Обнаружил [не спрашивайте] в Бразилии городок Синоп. Назван он не в честь турецкого Синопа.
Вики: «Название города - это аббревиатура названия Sociedade Imobiliária Noroeste do Paraná, компании, которая привезла фермеров с севера штата Парана для колонизации севера штата Мату-Гросу.
Не встречал ранее иностранных населенных пунктов-аббревиатур. Хотя может и не подозревал. Есть же Комсомольск в России. Не совсем то, но рядом.
Вики: «Название города - это аббревиатура названия Sociedade Imobiliária Noroeste do Paraná, компании, которая привезла фермеров с севера штата Парана для колонизации севера штата Мату-Гросу.
Не встречал ранее иностранных населенных пунктов-аббревиатур. Хотя может и не подозревал. Есть же Комсомольск в России. Не совсем то, но рядом.
Кажется, понял, почему Pink на этой неделе выпустили - Валентин же, глупый!
Скажу сразу: до «Розового» предыдущих книг по истории цветов от Мишеля Пастуро я не читал.
Я их знал (анализировал тут и след.), собирал и хотел, как сериал, все прочесть запоем. И начал именно с этой последней. Но теперь не уверен, что хочу продолжать.
Вернее так: если все остальные написаны в таком же ключе, то они могут полежать еще лет 10-15 - мне есть, что почитать, написанное получше. И я это говорю про английские издания - на русском исследования Михаила Пастухова/Па́стырева[так он переводится], по традиции, выходят… без прилагающихся иллюстраций. Но к сути дела:
В предисловии автор заявляет, что намерен сосредоточиться только на Европе (и США, когда подойдет временной период). Объясняет это он тем, что пишет только о том, что хорошо знает сам, и пользоваться материалами из вторых-третьих рук не намерен (поэтому, например, Восток - лесом). Меня это, скажем откровенно, разозлило. Во-первых, всегда есть работы других авторов вне твоей области вполне себе приличные. Десятки поп-нонфик книг пишутся, опираясь не исключительно на первоисточники и конспекты собственных лекций. Ну и во-вторых, раз ты такой принципиальный, то называй тогда книгу правильно - «История цвета в западной культуре».
Да и в рамках одного лишь Запада Пастуро пришлось несладко. Розовый, по его словам, не основной цвет, поэтому использовался он мало:
«Найти несколько документов по цвету, относящихся к Римской республике или феодальному периоду, в которых присутствует немного розового цвета, оказалось непростой задачей».
Далее. Текст оказался суховат, несмотря на то, что предмет располагает к легкой подаче; это не гидродинамика какая-то. Больше похоже на пособие для музейных работников или даже учебник. Но не до конца - видно, что автор всё же хочет говорить с широкой аудиторией. Вобщем, прочитал я без вдохновения-упоения. Так же, как это и написано.
Подчеркну: я не хочу кинуть камень в автора, считающегося некоторыми непререкаемым классиком. Я хочу «по гамбургскому счету» определиться с его «цветной» серией. В университетской библиотеке есть бумажные экз. его книг, а альтернатив его исследованиям хватает (см. фото). Почитаю, сравню.
В заключение сообщу, что Пастуро анонсировал, что напишет еще несколько книг о «полуцветах»: об оранжевом, сером, фиолетовом и корчиневом. В любом случае пожелаю ему с ними успеха - плодотворного времени у француза, которому в этом году 78, очевидно, не так чтобы много осталось 😕
Скажу сразу: до «Розового» предыдущих книг по истории цветов от Мишеля Пастуро я не читал.
Я их знал (анализировал тут и след.), собирал и хотел, как сериал, все прочесть запоем. И начал именно с этой последней. Но теперь не уверен, что хочу продолжать.
Вернее так: если все остальные написаны в таком же ключе, то они могут полежать еще лет 10-15 - мне есть, что почитать, написанное получше. И я это говорю про английские издания - на русском исследования Михаила Пастухова/Па́стырева[так он переводится], по традиции, выходят… без прилагающихся иллюстраций. Но к сути дела:
В предисловии автор заявляет, что намерен сосредоточиться только на Европе (и США, когда подойдет временной период). Объясняет это он тем, что пишет только о том, что хорошо знает сам, и пользоваться материалами из вторых-третьих рук не намерен (поэтому, например, Восток - лесом). Меня это, скажем откровенно, разозлило. Во-первых, всегда есть работы других авторов вне твоей области вполне себе приличные. Десятки поп-нонфик книг пишутся, опираясь не исключительно на первоисточники и конспекты собственных лекций. Ну и во-вторых, раз ты такой принципиальный, то называй тогда книгу правильно - «История цвета в западной культуре».
Да и в рамках одного лишь Запада Пастуро пришлось несладко. Розовый, по его словам, не основной цвет, поэтому использовался он мало:
«Найти несколько документов по цвету, относящихся к Римской республике или феодальному периоду, в которых присутствует немного розового цвета, оказалось непростой задачей».
Далее. Текст оказался суховат, несмотря на то, что предмет располагает к легкой подаче; это не гидродинамика какая-то. Больше похоже на пособие для музейных работников или даже учебник. Но не до конца - видно, что автор всё же хочет говорить с широкой аудиторией. Вобщем, прочитал я без вдохновения-упоения. Так же, как это и написано.
Подчеркну: я не хочу кинуть камень в автора, считающегося некоторыми непререкаемым классиком. Я хочу «по гамбургскому счету» определиться с его «цветной» серией. В университетской библиотеке есть бумажные экз. его книг, а альтернатив его исследованиям хватает (см. фото). Почитаю, сравню.
В заключение сообщу, что Пастуро анонсировал, что напишет еще несколько книг о «полуцветах»: об оранжевом, сером, фиолетовом и корчиневом. В любом случае пожелаю ему с ними успеха - плодотворного времени у француза, которому в этом году 78, очевидно, не так чтобы много осталось 😕
Альтернатив книгам Пастуро о цветах в избытке, и они только множатся
Но без пары фактов из «Розового» я вас не оставлю.
Во-первых, серьезной проблематикой является именование этого цвета. Как я писал ранее, связанные с цветами (роза, гвоздика) обозначения появились относительно недавно. А как этот цвет называли, скажем, римляне? Пастуро считает, что «телесным» (incarnatо). Английское название гвоздики (не той, что pink перистой, а классической, садовой) - carnation - как раз происходит от этого слова. У этого термина, конечно, есть ограничение: телесный цвет может варьироваться и в пределах одной расы, не говоря уж о мулатах всяких (см. фото)
Во-вторых, розового действительно было раньше куда меньше, чтобы увязывать с чем-то его название. Никаких розовеньких поросят раньше в Европе не было, потому что:
«Так уж сложилось, что до XVIII века домашние свиньи в Европе были не розовыми, а коричневыми, черными, серыми, бежевыми или пятнистыми. Во второй половине того же века скрещивание со свиньями, завезенными с Дальнего Востока, постепенно привело к появлению животных с розовато-белой шерстью, знакомой нам сегодня. В течение многих веков между свиньями и розовым цветом не было никакой связи».
Но мы же про Восток не пишем, поэтому рассказывать-узнавать, а не называли ли, скажем, в Китае «розовый» «поросячьим» мы не станем. А история цвета у нас при этом почему-то всепланетарно-всечеловеческая. Ну-ну.
Во-первых, серьезной проблематикой является именование этого цвета. Как я писал ранее, связанные с цветами (роза, гвоздика) обозначения появились относительно недавно. А как этот цвет называли, скажем, римляне? Пастуро считает, что «телесным» (incarnatо). Английское название гвоздики (не той, что pink перистой, а классической, садовой) - carnation - как раз происходит от этого слова. У этого термина, конечно, есть ограничение: телесный цвет может варьироваться и в пределах одной расы, не говоря уж о мулатах всяких (см. фото)
Во-вторых, розового действительно было раньше куда меньше, чтобы увязывать с чем-то его название. Никаких розовеньких поросят раньше в Европе не было, потому что:
«Так уж сложилось, что до XVIII века домашние свиньи в Европе были не розовыми, а коричневыми, черными, серыми, бежевыми или пятнистыми. Во второй половине того же века скрещивание со свиньями, завезенными с Дальнего Востока, постепенно привело к появлению животных с розовато-белой шерстью, знакомой нам сегодня. В течение многих веков между свиньями и розовым цветом не было никакой связи».
Но мы же про Восток не пишем, поэтому рассказывать-узнавать, а не называли ли, скажем, в Китае «розовый» «поросячьим» мы не станем. А история цвета у нас при этом почему-то всепланетарно-всечеловеческая. Ну-ну.
«Мозг - странная штука. Просто спросите Дэниела Маккартни. В середине 1880-х годов мозг Дэниела был слегка знаменит. Он начал свою жизнь в Мускатине, штат Айова, но переехал в округ Морроу, штат Огайо, где и провел большую часть своей жизни. И если бы вы спросили его об этой жизни, он бы смог рассказать вам все, что захотите. Погоду в тот или иной день, или что он ел на ужин, или как проводил время с момента пробуждения до засыпания. Видите ли, Дэниел Маккартни обладал особым умением.
То, что раньше называлось гипертимезией, сегодня известно как HSAM - Highly Superior Autobiographical Memory, и с девяти лет это давало Дэниелу способность вспоминать любую деталь каждого дня своей жизни. Он даже мог сказать, на какой день недели выпали те или иные события. Спросите его, что он делал 6 марта 1880 года, и Дэниел сможет вспомнить свой завтрак, обед и ужин, а также с кем он разговаривал, о чем они говорили, шел ли дождь и многое другое. В голове Дэниела хранилась полная энциклопедия его собственной жизни, доступная ему за считанные секунды.
Его также называли человеком-калькулятором. Уравнения небольшой сложности он мог решить за несколько секунд, не прибегая к помощи карандаша и бумаги, хотя на действительно сложные уравнения уходили минуты. В 1870 году математики из Салема, штат Огайо, попросили Дэниела возвести восемьдесят девять в шестую степень. Ему потребовалось десять минут, чтобы вычислить правильный ответ. В другой раз его попросили найти кубический корень из 4 741 632. Через три минуты он выдал ответ.
Если это звучит так, будто Дэниел был своего рода психическим супергероем, то так оно и есть. В настоящее время только двенадцать человек в мире обладают HSAM, включая актрису Мэрилу Хеннер и писательницу Джилл Прайс. Когда в 2017 году одна из газет спросила Джилл, что она делала 29 августа 1980 года, она без труда вспомнила, что это была пятница и что она вместе со своими друзьями и их семьями отправилась на День труда в Палм-Спрингс.
Не забыла она и о спа-салоне, в который они с подружками отправились перед приездом в Палм-Спрингс. Тогда ей было чуть больше четырнадцати. А когда она в третий раз вела машину? Это она тоже помнила: 10 января 1981 года. Это была суббота, и за две недели до этого ей исполнилось пятнадцать.
Удивительно, но все мужчины, у которых диагностировали этот симптом, оказались левшами. И хотя все люди с HSAM могут вспоминать личные воспоминания и мельчайшие детали, это не означает, что они обладают фотографической памятью для целей запоминания информации. Например, Дэниел Маккартни не мог подготовиться к экзамену накануне вечером, вызубрив учебник, и потом просто ожидать, что вспомнит все, что прочитал.
Спросите любого человека с этим состоянием, и он расскажет вам, насколько тяжелой может быть его жизнь. Каждый разговор, каждая обида, каждое неверно сказанное слово, разрушившее отношения, никогда не забывается. То, на что некоторые смотрят как на дар, иногда может стать проклятием для человека, живущего с этим.
Но в конце 1800-х годов Дэниел Маккартни сумел извлечь из этого пользу. Он развлекал толпы людей, никогда не видевших человека, который мог производить умственные вычисления быстрее, чем большинство математиков».
Из «Cabinet of Curiosities». Aaron Mahnke
То, что раньше называлось гипертимезией, сегодня известно как HSAM - Highly Superior Autobiographical Memory, и с девяти лет это давало Дэниелу способность вспоминать любую деталь каждого дня своей жизни. Он даже мог сказать, на какой день недели выпали те или иные события. Спросите его, что он делал 6 марта 1880 года, и Дэниел сможет вспомнить свой завтрак, обед и ужин, а также с кем он разговаривал, о чем они говорили, шел ли дождь и многое другое. В голове Дэниела хранилась полная энциклопедия его собственной жизни, доступная ему за считанные секунды.
Его также называли человеком-калькулятором. Уравнения небольшой сложности он мог решить за несколько секунд, не прибегая к помощи карандаша и бумаги, хотя на действительно сложные уравнения уходили минуты. В 1870 году математики из Салема, штат Огайо, попросили Дэниела возвести восемьдесят девять в шестую степень. Ему потребовалось десять минут, чтобы вычислить правильный ответ. В другой раз его попросили найти кубический корень из 4 741 632. Через три минуты он выдал ответ.
Если это звучит так, будто Дэниел был своего рода психическим супергероем, то так оно и есть. В настоящее время только двенадцать человек в мире обладают HSAM, включая актрису Мэрилу Хеннер и писательницу Джилл Прайс. Когда в 2017 году одна из газет спросила Джилл, что она делала 29 августа 1980 года, она без труда вспомнила, что это была пятница и что она вместе со своими друзьями и их семьями отправилась на День труда в Палм-Спрингс.
Не забыла она и о спа-салоне, в который они с подружками отправились перед приездом в Палм-Спрингс. Тогда ей было чуть больше четырнадцати. А когда она в третий раз вела машину? Это она тоже помнила: 10 января 1981 года. Это была суббота, и за две недели до этого ей исполнилось пятнадцать.
Удивительно, но все мужчины, у которых диагностировали этот симптом, оказались левшами. И хотя все люди с HSAM могут вспоминать личные воспоминания и мельчайшие детали, это не означает, что они обладают фотографической памятью для целей запоминания информации. Например, Дэниел Маккартни не мог подготовиться к экзамену накануне вечером, вызубрив учебник, и потом просто ожидать, что вспомнит все, что прочитал.
Спросите любого человека с этим состоянием, и он расскажет вам, насколько тяжелой может быть его жизнь. Каждый разговор, каждая обида, каждое неверно сказанное слово, разрушившее отношения, никогда не забывается. То, на что некоторые смотрят как на дар, иногда может стать проклятием для человека, живущего с этим.
Но в конце 1800-х годов Дэниел Маккартни сумел извлечь из этого пользу. Он развлекал толпы людей, никогда не видевших человека, который мог производить умственные вычисления быстрее, чем большинство математиков».
Из «Cabinet of Curiosities». Aaron Mahnke
Среди полученного мною в профильном универе небывалого знания о британском книгоиздании было это:
Forwarded from Кругозор Дениса Пескова
Увидел тут, что коллега Елиферова сперва злится по поводу одной английской научпоп книжки, а потом задается вопросом «куда смотрели редакторы?», пропустив мусульманских ученых в Византии. Ну мне дали пару месяцев назад на это ответ: в trade nonfiction (в отл. от специализированного) научной редактуры практически нет. В США, говорят, еще случается, что этим занимаются, а мы - нет.
Вот поэтому я и привлекаю научредов.
Вот поэтому я и привлекаю научредов.
«Небрежность» в проверке фактов в британских изданиях: растет озабоченность по поводу рабочей нагрузки, искусственного интеллекта и «предвзятого отношения к статусу [автора - т.е. слепого доверия авторитету]»
«Непомерная нагрузка, по-видимому, является одним из основных факторов, способствующих этому. Один из редакторов, говоривший на условиях анонимности, сказал: «[Ошибка с книгой об оземпике „Magic Pill“] была небрежностью, которая, как мне кажется, сейчас часто встречается в издательском деле из-за повышенной нагрузки на и без того перегруженных работой сотрудников. Так получилось, что на этот раз ошибка коснулась действительно известной персоны, поэтому она попала в заголовки новостей. Поскольку количество издаваемых книг в целом растет, увеличивается и нагрузка на редакторов и технических редакторов. Чтобы книги выходили вовремя, приходится срезать углы, и, к сожалению, проверка фактов - одна из тех вещей, которые многие редакторы рассматривают как «неплохо бы иметь, но давайте вычеркнем это из плана работ, если у нас нет времени». В какой-то степени вы понимаете их точку зрения: мы покупаем [для издания] книги, основываясь на экспертных знаниях автора, и это они должны гарантировать, что то, что они пишут, верно».
«В издательстве, где я сейчас работаю, проверка фактов не является чем-то стандартным. Это не является частью обычного графика выпуска нон-фикшн книг. Я работаю в этой команде почти десять лет и, вероятно, занимался проверкой фактов в 10 разных книгах, но это, скорее всего, завышенная оценка».
Один внештатный копирайтер, беседовавший с The Bookseller на условиях анонимности, сказал: «Даже находясь на расстоянии [от сотрудников], я могу подтвердить, что да, большинство редакторов, работающих в издательстве, имеют дело с очень большой нагрузкой и испытывают заметный стресс. Легко понять, как, казалось бы, незначительные детали... могут ускользнуть от внимания. У них просто нет времени, а ведь многие из этих книг выходят в крайне сжатые сроки».
Концепция «предвзятого отношения к статусу» также была упомянута в качестве причины, затрудняющей вызов авторов-экспертов. Писательница Прагья Агарвал сказала: «Короткие сроки публикации, когда некоторые громкие книги выходят раньше, чем они, возможно, готовы; меньше бюджета на проверку фактов, и поэтому, возможно, фактчекинг известных авторов не так строг, как должен быть, из-за "предвзятости статуса".
Один анонимный редактор, беседовавший с The Bookseller, предположил, что корпоративные издательства не хотят бросать вызов уважаемым авторам. «Моей первой работой в издательстве была должность редактора в небольшом литературном издательстве, где я занимался и редактированием текстов, и изданием книг. Примерно треть книг, которые мы публиковали, были научными работами, и в таких ситуациях, когда у меня не было возможности - или бюджета - проводить полную проверку фактов, мой подход заключался в выборочной проверке примерно 10 % фактов, обычно тех, на которые срабатывал мой "радар бреда". Я думаю, что значительная часть работы издателя - это оттачивание своего радара бреда. Если я находил ошибки, я начинал увеличивать масштаб проверок, и если ошибок было достаточно, чтобы меня беспокоить, мы просили ученого рецензента просмотреть текст [научная редактура]. Затем я перешел в [крупное] британское издательство и был шокирован расслабленным подходом к проверке фактов. Поскольку авторами часто были уважаемые ученые или авторитетные журналисты, от нас ожидали, что мы будем полностью доверять их работе».
Другой редактор, также работающий в корпоративном издательстве, сказал: «В одной книге, помнится, автор изложил опровергнутую теорию об образовании Луны. Я поставил ее под сомнение, но автор, чьи чувства были очень ранимы в ходе редактирования, хотел сохранить ее, и в итоге она была принята среди других «фактов», чтобы умиротворить автора. Отношения между агентом, автором и издателем превалировали над честностью информации. Книга получила премию.
«Непомерная нагрузка, по-видимому, является одним из основных факторов, способствующих этому. Один из редакторов, говоривший на условиях анонимности, сказал: «[Ошибка с книгой об оземпике „Magic Pill“] была небрежностью, которая, как мне кажется, сейчас часто встречается в издательском деле из-за повышенной нагрузки на и без того перегруженных работой сотрудников. Так получилось, что на этот раз ошибка коснулась действительно известной персоны, поэтому она попала в заголовки новостей. Поскольку количество издаваемых книг в целом растет, увеличивается и нагрузка на редакторов и технических редакторов. Чтобы книги выходили вовремя, приходится срезать углы, и, к сожалению, проверка фактов - одна из тех вещей, которые многие редакторы рассматривают как «неплохо бы иметь, но давайте вычеркнем это из плана работ, если у нас нет времени». В какой-то степени вы понимаете их точку зрения: мы покупаем [для издания] книги, основываясь на экспертных знаниях автора, и это они должны гарантировать, что то, что они пишут, верно».
«В издательстве, где я сейчас работаю, проверка фактов не является чем-то стандартным. Это не является частью обычного графика выпуска нон-фикшн книг. Я работаю в этой команде почти десять лет и, вероятно, занимался проверкой фактов в 10 разных книгах, но это, скорее всего, завышенная оценка».
Один внештатный копирайтер, беседовавший с The Bookseller на условиях анонимности, сказал: «Даже находясь на расстоянии [от сотрудников], я могу подтвердить, что да, большинство редакторов, работающих в издательстве, имеют дело с очень большой нагрузкой и испытывают заметный стресс. Легко понять, как, казалось бы, незначительные детали... могут ускользнуть от внимания. У них просто нет времени, а ведь многие из этих книг выходят в крайне сжатые сроки».
Концепция «предвзятого отношения к статусу» также была упомянута в качестве причины, затрудняющей вызов авторов-экспертов. Писательница Прагья Агарвал сказала: «Короткие сроки публикации, когда некоторые громкие книги выходят раньше, чем они, возможно, готовы; меньше бюджета на проверку фактов, и поэтому, возможно, фактчекинг известных авторов не так строг, как должен быть, из-за "предвзятости статуса".
Один анонимный редактор, беседовавший с The Bookseller, предположил, что корпоративные издательства не хотят бросать вызов уважаемым авторам. «Моей первой работой в издательстве была должность редактора в небольшом литературном издательстве, где я занимался и редактированием текстов, и изданием книг. Примерно треть книг, которые мы публиковали, были научными работами, и в таких ситуациях, когда у меня не было возможности - или бюджета - проводить полную проверку фактов, мой подход заключался в выборочной проверке примерно 10 % фактов, обычно тех, на которые срабатывал мой "радар бреда". Я думаю, что значительная часть работы издателя - это оттачивание своего радара бреда. Если я находил ошибки, я начинал увеличивать масштаб проверок, и если ошибок было достаточно, чтобы меня беспокоить, мы просили ученого рецензента просмотреть текст [научная редактура]. Затем я перешел в [крупное] британское издательство и был шокирован расслабленным подходом к проверке фактов. Поскольку авторами часто были уважаемые ученые или авторитетные журналисты, от нас ожидали, что мы будем полностью доверять их работе».
Другой редактор, также работающий в корпоративном издательстве, сказал: «В одной книге, помнится, автор изложил опровергнутую теорию об образовании Луны. Я поставил ее под сомнение, но автор, чьи чувства были очень ранимы в ходе редактирования, хотел сохранить ее, и в итоге она была принята среди других «фактов», чтобы умиротворить автора. Отношения между агентом, автором и издателем превалировали над честностью информации. Книга получила премию.
«Были и другие книги, над которыми я работал, - в конечном итоге успешные, популярные книги, - в которых исследования интерпретировались журналистами таким образом, что могли быть математически неверными. В этом издательстве не было никакого процесса проверки фактов, кроме надежды на то, что внештатные редакторы будут самостоятельно проверять те или иные моменты: большая ответственность, которую можно возложить на человека, с которым мы в издательской команде никогда не встречались. К счастью, для некоторых книг, которые мы совместно публиковали вместе с академическими издательствами из США, американские издательства заказывали рецензирование, и эти исправления включались в редакцию".
Писательница Дхрути Шах предупредила, что отсутствие проверки фактов в книгах ставит под угрозу историческую достоверность. «Книги цитируются в научных трудах, прессе и учебных заведениях. Если факты в книге изначально неверны - а нет никакой гарантии, что будет [исправленное] переиздание, - есть риск, что их будут повторять, пока в конце концов они не станут достоверной информацией и доминирующим нарративом, и вот тогда мы окажемся на опасной территории».
Шах добавила: «Когда люди говорят о дезинформации и дезинформировании - а я десять лет работала в сфере верификации - они говорят об освещении новостей, социальных сетях, но необходимо больше говорить о роли книг и издательств в закреплении неверной информации в качестве факта».
Американская писательница Наоми Кляйн, получившая в прошлом году Женскую премию за нехудожественную литературу, рассказала изданию The Bookseller: «Я сама проверяю факты в своих книгах, но это привилегия. Я отношусь к небольшой группе писателей, которым платят достаточно большие гонорары, чтобы они могли это делать, [и] так было со времен «No Logo». ...Я плачу из своего аванса и работаю в университете, поэтому нанимаю трех аспирантов оттуда».
The Bookseller обратился к ряду издательств за комментариями, но только Cambridge University Press (CUP) и Manchester University Press (MUP) предоставили свои комментарии. Том Дарк, издатель нехудожественной литературы в MUP, подчеркнул, что авторы обязаны заявлять об использовании искусственного интеллекта.»
Писательница Дхрути Шах предупредила, что отсутствие проверки фактов в книгах ставит под угрозу историческую достоверность. «Книги цитируются в научных трудах, прессе и учебных заведениях. Если факты в книге изначально неверны - а нет никакой гарантии, что будет [исправленное] переиздание, - есть риск, что их будут повторять, пока в конце концов они не станут достоверной информацией и доминирующим нарративом, и вот тогда мы окажемся на опасной территории».
Шах добавила: «Когда люди говорят о дезинформации и дезинформировании - а я десять лет работала в сфере верификации - они говорят об освещении новостей, социальных сетях, но необходимо больше говорить о роли книг и издательств в закреплении неверной информации в качестве факта».
Американская писательница Наоми Кляйн, получившая в прошлом году Женскую премию за нехудожественную литературу, рассказала изданию The Bookseller: «Я сама проверяю факты в своих книгах, но это привилегия. Я отношусь к небольшой группе писателей, которым платят достаточно большие гонорары, чтобы они могли это делать, [и] так было со времен «No Logo». ...Я плачу из своего аванса и работаю в университете, поэтому нанимаю трех аспирантов оттуда».
The Bookseller обратился к ряду издательств за комментариями, но только Cambridge University Press (CUP) и Manchester University Press (MUP) предоставили свои комментарии. Том Дарк, издатель нехудожественной литературы в MUP, подчеркнул, что авторы обязаны заявлять об использовании искусственного интеллекта.»
«Когда 24-летний Питер Скотт, сын погибшего героя Антарктики Роберта Скотта, в 1933 году поселился в Восточном маяке (арендная плата - 5 фунтов стерлингов в год [£300 сейчас]), башня стояла прямо на краю болот-маршей. Скотт искал уединения и возможности предаваться двум своим великим страстям - рисовать диких птиц и стрелять в них - в одном из лучших в мире мест для обоих видов деятельности. Но одно мрачное стечение обстоятельств изменило ход его жизни. Однажды он был на охоте с друзьями, когда над головой пролетел одинокий гусь. Все выстрелили в птицу, и она упала на песчаную отмель примерно в пятистах ярдах от них. Все видели, как она мучилась с переломанными ногами, подняв голову, словно ища помощи, но она была вне зоны досягаемости ружья, а песок был слишком мягким, чтобы кто-то мог до нее добраться. На следующее утро Скотт увидел, что гусь все еще жив на песчаной отмели и держит голову поднятой. Он был потрясен своим поступком и с горечью осуждал себя за то, что причинил такие страдания ради собственной забавы. «Я не пожелал бы такого заклятому врагу, - писал он в своей автобиографии „The Eye of the Wind“, - и этот гусь не был моим врагом, когда я стрелял в него - хотя я был его врагом».
К 1939 году и началу Второй мировой войны он отказался от стрельбы и сосредоточился на живописи и сохранении диких птиц и мест их обитания. [Опустим описание его действительно мужественной службы на флоте во время Второй мировой, отмеченной наградами]
…После окончания войны он, человек действия, вернулся к своим кистям и диким птицам с новой решимостью продвигать зарождающееся дело охраны природы. Скотт помог основать Международный союз охраны природы и выдвинул идею составления Красной книги видов, находящихся под угрозой исчезновения. Со временем он стал самым влиятельным борцом за сохранение природы в двадцатом веке».
Из книги «Январский человек: Год прогулок по Британии», Кристофер Сомервилл
К 1939 году и началу Второй мировой войны он отказался от стрельбы и сосредоточился на живописи и сохранении диких птиц и мест их обитания. [Опустим описание его действительно мужественной службы на флоте во время Второй мировой, отмеченной наградами]
…После окончания войны он, человек действия, вернулся к своим кистям и диким птицам с новой решимостью продвигать зарождающееся дело охраны природы. Скотт помог основать Международный союз охраны природы и выдвинул идею составления Красной книги видов, находящихся под угрозой исчезновения. Со временем он стал самым влиятельным борцом за сохранение природы в двадцатом веке».
Из книги «Январский человек: Год прогулок по Британии», Кристофер Сомервилл
Маяк, в котором жил Питер Скотт, памятник ему и рисуемой им птице, сервиз, созданный на основе его рисунков.