Социология знания – одно из самых интригующих для меня направлений, которое занимается тем, почему мы верим в то, во что мы верим. Ведь действительно все, что мы якобы знаем, сначала было где-то сформулировано, затем выиграло конкуренцию у прочих версий и интерпретаций, затем как-то оказалось рядом с нами, затем – прошло «внутреннюю» фильтрацию, затем – оказалось нам полезным для чего-то, отчего запомнилось и стало нашим знанием. И к каждому такому этапу можно задать много вопросов: как исследовательских, о том, как это вообще устроено, так и личных, позволяющих понять, почему каждый из нас такой, какой он есть, и думает, что думает.
Социология знания важный элемент моей теории этничности: в конечном счете, «естественная» для нас идея, согласно которой люди делятся на народы, народы существуют такие-то, имеют такие-то характеристики и проч. – это тоже знание в какой-то момент приобретенное и в том или ином смысле полезное практически.
Но вот что интересно. Существует академическая традиция социологии знания, стоящая на фундаменте феноменологической социологии, феноменологии в целом, символического интеракционизма и проч. Но в той мере, в какой социология знания имеет важный прикладной, политический аспект – люди действуют исходя из того, во что они верят и, соответственно, для управления людьми, нужно сделать так, чтобы они во что-то поверили, более того, это «экономнее», чем заставлять их что-то делать – социология знания неизбежно является орудием в руках политиков и режимов, и тем эффективнее режим, чем больше он «стоит» на социологии знания. Но вряд ли [подставьте фамилию любого политика] так уж корпел над трудами [подставьте фамилию любого социолога знания] – социология знания в целом это довольно сложное с теоретической и языковой точки зрения направление. А значит, существуют разные, неакадемические, «вернакулярные» варианты социологии знания. «Конечно, это же называется пропаганда», скажете вы и будете правы. Но чтобы пропаганда работала, нужно, чтобы принципы, на которых она стоит, верным образом описывали бы реальность. А это уже социология знания, пусть она, что называется, об этом и не знает. Более того, в той мере, в какой эффективность академической (преимущественно западной) социологии в деле интерпретации реальности строго говоря, тоже не прошла всестороннюю проверку и скорее является объектом веры, далеко не факт, что такие, неакадемические, версии социологии знания, хуже, а теории в их рамках существуют более слабые. Отдельно интересен вопрос о фактическом соотношении между этими версиями социологии знания – читают ли друг друга, как относятся друг к другу, в чем сходятся, а чем различаются. Надо ли говорить, что описанные вопросы – вполне хороши для исследования в области… социологии знания.
Навеяно регулярно доносящимися новостями, что в МГУ открылась «прилепинская» магистратура, где уже полгода как готовят специалистов в области «информационного противоборства», и цитатами из преподавателей оттуда типа «Когнитивная война поглотила информационные войны как составляющую. На первый план выходят технологии, меняющие сознание человека».
Сам я, в общем, понимаю, какими именно местами академическая социология знания лучше, но, как говорится, землю пахать при желании и достаточном финансировании можно и каменным топором. Но чтобы получать это финансирование – нужно… быть хорошим социологом знания!
Социология знания – одно из самых интригующих для меня направлений, которое занимается тем, почему мы верим в то, во что мы верим. Ведь действительно все, что мы якобы знаем, сначала было где-то сформулировано, затем выиграло конкуренцию у прочих версий и интерпретаций, затем как-то оказалось рядом с нами, затем – прошло «внутреннюю» фильтрацию, затем – оказалось нам полезным для чего-то, отчего запомнилось и стало нашим знанием. И к каждому такому этапу можно задать много вопросов: как исследовательских, о том, как это вообще устроено, так и личных, позволяющих понять, почему каждый из нас такой, какой он есть, и думает, что думает.
Социология знания важный элемент моей теории этничности: в конечном счете, «естественная» для нас идея, согласно которой люди делятся на народы, народы существуют такие-то, имеют такие-то характеристики и проч. – это тоже знание в какой-то момент приобретенное и в том или ином смысле полезное практически.
Но вот что интересно. Существует академическая традиция социологии знания, стоящая на фундаменте феноменологической социологии, феноменологии в целом, символического интеракционизма и проч. Но в той мере, в какой социология знания имеет важный прикладной, политический аспект – люди действуют исходя из того, во что они верят и, соответственно, для управления людьми, нужно сделать так, чтобы они во что-то поверили, более того, это «экономнее», чем заставлять их что-то делать – социология знания неизбежно является орудием в руках политиков и режимов, и тем эффективнее режим, чем больше он «стоит» на социологии знания. Но вряд ли [подставьте фамилию любого политика] так уж корпел над трудами [подставьте фамилию любого социолога знания] – социология знания в целом это довольно сложное с теоретической и языковой точки зрения направление. А значит, существуют разные, неакадемические, «вернакулярные» варианты социологии знания. «Конечно, это же называется пропаганда», скажете вы и будете правы. Но чтобы пропаганда работала, нужно, чтобы принципы, на которых она стоит, верным образом описывали бы реальность. А это уже социология знания, пусть она, что называется, об этом и не знает. Более того, в той мере, в какой эффективность академической (преимущественно западной) социологии в деле интерпретации реальности строго говоря, тоже не прошла всестороннюю проверку и скорее является объектом веры, далеко не факт, что такие, неакадемические, версии социологии знания, хуже, а теории в их рамках существуют более слабые. Отдельно интересен вопрос о фактическом соотношении между этими версиями социологии знания – читают ли друг друга, как относятся друг к другу, в чем сходятся, а чем различаются. Надо ли говорить, что описанные вопросы – вполне хороши для исследования в области… социологии знания.
Навеяно регулярно доносящимися новостями, что в МГУ открылась «прилепинская» магистратура, где уже полгода как готовят специалистов в области «информационного противоборства», и цитатами из преподавателей оттуда типа «Когнитивная война поглотила информационные войны как составляющую. На первый план выходят технологии, меняющие сознание человека».
Сам я, в общем, понимаю, какими именно местами академическая социология знания лучше, но, как говорится, землю пахать при желании и достаточном финансировании можно и каменным топором. Но чтобы получать это финансирование – нужно… быть хорошим социологом знания!
BY Ethnically Clean Ponds
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Stocks dropped on Friday afternoon, as gains made earlier in the day on hopes for diplomatic progress between Russia and Ukraine turned to losses. Technology stocks were hit particularly hard by higher bond yields. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. Perpetrators of these scams will create a public group on Telegram to promote these investment packages that are usually accompanied by fake testimonies and sometimes advertised as being Shariah-compliant. Interested investors will be asked to directly message the representatives to begin investing in the various investment packages offered. In a message on his Telegram channel recently recounting the episode, Durov wrote: "I lost my company and my home, but would do it again – without hesitation." Markets continued to grapple with the economic and corporate earnings implications relating to the Russia-Ukraine conflict. “We have a ton of uncertainty right now,” said Stephanie Link, chief investment strategist and portfolio manager at Hightower Advisors. “We’re dealing with a war, we’re dealing with inflation. We don’t know what it means to earnings.”
from kr
