/hemnitser/01text/01fables/02part2/093.htm
(у басни есть две редакции, одна — "Метафизический ученик"; другая — "Метафизик" с подзаголовком "редакция Капниста": при поверхностном поиске я не нашёл, как так получилось: тем не менее, ссылка выше ведёт на капнистовскую редакцию т.к. в другой отсутствует фраза про вервие, а без неё не так интересно)
(у басни есть две редакции, одна — "Метафизический ученик"; другая — "Метафизик" с подзаголовком "редакция Капниста": при поверхностном поиске я не нашёл, как так получилось: тем не менее, ссылка выше ведёт на капнистовскую редакцию т.к. в другой отсутствует фраза про вервие, а без неё не так интересно)
Книгомяу
Photo
Сегодня ночью я дочитала книгу Елены Станиславской "Общество мертвых бойфрендов". Это просто ВАУ! Именно так. Большими буквами. Не оторваться. Мне будет очень сложно рассказать про сюжет подробно, потому что в книге много классных поворотов и деталей, но если я начну все рассказывать, то будет много спойлеров. Основа сюжета такова: Варвара летит к своей сестре в Бостон, на пересадке узнает, что парень, с которым она недавно рассталась и который буквально на днях просил ее вернуться к нему — погиб. А потом оказывается, что погиб не только он; еще двое — первая любовь детства и школьная любовь — тоже находятся в неживом состоянии. И только она одна объединяла всех троих. А еще она видит на праздновании Хеллоуина своего бывшего (покойного), который убегает во дворы и исчезает. И слышит голоса в голове. Сама героиня больна. У нее редкая генетическая болезнь, вдруг видения, голоса бойфрендов в голове — это все проявления ее болезни?
Варвара возвращается в Москву, волнуясь за Андрея, с которым она тоже рассталась (он пока жив: того, что уже убили звали Юрой).
Еще чуть-чуть, и я начну рассказывать вам всю историю. Удержаться очень сложно. Но я все же остановлюсь на моменте возвращения героини в Москву. Потому что дальше события начинают раскручиваться с такой скоростью и так неожиданно, что выпустить книгу из рук просто нереально!
Лично я три дня ложилась около двух ночи, потому что днем читать было некогда, а вечером я не могла отложить книгу.
Классные описания атмосферы Бостона и Москвы, отсылки к книгам и фильмам (про вампиров и не только), характеры прописаны потрясающе! Героев к концу книги воспринимаешь как друзей (я знаю, что я так уже писала, но что делать, если это именно так!). Когда герои живые (даже если они мертвые), я ничего не могу с собой поделать, я начинаю их воспринимать как реальных, мне их жалко, я за них радуюсь и переживаю как за своих друзей!
Есть очень трогательные моменты, отлично раскрывающие характер героев. И жутких моментов, тоже героев раскрывающих, достаточно.
Где мистика, а где все подстроено, кто виноват в смерти бывших бойфрендов, в этом вы с удовольствием будете разбираться, читая эту книгу. Там еще и про токсичные, абьюзивные отношения, любовь во всех ее проявлениях, дружбу, настоящую и мнимую, семью. Юмора тоже хватает. Те, кто читал книги Елены Станиславской в информировании о чудесном языке и стиле написания не нуждаются, а те, кто еще не знаком с ее творчеством — не откладывайте! Получите удовольствие от прочтения!
Обложка авторства Елизаветы Тукачевой чудесна, внутреннее оформление Елизаветы Фалилеевой — прекрасно и атмосферно! Цветы из костей очень в тему.
Варвара возвращается в Москву, волнуясь за Андрея, с которым она тоже рассталась (он пока жив: того, что уже убили звали Юрой).
Еще чуть-чуть, и я начну рассказывать вам всю историю. Удержаться очень сложно. Но я все же остановлюсь на моменте возвращения героини в Москву. Потому что дальше события начинают раскручиваться с такой скоростью и так неожиданно, что выпустить книгу из рук просто нереально!
Лично я три дня ложилась около двух ночи, потому что днем читать было некогда, а вечером я не могла отложить книгу.
Классные описания атмосферы Бостона и Москвы, отсылки к книгам и фильмам (про вампиров и не только), характеры прописаны потрясающе! Героев к концу книги воспринимаешь как друзей (я знаю, что я так уже писала, но что делать, если это именно так!). Когда герои живые (даже если они мертвые), я ничего не могу с собой поделать, я начинаю их воспринимать как реальных, мне их жалко, я за них радуюсь и переживаю как за своих друзей!
Есть очень трогательные моменты, отлично раскрывающие характер героев. И жутких моментов, тоже героев раскрывающих, достаточно.
Где мистика, а где все подстроено, кто виноват в смерти бывших бойфрендов, в этом вы с удовольствием будете разбираться, читая эту книгу. Там еще и про токсичные, абьюзивные отношения, любовь во всех ее проявлениях, дружбу, настоящую и мнимую, семью. Юмора тоже хватает. Те, кто читал книги Елены Станиславской в информировании о чудесном языке и стиле написания не нуждаются, а те, кто еще не знаком с ее творчеством — не откладывайте! Получите удовольствие от прочтения!
Обложка авторства Елизаветы Тукачевой чудесна, внутреннее оформление Елизаветы Фалилеевой — прекрасно и атмосферно! Цветы из костей очень в тему.
Сегодня у Дюка, нашего неосновного автора канала, День рождения: даже не просто День рождения, а юбилей!
Мы хотим его поздравить, а еще опубликовать его недавнее стихотворение.
Анти-Узник
Я не орёл и уж давно не молод.
Сижу не в клетке – в четырёх стенах,
в глазах тоска, на сердце лютый холод,
и мне всё чаще хочется сказать пошло всё нах...
Я одинок почти как Робинзон,
хоть есть семья, есть всё и даже кошки...
Когда-то пёр я буром, как бизон,
а нынче я слабее дохлой мошки.
Мне шестьдесят, как это ни смешно,
хотя, наверно, быть должно печально.
Я прожил жизнь безлепо и грешно,
но не хочу начать её сначала.
И в том, что в четырёх стенах сижу,
по жизни я трагедии не вижу,
пусть смысла в жизни я не нахожу,
я жизнь люблю, а также ненавижу.
За кромку не спешу, бог весть, что там...
Хотя я в бога не особо верю...
А вдруг и там такой же вот бедлам?..
Ай, ладно, скоро сам это проверю.
Я в этой жизни видел рай и ад,
огонь и воду, медных труб напевы...
Во всём я был и прав и виноват,
когда ходил направо иль налево...
Жизнь прожита, назад не отыграть,
и молодости не вернуть беспечной.
И мне осталось только доиграть
в игру, которая всегда конечна.
Дюк 08.01.2025
Мы хотим его поздравить, а еще опубликовать его недавнее стихотворение.
Анти-Узник
Я не орёл и уж давно не молод.
Сижу не в клетке – в четырёх стенах,
в глазах тоска, на сердце лютый холод,
и мне всё чаще хочется сказать пошло всё нах...
Я одинок почти как Робинзон,
хоть есть семья, есть всё и даже кошки...
Когда-то пёр я буром, как бизон,
а нынче я слабее дохлой мошки.
Мне шестьдесят, как это ни смешно,
хотя, наверно, быть должно печально.
Я прожил жизнь безлепо и грешно,
но не хочу начать её сначала.
И в том, что в четырёх стенах сижу,
по жизни я трагедии не вижу,
пусть смысла в жизни я не нахожу,
я жизнь люблю, а также ненавижу.
За кромку не спешу, бог весть, что там...
Хотя я в бога не особо верю...
А вдруг и там такой же вот бедлам?..
Ай, ладно, скоро сам это проверю.
Я в этой жизни видел рай и ад,
огонь и воду, медных труб напевы...
Во всём я был и прав и виноват,
когда ходил направо иль налево...
Жизнь прожита, назад не отыграть,
и молодости не вернуть беспечной.
И мне осталось только доиграть
в игру, которая всегда конечна.
Дюк 08.01.2025
18 января родилась Анна Бунина: привожу её стихотворение вместе с примечанием самой поэтессы:
Темпераментология А.П. Буниной
В альбом издателья «Благонамеренного»
Дурак упрям, болтлив, сердит и своенравен.
Безумный кроется, неласков, молчалив,
Невежда спорлив, туп, горяч, самолюбив.
Ученый холоден, угрюм, ни с кем не равен.
Простяк услужлив, добр, открыт; но бестолков —
Себе, друзьям вредит, того не замечая.
Плут ласков, нежен, тих; но уязвит, лаская.
Правдивый ко вреду не сроден; но суров.
Повеса не сердит — пороки всем прощая,
Рад грабить, обмануть и сам ограблен быть.
Порядочный тяжел и строг без снисхожденья;
К порядку он готов всех пе́тлею тащить.
Вопрос: любезность в чем? — Любезность от смешенья!
Немного разума, немного простоты,
Познаний, шалостей, порядка, правды, лести;
Частица тупости и столько ж остроты.
Богатство нас ведет к почтению и чести:
К любезности — сие смешение одно.
Где ж счастие? — Глупцам и мудрецам дано*.
26 сентября 1822
Аптекарский остров. Дача архитектора чернáя по Карповке
*Желающим на последнюю строку возразить, ответствую, что две крайности могут сходиться. Нередко старик и младенец играют вместе в куклы и требуют помочей. Два путешественника, отправившиеся с одной точки в противные стороны, встречаются.
Темпераментология А.П. Буниной
В альбом издателья «Благонамеренного»
Дурак упрям, болтлив, сердит и своенравен.
Безумный кроется, неласков, молчалив,
Невежда спорлив, туп, горяч, самолюбив.
Ученый холоден, угрюм, ни с кем не равен.
Простяк услужлив, добр, открыт; но бестолков —
Себе, друзьям вредит, того не замечая.
Плут ласков, нежен, тих; но уязвит, лаская.
Правдивый ко вреду не сроден; но суров.
Повеса не сердит — пороки всем прощая,
Рад грабить, обмануть и сам ограблен быть.
Порядочный тяжел и строг без снисхожденья;
К порядку он готов всех пе́тлею тащить.
Вопрос: любезность в чем? — Любезность от смешенья!
Немного разума, немного простоты,
Познаний, шалостей, порядка, правды, лести;
Частица тупости и столько ж остроты.
Богатство нас ведет к почтению и чести:
К любезности — сие смешение одно.
Где ж счастие? — Глупцам и мудрецам дано*.
26 сентября 1822
Аптекарский остров. Дача архитектора чернáя по Карповке
*Желающим на последнюю строку возразить, ответствую, что две крайности могут сходиться. Нередко старик и младенец играют вместе в куклы и требуют помочей. Два путешественника, отправившиеся с одной точки в противные стороны, встречаются.
Большое всем спасибо за поздравления в адрес Дюка! Он будет стараться радовать вас новыми статьями! Мы ему все передали! Ему очень приятно!♥️
Дюк написал рецензию на "Костюм Арлекина" Леонида Юзефовича! Книга у нас подписана автором.
Костюм Арлекина
«Костюм Арлекина» – роман Леонида Юзефовича. Леонид Абрамович родился в 1947 году в Москве, но детство и юность провёл в Перми. В 1970 году окончил исторический факультет Пермского университета. Потом он служил в армии в Забайкалье.
Юзефович преподавал историю в школе, в 1981 году защитил кандидатскую диссертацию по дипломатическому этикету XV – XVII веков.
«Костюм...» не совсем историческое произведение, я бы его классифицировал, как исторический детектив. В центре повествования Иван Дмитриевич Путилин – легендарный начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга. Убит военный атташе Австро-Венгерской империи князь Аренсберг. Задушен подушкой.
Пересказывать сюжет романа в мои планы не входит. Лучше прочитайте сами. Не могу не отметить превосходный литературный язык автора.
Мне доводилось читать о Путилине кое-какую современную публицистику. Как справедливо отметил автор в послесловии к роману, писать о сыщике царской России в советские времена было, мягко говоря, не принято. Сыщик на службе у царя по определению – враг пролетариата, трудового крестьянства и прочая, прочая...
Между тем, Путилин не занимался как таковым политическим сыском. Он был грозой уголовников. Именно таким его рисует современная публицистика. Юзефович признаётся в том же послесловии, что нарисованный им образ сыщика может не вполне соответствовать реальному прототипу. Что закономерно. «Костюм Арлекина» – детективный роман, а не историческое исследование, право на авторский вымысел никто не отменял.
Когда Николай Леонов писал свои романы про сыщика МУРа 1970 – 1990-х Льва Ивановича Гурова, у него тоже был прототип – Александр Иванович Гуров. Но они не тождественны, что признал сам А.И. Гуров, но авторские идеи Леонова одобрил.
Путилин у Юзефовича напомнил мне комиссара Мегрэ из романов Жоржа Сименона. Такой же флегматичный с виду толстяк, разве что без трубки. И оба изрядно недолюбливают политическую полицию. Но Мегрэ и с господами из Сюртэ Женераль держится ровно, а Путилин вынужден изображать полное подчинение шефу жандармов графу Шувалову. Он даже подобострастен с графом, хотя это не более, чем фиглярство.
На протяжении всего романа Путилин сознательно путает следствие, позволяя жандармам «назначать» удобных им виновных. Но в итоге именно он раскрыл преступление.
«Костюм Арлекина» – роман Леонида Юзефовича. Леонид Абрамович родился в 1947 году в Москве, но детство и юность провёл в Перми. В 1970 году окончил исторический факультет Пермского университета. Потом он служил в армии в Забайкалье.
Юзефович преподавал историю в школе, в 1981 году защитил кандидатскую диссертацию по дипломатическому этикету XV – XVII веков.
«Костюм...» не совсем историческое произведение, я бы его классифицировал, как исторический детектив. В центре повествования Иван Дмитриевич Путилин – легендарный начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга. Убит военный атташе Австро-Венгерской империи князь Аренсберг. Задушен подушкой.
Пересказывать сюжет романа в мои планы не входит. Лучше прочитайте сами. Не могу не отметить превосходный литературный язык автора.
Мне доводилось читать о Путилине кое-какую современную публицистику. Как справедливо отметил автор в послесловии к роману, писать о сыщике царской России в советские времена было, мягко говоря, не принято. Сыщик на службе у царя по определению – враг пролетариата, трудового крестьянства и прочая, прочая...
Между тем, Путилин не занимался как таковым политическим сыском. Он был грозой уголовников. Именно таким его рисует современная публицистика. Юзефович признаётся в том же послесловии, что нарисованный им образ сыщика может не вполне соответствовать реальному прототипу. Что закономерно. «Костюм Арлекина» – детективный роман, а не историческое исследование, право на авторский вымысел никто не отменял.
Когда Николай Леонов писал свои романы про сыщика МУРа 1970 – 1990-х Льва Ивановича Гурова, у него тоже был прототип – Александр Иванович Гуров. Но они не тождественны, что признал сам А.И. Гуров, но авторские идеи Леонова одобрил.
Путилин у Юзефовича напомнил мне комиссара Мегрэ из романов Жоржа Сименона. Такой же флегматичный с виду толстяк, разве что без трубки. И оба изрядно недолюбливают политическую полицию. Но Мегрэ и с господами из Сюртэ Женераль держится ровно, а Путилин вынужден изображать полное подчинение шефу жандармов графу Шувалову. Он даже подобострастен с графом, хотя это не более, чем фиглярство.
На протяжении всего романа Путилин сознательно путает следствие, позволяя жандармам «назначать» удобных им виновных. Но в итоге именно он раскрыл преступление.
22 января — день рождения Джорджа Байрона
***
So, we'll go no more a roving
So late into the night,
Though the heart be still as loving,
And the moon be still as bright.
For the sword outwears its sheath,
And the soul wears out the breast,
And the heart must pause to breathe,
And love itself have rest.
Though the night was made for loving,
And the day returns too soon,
Yet we'll go no more a roving
By the light of the moon.
___
В переводе Самуила Маршака же:
***
Не бродить нам вечер целый
Под луной вдвоем,
Хоть любовь не оскудела
И в полях светло, как днем.
Переживет ножны клинок,
Душа живая — грудь.
Самой любви приходит срок
От счастья отдохнуть.
Пусть для радости и боли
Ночь дана тебе и мне —
Не бродить нам больше в поле
В полночь при луне!
___
(это то самое стихотворение, которое фигурирует в рассказе Брэдбери "And the moon be still as bright" и, соответственно, которое дало ему название: Лев Жданов, единственный переводчик рассказа на русский язык, использует в тексте перевод Юрия Вронского, и, конечно, в название перенесены строчки именно его варианта: "И по-прежнему лучами серебрит простор луна...". Я предпочёл опубликовать перевод Маршака как интонационно более близкий к оригиналу — на мой взгляд)
***
So, we'll go no more a roving
So late into the night,
Though the heart be still as loving,
And the moon be still as bright.
For the sword outwears its sheath,
And the soul wears out the breast,
And the heart must pause to breathe,
And love itself have rest.
Though the night was made for loving,
And the day returns too soon,
Yet we'll go no more a roving
By the light of the moon.
___
В переводе Самуила Маршака же:
***
Не бродить нам вечер целый
Под луной вдвоем,
Хоть любовь не оскудела
И в полях светло, как днем.
Переживет ножны клинок,
Душа живая — грудь.
Самой любви приходит срок
От счастья отдохнуть.
Пусть для радости и боли
Ночь дана тебе и мне —
Не бродить нам больше в поле
В полночь при луне!
___
(это то самое стихотворение, которое фигурирует в рассказе Брэдбери "And the moon be still as bright" и, соответственно, которое дало ему название: Лев Жданов, единственный переводчик рассказа на русский язык, использует в тексте перевод Юрия Вронского, и, конечно, в название перенесены строчки именно его варианта: "И по-прежнему лучами серебрит простор луна...". Я предпочёл опубликовать перевод Маршака как интонационно более близкий к оригиналу — на мой взгляд)
Встретил интересное: Корней Чуковский 25 апреля 1922-го записывал в дневнике:
"Самое французское слово на русском языке: посконь дерюгá. Помню, у Некрасова, читая его, я всегда представлял себе: Posquogne de Ruguas!
В субботу встретил Сологуба. Очень он поправился, пополнел. Глазок у него чистый, отчетливый, и вообще он весь как гравюра. <...>
Очень игриво говорил он о своих плагиатах. «Редько, — говорил он, — отыскал у меня плагиат из дрянного французского романа и напечатал en regard*. Это только показывает, что он читает плохие французские романы. А между тем у меня чуть ли не на той же странице плагиат из Джордж Элиот, я так и скатал страниц пять, — и он не заметил. Это показывает, что серьезной литературы он не знает».
* параллельным текстом (франц.)."
"Самое французское слово на русском языке: посконь дерюгá. Помню, у Некрасова, читая его, я всегда представлял себе: Posquogne de Ruguas!
В субботу встретил Сологуба. Очень он поправился, пополнел. Глазок у него чистый, отчетливый, и вообще он весь как гравюра. <...>
Очень игриво говорил он о своих плагиатах. «Редько, — говорил он, — отыскал у меня плагиат из дрянного французского романа и напечатал en regard*. Это только показывает, что он читает плохие французские романы. А между тем у меня чуть ли не на той же странице плагиат из Джордж Элиот, я так и скатал страниц пять, — и он не заметил. Это показывает, что серьезной литературы он не знает».
* параллельным текстом (франц.)."