Недавно я перечитал Онегина и мне кажется, что в процессе я нащупал интересный подход к Пушкину в целом. Главное – это полностью избавиться от всех представлений о Пушкине, полностью очиститься от поклонения Пушкину и увидеть его как современного автора. Представьте себе, что читаете какого-то современного писателя, которому, например, 32 года. Это сделать совсем несложно, потому что в нашу эпоху искусство настолько многообразно, настолько свободно с точки зрения выбора формы, что, как мне кажется, Пушкина очень легко увидеть в этом свете. Я говорю не о том, чтобы Пушкина рассматривать именно как писателя постмодерниста, который стилизует под золотой век, а увидеть его как современного писателя, который выбрал свою форму неиронично. Без этого восторженного фона Пушкин действительно производит очень сильное впечатление, но совсем не то, какое от него ждешь.
Я мало обращал внимание на онегинскую строфу, меня она интересовала меньше всего. Я вообще пытался читать Онегина именно как прозу и это помогло мне увидеть саму эту строфу как явление глубоко фоновое по отношению к действительно глубокой работе с повествованием и образами. Что бросается в глаза больше всего? Во-первых, это постоянная смена плана повествования, перемещение из истории в план личного взаимодействия с автором. То есть изнутри текста имеется рефлексия текста над самим собой. Было ощущение, будто мы с Пушкиным сидим у камина на даче, все дела уже сделаны и только потрескивает огонь, и Пушкин решил рассказать историю, периодически отступая от нее, отвлекаясь на размышления и порой даже интимные подробности. И говорит он стихами, будто это какое-то божество, которое способно порождать все это экспромтом. Осознание того, что есть фигура повествователя, почему-то вызывало во мне ощущение классичности и навевало морским воздухом Гомера, а порой мне даже казалось, что Пушкин уже поет под кифару, укрываясь от солнца в тени ливанского кедра.
Во-вторых, и это тоже что-то к Гомеру, в Онегине очень монументальна тема судьбы, хотя она устроена тут совсем иначе, чем в античности. Судьба в Онегине как будто амбивалентна, в ней нет однозначности. С одной стороны, имеется глубокое переживание трагичности человеческого выбора и того, что нельзя вернуться в прошлое, нельзя исправить того, что сделано и мы обречены всю жизнь нести на себе этот тяжелый груз своей свободы. Но, с другой стороны, в каком-то более глубоком смысле так оно и должно быть, вся эта трагичность необходима, она зарождается из условий, над которыми человек не властен.
В-третьих, конечно, есть невероятная глубина в образах Онегина и Татьяны. Онегин несет в себе парадокс: он как будто пытается жить эстетически по Кьеркегору, но в действительности это лишь контингентный элемент его внутренней жизни. На самом деле он человек абсолютно добрый, в нем чувствуется любовь и открытость. По этой причине он способен поступать этично по отношению к другим. Подлинная личность Онегина, в этом смысле, прекрасна и даже свята. Однако это ядро личности затмевается противоположной силой его психики, той, которая вынуждает его, например, спровоцировать своего друга на дуэль. И трагедия Онегина в том, что он обречен мучиться, потому что не способен выбрать свое подлинное Я, но неспособен он его выбрать, потому что он устроен именно так. Онегин как будто заперт внутри своего устройства и обречен на свои онегинские муки. Татьяна также обречена мучиться, потому что наоборот не может себя предать, даже если это является жизненной необходимостью. Она может и хотела бы полюбить свою новую жизнь, избавиться тем самым от страданий, но она не может изменить своему Я. В этом она полностью противоположна Онегину.
Недавно я перечитал Онегина и мне кажется, что в процессе я нащупал интересный подход к Пушкину в целом. Главное – это полностью избавиться от всех представлений о Пушкине, полностью очиститься от поклонения Пушкину и увидеть его как современного автора. Представьте себе, что читаете какого-то современного писателя, которому, например, 32 года. Это сделать совсем несложно, потому что в нашу эпоху искусство настолько многообразно, настолько свободно с точки зрения выбора формы, что, как мне кажется, Пушкина очень легко увидеть в этом свете. Я говорю не о том, чтобы Пушкина рассматривать именно как писателя постмодерниста, который стилизует под золотой век, а увидеть его как современного писателя, который выбрал свою форму неиронично. Без этого восторженного фона Пушкин действительно производит очень сильное впечатление, но совсем не то, какое от него ждешь.
Я мало обращал внимание на онегинскую строфу, меня она интересовала меньше всего. Я вообще пытался читать Онегина именно как прозу и это помогло мне увидеть саму эту строфу как явление глубоко фоновое по отношению к действительно глубокой работе с повествованием и образами. Что бросается в глаза больше всего? Во-первых, это постоянная смена плана повествования, перемещение из истории в план личного взаимодействия с автором. То есть изнутри текста имеется рефлексия текста над самим собой. Было ощущение, будто мы с Пушкиным сидим у камина на даче, все дела уже сделаны и только потрескивает огонь, и Пушкин решил рассказать историю, периодически отступая от нее, отвлекаясь на размышления и порой даже интимные подробности. И говорит он стихами, будто это какое-то божество, которое способно порождать все это экспромтом. Осознание того, что есть фигура повествователя, почему-то вызывало во мне ощущение классичности и навевало морским воздухом Гомера, а порой мне даже казалось, что Пушкин уже поет под кифару, укрываясь от солнца в тени ливанского кедра.
Во-вторых, и это тоже что-то к Гомеру, в Онегине очень монументальна тема судьбы, хотя она устроена тут совсем иначе, чем в античности. Судьба в Онегине как будто амбивалентна, в ней нет однозначности. С одной стороны, имеется глубокое переживание трагичности человеческого выбора и того, что нельзя вернуться в прошлое, нельзя исправить того, что сделано и мы обречены всю жизнь нести на себе этот тяжелый груз своей свободы. Но, с другой стороны, в каком-то более глубоком смысле так оно и должно быть, вся эта трагичность необходима, она зарождается из условий, над которыми человек не властен.
В-третьих, конечно, есть невероятная глубина в образах Онегина и Татьяны. Онегин несет в себе парадокс: он как будто пытается жить эстетически по Кьеркегору, но в действительности это лишь контингентный элемент его внутренней жизни. На самом деле он человек абсолютно добрый, в нем чувствуется любовь и открытость. По этой причине он способен поступать этично по отношению к другим. Подлинная личность Онегина, в этом смысле, прекрасна и даже свята. Однако это ядро личности затмевается противоположной силой его психики, той, которая вынуждает его, например, спровоцировать своего друга на дуэль. И трагедия Онегина в том, что он обречен мучиться, потому что не способен выбрать свое подлинное Я, но неспособен он его выбрать, потому что он устроен именно так. Онегин как будто заперт внутри своего устройства и обречен на свои онегинские муки. Татьяна также обречена мучиться, потому что наоборот не может себя предать, даже если это является жизненной необходимостью. Она может и хотела бы полюбить свою новую жизнь, избавиться тем самым от страданий, но она не может изменить своему Я. В этом она полностью противоположна Онегину.
BY Ленивый Философ | Богдан Фауль
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"For Telegram, accountability has always been a problem, which is why it was so popular even before the full-scale war with far-right extremists and terrorists from all over the world," she told AFP from her safe house outside the Ukrainian capital. "The result is on this photo: fiery 'greetings' to the invaders," the Security Service of Ukraine wrote alongside a photo showing several military vehicles among plumes of black smoke. The Russian invasion of Ukraine has been a driving force in markets for the past few weeks. NEWS Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from kr
