… Если, допустим, он отказывается признать существование того бога, в которого верят большинство язычников, например, физически существующего сверхчеловека, который является конкретным, физическим, человекоподобным существом, которое распоряжается судьбами, мирами и т.д.
Т.е. в некотором антропоморфном плане является отрицателем антропоморфной версии. Это на самом деле нормально и позитивно. Для некоторых верующих это будет как раз пример атеизма.
Вообще, если он отрицает идолов и пытается расчистить площадку для чего-то иного, то это атеизм, который носит пассионарный и подготовительный к такому уверованию, о котором я говорю характер.
Другое дело, если он является просто унылым агностиком, который говорит: что-то есть, но к нам это отношения не имеет. Или, например, страстно верит в материю и говорит: да, я верю в материю, которая сама себя развивает, становится в силу заложенных в неё свойств, разрабатывает сама из себя законы, которым сама же подчиняется, выводит наружу из личинки человека, из пыли галактики.
Если он во все это верит, то его положение безнадёжно, а если он отрицает всех идолов, но там ему говорят: «ты атеист», то он просто отрицает идолы и он жаждет прихода на место этого расчищенного пространства некой альтернативы, неведомого Бога, Которому был посвящён пустой постамент в Афинах.
Это другой атеизм, это атеизм, который одной ногой просто в исламе, потому что ислам начинается с утверждения ля Иллаха – нет Бога, а дальше илля Ллах – кроме того, который имеет имя Аллах, т. е. абсолютно определённого, уникального субъекта, но при этом Мухаммад Его раб и посланник, т.е. мы принимаем знания только через Мухаммада.
… Если, допустим, он отказывается признать существование того бога, в которого верят большинство язычников, например, физически существующего сверхчеловека, который является конкретным, физическим, человекоподобным существом, которое распоряжается судьбами, мирами и т.д.
Т.е. в некотором антропоморфном плане является отрицателем антропоморфной версии. Это на самом деле нормально и позитивно. Для некоторых верующих это будет как раз пример атеизма.
Вообще, если он отрицает идолов и пытается расчистить площадку для чего-то иного, то это атеизм, который носит пассионарный и подготовительный к такому уверованию, о котором я говорю характер.
Другое дело, если он является просто унылым агностиком, который говорит: что-то есть, но к нам это отношения не имеет. Или, например, страстно верит в материю и говорит: да, я верю в материю, которая сама себя развивает, становится в силу заложенных в неё свойств, разрабатывает сама из себя законы, которым сама же подчиняется, выводит наружу из личинки человека, из пыли галактики.
Если он во все это верит, то его положение безнадёжно, а если он отрицает всех идолов, но там ему говорят: «ты атеист», то он просто отрицает идолы и он жаждет прихода на место этого расчищенного пространства некой альтернативы, неведомого Бога, Которому был посвящён пустой постамент в Афинах.
Это другой атеизм, это атеизм, который одной ногой просто в исламе, потому что ислам начинается с утверждения ля Иллаха – нет Бога, а дальше илля Ллах – кроме того, который имеет имя Аллах, т. е. абсолютно определённого, уникального субъекта, но при этом Мухаммад Его раб и посланник, т.е. мы принимаем знания только через Мухаммада.
"There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war.
from kr
