Миссия Меншикова: на пути к войне
В 1853 г., в разгар спора о «святых местах», в Турцию был отправлен князь А. С. Меншиков, занимавший на тот момент пост морского министра. Что хорошо удавалось у Меншикова – так это чувствовать настроения царя. Отправляясь в Порту, князь понимал, что Николай склоняется к войне с Турцией. В Англии, Турции и Франции знали, что миссия Меншикова не ограничится обсуждением «святых мест».
После новости о посольстве Меншикова внутри английского правительства победу одержала группировка Пальмерстона и Кларендона, которые полагали, что Николаю с каждым шагом будет всё труднее сойти с опасного пути, на который он вступил, и что задача английской дипломатии – подталкивать царя всё дальше, доводя его до тупика, откуда выхода ему не будет.
О том, что роль Пальмерстона возрастает, указывает отправка в Турцию с миссией Стратфорда-Рэдклифа, ярого противника России. В его задачи входило следить за визитом Меншикова и консультировать турецкую сторону. Уже находясь в Турции, Рэдклиф порекомендовал туркам соглашаться на все пункты, предложенные Меншиковым, касающиеся «святых мест». Задачей Рэдклифа было показать миру, что даже если Россия получит уступки, она будет требовать большего. Так и произойдет в будущем.
Отправка Стратфорда-Рэдклифа в Константинополь дала понять туркам, что англичане и французы не собираются оставлять Порту без защиты. Более того, туркам прямо дали понять, что их одних не оставят и, если понадобится, готовы пустить в ход оружие. Однако несмотря на слова англичан и французов, турки не доверяли им полностью. Все ждали прибытия Стратфорда-Рэдклифа и Меншикова, чтобы по ситуации принимать решения.
11 февраля 1853 г. Меншиков простился с императором Николаем и выехал к месту назначения. 28 февраля «Громоносец» причалил к берегу Босфора и остановился у Топ-Хане. Первый визит Меншикова состоялся у великого визиря. Второй по церемониалу должен был быть сделан министру иностранных дел Фуад-эфенди, известному противнику России и стороннику Франции. Всё готовилось для приёма Меншикова, однако русский посол решил сразу показать, кто главный. Ещё на встрече с великим визирём он заявил, что категорически отказывается вести переговоры с Фуад-эфенди. Вскоре султан уволил министра и назначил вместо него Рифаат-пашу.
Конечной целью визита Меншикова была встреча с султаном, которому он передал письмо Николая, помеченное царём 24 января 1853 г. Само письмо было вежливым, но содержало угрозы. В нём царь рекомендовал султану не доверять его министрам, которые якобы обманывают лидера Турции, и призывал соблюдать права православной церкви. Николай I предупреждал о последствиях отказа выполнить требования Меншикова и предлагал союз, направленный против Франции.
Если сопоставить это письмо и письмо Николая австрийскому императору, отправленное примерно в то же время, можно увидеть, что царь рассматривал два сценария: Россия будет воевать либо в союзе с Турцией против Наполеона III, либо в союзе с Австрией против Турции. Первый вариант был идеальным, поскольку в войну против Франции могли бы вовлечься Австрия и Пруссия. Однако в любом случае Османская империя должна была подвергнуться разгрому и разделу, причём значительная часть её территории отходила бы России. Этот документ, скромно названный «проектом особого и секретного акта», ясно говорил и дивану, и султану об угрозе неминуемой опасности.
Турецкое руководство было недовольно масштабом уступок, которых требовал Николай. Их пугало не только то, что он настаивал на правах православной церкви и защите духовенства и населения в Молдове, Валахии, Сербии и других регионах. Главное, что Николай требовал закрепить договорённости трактатом – международным документом, нарушение которого давало России право вмешиваться во внутренние дела Османской империи.
Братья Гракхи
Портрет: А. С. Меншиков, Крюгер, Франц, 1851
В 1853 г., в разгар спора о «святых местах», в Турцию был отправлен князь А. С. Меншиков, занимавший на тот момент пост морского министра. Что хорошо удавалось у Меншикова – так это чувствовать настроения царя. Отправляясь в Порту, князь понимал, что Николай склоняется к войне с Турцией. В Англии, Турции и Франции знали, что миссия Меншикова не ограничится обсуждением «святых мест».
После новости о посольстве Меншикова внутри английского правительства победу одержала группировка Пальмерстона и Кларендона, которые полагали, что Николаю с каждым шагом будет всё труднее сойти с опасного пути, на который он вступил, и что задача английской дипломатии – подталкивать царя всё дальше, доводя его до тупика, откуда выхода ему не будет.
О том, что роль Пальмерстона возрастает, указывает отправка в Турцию с миссией Стратфорда-Рэдклифа, ярого противника России. В его задачи входило следить за визитом Меншикова и консультировать турецкую сторону. Уже находясь в Турции, Рэдклиф порекомендовал туркам соглашаться на все пункты, предложенные Меншиковым, касающиеся «святых мест». Задачей Рэдклифа было показать миру, что даже если Россия получит уступки, она будет требовать большего. Так и произойдет в будущем.
Отправка Стратфорда-Рэдклифа в Константинополь дала понять туркам, что англичане и французы не собираются оставлять Порту без защиты. Более того, туркам прямо дали понять, что их одних не оставят и, если понадобится, готовы пустить в ход оружие. Однако несмотря на слова англичан и французов, турки не доверяли им полностью. Все ждали прибытия Стратфорда-Рэдклифа и Меншикова, чтобы по ситуации принимать решения.
11 февраля 1853 г. Меншиков простился с императором Николаем и выехал к месту назначения. 28 февраля «Громоносец» причалил к берегу Босфора и остановился у Топ-Хане. Первый визит Меншикова состоялся у великого визиря. Второй по церемониалу должен был быть сделан министру иностранных дел Фуад-эфенди, известному противнику России и стороннику Франции. Всё готовилось для приёма Меншикова, однако русский посол решил сразу показать, кто главный. Ещё на встрече с великим визирём он заявил, что категорически отказывается вести переговоры с Фуад-эфенди. Вскоре султан уволил министра и назначил вместо него Рифаат-пашу.
Конечной целью визита Меншикова была встреча с султаном, которому он передал письмо Николая, помеченное царём 24 января 1853 г. Само письмо было вежливым, но содержало угрозы. В нём царь рекомендовал султану не доверять его министрам, которые якобы обманывают лидера Турции, и призывал соблюдать права православной церкви. Николай I предупреждал о последствиях отказа выполнить требования Меншикова и предлагал союз, направленный против Франции.
Если сопоставить это письмо и письмо Николая австрийскому императору, отправленное примерно в то же время, можно увидеть, что царь рассматривал два сценария: Россия будет воевать либо в союзе с Турцией против Наполеона III, либо в союзе с Австрией против Турции. Первый вариант был идеальным, поскольку в войну против Франции могли бы вовлечься Австрия и Пруссия. Однако в любом случае Османская империя должна была подвергнуться разгрому и разделу, причём значительная часть её территории отходила бы России. Этот документ, скромно названный «проектом особого и секретного акта», ясно говорил и дивану, и султану об угрозе неминуемой опасности.
Турецкое руководство было недовольно масштабом уступок, которых требовал Николай. Их пугало не только то, что он настаивал на правах православной церкви и защите духовенства и населения в Молдове, Валахии, Сербии и других регионах. Главное, что Николай требовал закрепить договорённости трактатом – международным документом, нарушение которого давало России право вмешиваться во внутренние дела Османской империи.
Братья Гракхи
Портрет: А. С. Меншиков, Крюгер, Франц, 1851
Маскарад и бойня: народное восстание в Дофине
В конце XVI века, когда Францию раздирали религиозные войны между католиками и протестантами, в атмосфере насилия и безвластия в одной из юго-восточных провинций – Дофине – возникло уникальное движение. Оно объединило простых горожан и селян не ради веры, а во имя мира и гражданских свобод.
С начала 1560-х годов Дофине постоянно страдала от набегов: города переходили из рук в руки – их занимали то католики, то гугеноты, то королевские солдаты, то просто разбойники. Людей пугали не столько сами сражения, сколько бесконечные поборы и грабежи. Больше всего страдало третье сословие – крестьяне, ремесленники и торговцы, на которых ложилось всё налоговое бремя, в то время как знать и духовенство были освобождены от выплат. Люди требовали справедливости – чтобы налоги зависели от имущества, а не от сословия.
Однако решением короля Генриха III в 1577 году в стране сохранили прежнюю фискальную систему, а религиозного мира достичь так и не удалось. Всё это вынудило местное население перейти к активным действиям.
Осенью 1578 года крестьяне деревни Донзер первыми решились на отчаянный шаг – организовали «унию» взаимопомощи и справедливости. Идея стремительно распространилась по всей области Дофине. Уже в декабре того же года в городе Монтелимар начались волнения. Но центральной точкой стал город Роман-сюр-Изер, где лидером движения стал Жан Серв по прозвищу Капитан Помье – городской патриот, харизматичный ремесленник и ветеран.
В январе–феврале 1579 года в Романе под его руководством установилась фактическая автономия: горожане изгнали солдат, захватили ратушу, патрулировали улицы, посадили в тюрьму сборщиков налогов. Помье призывал к союзу католиков и протестантов, звучали речи против дворянских привилегий и налогового неравенства.
Королевская армия не спешила вмешиваться: власть в Дофине была слаба, а Лига пользовалась широкой поддержкой. Более того, её участники даже помогли королевской власти вернуть контроль над крепостью Шато-Дубль, в которой засел одиозный капитан Ла Прад – печально известный наёмник и вымогатель.
В 1579 году королева Екатерина Медичи отправилась в Дофине, стараясь умиротворить охваченные напряжением города. Посетив Роман, она выслушала требования горожан, но вскоре отвергла их, полагая, что одного её присутствия достаточно для восстановления королевского авторитета. На деле это лишь усилило сопротивление: отказ восприняли как пренебрежение, и движение обрело новый импульс.
В течение 1579 года число сторонников Лиги неуклонно росло. Они требовали реформы налоговой системы, религиозного мира и расширения прав третьего сословия. Хотя Лига провозглашала лояльность королю, её участники арестовывали и убивали королевских чиновников, обвиняя их в коррупции.
Зимой 1579–1580 годов это вызвало раскол в Лиге. Более умеренные члены движения, включая дворянина Ла Роша, начали опасаться радикализации и стремительного роста влияния Капитана Помье.
Во время карнавала в феврале 1580 года, под прикрытием праздника, Ла Рош и его люди переоделись в шутов и солдат – и с оружием в руках проникли в ратушу. Этот маскарад стал ловушкой: доверие, безоружность и радость обернулись кровью. Помье был зверски убит прямо в здании городской власти, в самом сердце восстания. Предательство потрясло город – и стало сигналом к расправе.
Затем началась королевская карательная операция. Весной 1580 года Роман охватила резня: около 1500 сторонников Лиги – горожан, крестьян, ремесленников – были убиты, остальные подверглись арестам, пыткам и конфискациям. Выживших заставили публично каяться и присягнуть королю. Так Лига в Дофине закончилась – не сражением, а бойней после маскарада.
Для Франции Лига стала тревожным сигналом. Буржуазия, крестьяне и ремесленники были готовы к протесту – не в религиозной форме, а в социальной. Это предвосхищало общий кризис XVII века, выразившийся во Франции в почти ежегодных бунтах, а к середине века – в попытке Фронды преодолеть абсолютизм.
Фото: карнавал в городе Роман-сюр-Изер, наши дни
В конце XVI века, когда Францию раздирали религиозные войны между католиками и протестантами, в атмосфере насилия и безвластия в одной из юго-восточных провинций – Дофине – возникло уникальное движение. Оно объединило простых горожан и селян не ради веры, а во имя мира и гражданских свобод.
С начала 1560-х годов Дофине постоянно страдала от набегов: города переходили из рук в руки – их занимали то католики, то гугеноты, то королевские солдаты, то просто разбойники. Людей пугали не столько сами сражения, сколько бесконечные поборы и грабежи. Больше всего страдало третье сословие – крестьяне, ремесленники и торговцы, на которых ложилось всё налоговое бремя, в то время как знать и духовенство были освобождены от выплат. Люди требовали справедливости – чтобы налоги зависели от имущества, а не от сословия.
Однако решением короля Генриха III в 1577 году в стране сохранили прежнюю фискальную систему, а религиозного мира достичь так и не удалось. Всё это вынудило местное население перейти к активным действиям.
Осенью 1578 года крестьяне деревни Донзер первыми решились на отчаянный шаг – организовали «унию» взаимопомощи и справедливости. Идея стремительно распространилась по всей области Дофине. Уже в декабре того же года в городе Монтелимар начались волнения. Но центральной точкой стал город Роман-сюр-Изер, где лидером движения стал Жан Серв по прозвищу Капитан Помье – городской патриот, харизматичный ремесленник и ветеран.
В январе–феврале 1579 года в Романе под его руководством установилась фактическая автономия: горожане изгнали солдат, захватили ратушу, патрулировали улицы, посадили в тюрьму сборщиков налогов. Помье призывал к союзу католиков и протестантов, звучали речи против дворянских привилегий и налогового неравенства.
Королевская армия не спешила вмешиваться: власть в Дофине была слаба, а Лига пользовалась широкой поддержкой. Более того, её участники даже помогли королевской власти вернуть контроль над крепостью Шато-Дубль, в которой засел одиозный капитан Ла Прад – печально известный наёмник и вымогатель.
В 1579 году королева Екатерина Медичи отправилась в Дофине, стараясь умиротворить охваченные напряжением города. Посетив Роман, она выслушала требования горожан, но вскоре отвергла их, полагая, что одного её присутствия достаточно для восстановления королевского авторитета. На деле это лишь усилило сопротивление: отказ восприняли как пренебрежение, и движение обрело новый импульс.
В течение 1579 года число сторонников Лиги неуклонно росло. Они требовали реформы налоговой системы, религиозного мира и расширения прав третьего сословия. Хотя Лига провозглашала лояльность королю, её участники арестовывали и убивали королевских чиновников, обвиняя их в коррупции.
Зимой 1579–1580 годов это вызвало раскол в Лиге. Более умеренные члены движения, включая дворянина Ла Роша, начали опасаться радикализации и стремительного роста влияния Капитана Помье.
Во время карнавала в феврале 1580 года, под прикрытием праздника, Ла Рош и его люди переоделись в шутов и солдат – и с оружием в руках проникли в ратушу. Этот маскарад стал ловушкой: доверие, безоружность и радость обернулись кровью. Помье был зверски убит прямо в здании городской власти, в самом сердце восстания. Предательство потрясло город – и стало сигналом к расправе.
Затем началась королевская карательная операция. Весной 1580 года Роман охватила резня: около 1500 сторонников Лиги – горожан, крестьян, ремесленников – были убиты, остальные подверглись арестам, пыткам и конфискациям. Выживших заставили публично каяться и присягнуть королю. Так Лига в Дофине закончилась – не сражением, а бойней после маскарада.
Для Франции Лига стала тревожным сигналом. Буржуазия, крестьяне и ремесленники были готовы к протесту – не в религиозной форме, а в социальной. Это предвосхищало общий кризис XVII века, выразившийся во Франции в почти ежегодных бунтах, а к середине века – в попытке Фронды преодолеть абсолютизм.
Фото: карнавал в городе Роман-сюр-Изер, наши дни
Протестантская теология революции
В XVI–XVII вв. борьба между протестантами и католиками приобрела столь разрушительный характер, что в ряде случаев люди предпочитали забыть о религиозных различиях и объединялись в сопротивлении тиранической власти.
К такой ситуации привели не только интересы католических и протестантских суверенов, но и изначальный революционный заряд протестантизма. Именно из лютеранской среды вышли первые системные обоснования права (и обязанности!) сопротивления власти, позже приобретшие светский характер.
На раннем этапе Лютер действительно призывал к подчинению власти. Например, во время Крестьянской войны 1524–1525 гг. он открыто призывал имперские власти к подавлению восставших. Однако со временем, под влиянием политики Карла V и угрозы репрессий, его взгляды изменились. Уже в 1530-х годах виттенбергские богословы, включая Лютера, начали разрабатывать доктрину, согласно которой "низшие магистраты" (городские советы, князья) имеют право сопротивления в случае, если высшая власть нарушает божественный порядок.
Реализация доктрины проявилась по-разному. Нюрнберг, несмотря на симпатии к Реформации, отказался вступать в Шмалькальденский союз – военный и политический альянс протестантских князей и городов, созданный в 1531 году для защиты реформированной веры от репрессий. Город отверг сопротивление, мотивируя это тем, что власть исходит не от Бога, а от императора. На деле всё сводилось к прагматизму: город уже имел нужные привилегии и не хотел рисковать конфликтом с императором.
В отличие от Нюрнберга, Магдебург стал символом упорства. Город обладал сложным статусом: он подчинялся архиепископу, но пользовался правами свободного города. В 1524 году здесь началась Реформация, а в 1526 году Магдебург первым примкнул к протестантской лиге. После поражения Шмалькальденского союза в 1547 году и введения Аугсбургского интерима – временного соглашения, навязанного протестантам, которое обязывало их признать ряд католических обрядов, – город остался единственным, кто продолжал сопротивление.
В 1550 году магдебургские богословы опубликовали "Исповедание, наставление и предостережение", где изложили лютеранскую доктрину вооружённого сопротивления. В документе говорится:
"Когда высшая власть несправедливо прибегает к насилию, чтобы преследовать не только подданных, но и их божественные или естественные права; и когда она приостанавливает и уничтожает истинное учение и богослужение, тогда меньший магистрат обязан по воле Божьей защищать себя и своих подданных всеми возможными средствами от этой власти."
Магдебург выдержал осаду 1550–1551 годов и стал символом мужества. Его печатная пропаганда (более 140 публикаций за время осады), включающая памфлеты, письма и гимны, распространила идеи сопротивления по всей Европе.
На рубеже 1550-х годов идея права "низших магистратов" на сопротивление перешла от лютеран к кальвинистам. Теодор Беза, преемник Кальвина в Женеве, адаптировал магдебургскую доктрину в трактате "О праве магистратов", анонимно опубликованном в Лионе в 1550 году. Этот текст стал краеугольным камнем гугенотского сопротивления после Варфоломеевской ночи 1572 года – массовой резни гугенотов в Париже по приказу королевской власти.
Доктрина была воспринята и в Нидерландах, где протестанты специально искали обоснование для вооружённого сопротивления на основе магдебургских текстов. На ассамблее протестантских консисторий в Антверпене в 1566 году идеи Магдебурга звучали открыто. В Шотландии же, Джон Нокс также пользовался магдебургским Исповеданием, утверждая, что сопротивление тирану – не равно сопротивлению богу.
Таким образом, протестантские богословы подготовили юридическое обоснование неповиновения классической феодальной власти, открыв путь к массовым восстаниям и к формированию новых концепций легитимности и суверенитета.
Братья Гракхи
Гравюра: Шестнадцать самых важных протестантских реформаторов сидят за столом, прим. 1640 - 1684
В XVI–XVII вв. борьба между протестантами и католиками приобрела столь разрушительный характер, что в ряде случаев люди предпочитали забыть о религиозных различиях и объединялись в сопротивлении тиранической власти.
К такой ситуации привели не только интересы католических и протестантских суверенов, но и изначальный революционный заряд протестантизма. Именно из лютеранской среды вышли первые системные обоснования права (и обязанности!) сопротивления власти, позже приобретшие светский характер.
На раннем этапе Лютер действительно призывал к подчинению власти. Например, во время Крестьянской войны 1524–1525 гг. он открыто призывал имперские власти к подавлению восставших. Однако со временем, под влиянием политики Карла V и угрозы репрессий, его взгляды изменились. Уже в 1530-х годах виттенбергские богословы, включая Лютера, начали разрабатывать доктрину, согласно которой "низшие магистраты" (городские советы, князья) имеют право сопротивления в случае, если высшая власть нарушает божественный порядок.
Реализация доктрины проявилась по-разному. Нюрнберг, несмотря на симпатии к Реформации, отказался вступать в Шмалькальденский союз – военный и политический альянс протестантских князей и городов, созданный в 1531 году для защиты реформированной веры от репрессий. Город отверг сопротивление, мотивируя это тем, что власть исходит не от Бога, а от императора. На деле всё сводилось к прагматизму: город уже имел нужные привилегии и не хотел рисковать конфликтом с императором.
В отличие от Нюрнберга, Магдебург стал символом упорства. Город обладал сложным статусом: он подчинялся архиепископу, но пользовался правами свободного города. В 1524 году здесь началась Реформация, а в 1526 году Магдебург первым примкнул к протестантской лиге. После поражения Шмалькальденского союза в 1547 году и введения Аугсбургского интерима – временного соглашения, навязанного протестантам, которое обязывало их признать ряд католических обрядов, – город остался единственным, кто продолжал сопротивление.
В 1550 году магдебургские богословы опубликовали "Исповедание, наставление и предостережение", где изложили лютеранскую доктрину вооружённого сопротивления. В документе говорится:
"Когда высшая власть несправедливо прибегает к насилию, чтобы преследовать не только подданных, но и их божественные или естественные права; и когда она приостанавливает и уничтожает истинное учение и богослужение, тогда меньший магистрат обязан по воле Божьей защищать себя и своих подданных всеми возможными средствами от этой власти."
Магдебург выдержал осаду 1550–1551 годов и стал символом мужества. Его печатная пропаганда (более 140 публикаций за время осады), включающая памфлеты, письма и гимны, распространила идеи сопротивления по всей Европе.
На рубеже 1550-х годов идея права "низших магистратов" на сопротивление перешла от лютеран к кальвинистам. Теодор Беза, преемник Кальвина в Женеве, адаптировал магдебургскую доктрину в трактате "О праве магистратов", анонимно опубликованном в Лионе в 1550 году. Этот текст стал краеугольным камнем гугенотского сопротивления после Варфоломеевской ночи 1572 года – массовой резни гугенотов в Париже по приказу королевской власти.
Доктрина была воспринята и в Нидерландах, где протестанты специально искали обоснование для вооружённого сопротивления на основе магдебургских текстов. На ассамблее протестантских консисторий в Антверпене в 1566 году идеи Магдебурга звучали открыто. В Шотландии же, Джон Нокс также пользовался магдебургским Исповеданием, утверждая, что сопротивление тирану – не равно сопротивлению богу.
Таким образом, протестантские богословы подготовили юридическое обоснование неповиновения классической феодальной власти, открыв путь к массовым восстаниям и к формированию новых концепций легитимности и суверенитета.
Братья Гракхи
Гравюра: Шестнадцать самых важных протестантских реформаторов сидят за столом, прим. 1640 - 1684
Карл X: кардинал, который мог стать королём Франции
Имя Карла, кардинала де Бурбона, сегодня почти забыто. Однако его претензии на престол в конце XVI века стали искрой кризиса, определившего основы французской монархии. Между 1584 и 1594 годами Франция погрузилась в хаос, в центре которого оказался пожилой кардинал, провозглашённый королём под именем Карла X.
Кризис начался в 1584 году со смертью Франсуа, брата бездетного Генриха III и последнего представителя династии Валуа. По Салической правде, запрещавшей наследование по женской линии, престол переходил к лидеру протестантов-гуманистов, Генриху Наваррскому. Для католиков это было неприемлемо, и они решили возродить католическую Лигу времён религиозных войн.
Лига выдвинула альтернативу — 61-летнего Карла, кардинала де Бурбона, дядю Генриха Наваррского. Герцог Гиз, лидер католиков, считал его идеальной марионеткой: бездетный, аполитичный, но с формальными правами на престол.
Главным доводом Лиги стал «фундаментальный закон католичности»: французская монархия основана на католической вере, закреплённой ещё с крещения Хлодвига и его клятвы защищать веру. Этот закон, по мнению Лиги, важнее Салической правды.
Споры о наследовании начались ещё до смерти Франсуа, а в июле 1584 года, после его кончины, герцог Гиз подписал с посланником Филиппа II секретный Жуанвильский договор: Испания признала кардинала де Бурбона законным наследником французского трона.
Противостоявшие Лиге «политики» во главе с Пьером де Беллуа настаивали: Салическая правда выше религии — «даже безбожник не может быть исключён из наследования».
Лига, чувствуя слабость своей позиции, дополнила аргументы:
1. По римскому праву (якобы первичному во Франции) важна степень родства, а не первородство — кардинал ближе к Генриху III, чем Наваррский.
2. Салическая правда — языческий вымысел XIV века, недействительный в христианском королевстве. Это позволяло избрать нового короля через Генеральные штаты, возможно, даже герцога Гиза.
Но в итоге Лига неизменно упирала на главное: еретик не может быть королём, иначе рухнет само королевство.
Лига действовала решительно. В июле 1585 года Немурский договор, навязанный Генриху III, запрещал протестантизм и допуск гугенотов к государственным должностям. Папа Сикст V отлучил Генриха Наваррского от церкви, лишив его прав на престол. Началась Война трёх Генрихов — короля Франции, Генриха Наваррского и герцога Гиза. 12 мая 1588 года, после бегства Генриха III из захваченного Лигой Парижа, он подписал капитулянтский Эдикт об унии.
Тот закреплял: «ни один еретик или покровитель ереси не может быть признан королём». В августе Генрих III официально признал кардинала Бурбона «ближайшим родственником по крови». Карл де Бурбон получил поддержку папы, Филиппа II и самого короля.
Но в декабре 1588 года Генрих III нанес удар: герцог Гиз и его брат были убиты по его приказу, а кардинал Бурбон — арестован. Ярость Лиги вылилась в проповеди, оправдывавшие цареубийство. 1 августа 1589 года фанатик-монах убил Генриха III.
Лига получила шанс, но «король» Карл Бурбон оставался в плену у Генриха Наваррского, которого умирающий Генрих III признал своим преемником.
Невозможность короновать Карла в Реймсе (традиционном месте коронации) осложнила ситуацию. Хотя по Франции ходили монеты и гербы с именем «Карл X», а многие юристы признавали законность его правления, отсутствие коронованного монарха ослабило Лигу.
В мае 1590 года Карл Бурбон умер в плену. Лига потеряла единственного кандидата, однако проблема была снята самим Генрихом Наваррским: в 1593 году он отрёкся от протестантизма, а через год триумфально вошёл в Париж как Генрих IV.
Победа Генриха IV утвердила Салическую правду и принцип первородства, укрепив основы французской монархии и открыв путь к абсолютизму XVII века. Кардинал де Бурбон так и не стал королём, но его призрачное царствование подтолкнуло Францию к юридическому оформлению законов, которые в итоге отвергли его самого.
Братья Гракхи
Картина: «Генрих III пинает ногой труп герцога Гиза», художник Шарль Дюрюпт, первая половина XIX века
Имя Карла, кардинала де Бурбона, сегодня почти забыто. Однако его претензии на престол в конце XVI века стали искрой кризиса, определившего основы французской монархии. Между 1584 и 1594 годами Франция погрузилась в хаос, в центре которого оказался пожилой кардинал, провозглашённый королём под именем Карла X.
Кризис начался в 1584 году со смертью Франсуа, брата бездетного Генриха III и последнего представителя династии Валуа. По Салической правде, запрещавшей наследование по женской линии, престол переходил к лидеру протестантов-гуманистов, Генриху Наваррскому. Для католиков это было неприемлемо, и они решили возродить католическую Лигу времён религиозных войн.
Лига выдвинула альтернативу — 61-летнего Карла, кардинала де Бурбона, дядю Генриха Наваррского. Герцог Гиз, лидер католиков, считал его идеальной марионеткой: бездетный, аполитичный, но с формальными правами на престол.
Главным доводом Лиги стал «фундаментальный закон католичности»: французская монархия основана на католической вере, закреплённой ещё с крещения Хлодвига и его клятвы защищать веру. Этот закон, по мнению Лиги, важнее Салической правды.
Споры о наследовании начались ещё до смерти Франсуа, а в июле 1584 года, после его кончины, герцог Гиз подписал с посланником Филиппа II секретный Жуанвильский договор: Испания признала кардинала де Бурбона законным наследником французского трона.
Противостоявшие Лиге «политики» во главе с Пьером де Беллуа настаивали: Салическая правда выше религии — «даже безбожник не может быть исключён из наследования».
Лига, чувствуя слабость своей позиции, дополнила аргументы:
1. По римскому праву (якобы первичному во Франции) важна степень родства, а не первородство — кардинал ближе к Генриху III, чем Наваррский.
2. Салическая правда — языческий вымысел XIV века, недействительный в христианском королевстве. Это позволяло избрать нового короля через Генеральные штаты, возможно, даже герцога Гиза.
Но в итоге Лига неизменно упирала на главное: еретик не может быть королём, иначе рухнет само королевство.
Лига действовала решительно. В июле 1585 года Немурский договор, навязанный Генриху III, запрещал протестантизм и допуск гугенотов к государственным должностям. Папа Сикст V отлучил Генриха Наваррского от церкви, лишив его прав на престол. Началась Война трёх Генрихов — короля Франции, Генриха Наваррского и герцога Гиза. 12 мая 1588 года, после бегства Генриха III из захваченного Лигой Парижа, он подписал капитулянтский Эдикт об унии.
Тот закреплял: «ни один еретик или покровитель ереси не может быть признан королём». В августе Генрих III официально признал кардинала Бурбона «ближайшим родственником по крови». Карл де Бурбон получил поддержку папы, Филиппа II и самого короля.
Но в декабре 1588 года Генрих III нанес удар: герцог Гиз и его брат были убиты по его приказу, а кардинал Бурбон — арестован. Ярость Лиги вылилась в проповеди, оправдывавшие цареубийство. 1 августа 1589 года фанатик-монах убил Генриха III.
Лига получила шанс, но «король» Карл Бурбон оставался в плену у Генриха Наваррского, которого умирающий Генрих III признал своим преемником.
Невозможность короновать Карла в Реймсе (традиционном месте коронации) осложнила ситуацию. Хотя по Франции ходили монеты и гербы с именем «Карл X», а многие юристы признавали законность его правления, отсутствие коронованного монарха ослабило Лигу.
В мае 1590 года Карл Бурбон умер в плену. Лига потеряла единственного кандидата, однако проблема была снята самим Генрихом Наваррским: в 1593 году он отрёкся от протестантизма, а через год триумфально вошёл в Париж как Генрих IV.
Победа Генриха IV утвердила Салическую правду и принцип первородства, укрепив основы французской монархии и открыв путь к абсолютизму XVII века. Кардинал де Бурбон так и не стал королём, но его призрачное царствование подтолкнуло Францию к юридическому оформлению законов, которые в итоге отвергли его самого.
Братья Гракхи
Картина: «Генрих III пинает ногой труп герцога Гиза», художник Шарль Дюрюпт, первая половина XIX века
Конференция «Аркадия». Часть I
7 декабря 1941 года японцы напали на Перл-Харбор. 11–13 декабря 1941 года Германия и Италия объявили войну Соединённым Штатам. Министр иностранных дел Италии Чиано в своём дневнике записал, что Риббентроп был «очень доволен нападением японцев на Соединённые Штаты», а позже добавил, что «Муссолини был счастлив». Гитлер заявил своему штабу в Берхтесгадене, что американские солдаты – это лишь «банда хулиганов. Они не могут выдержать тягот войны. У них нет абсолютно никаких идеалов».
В то же время на декабрь были запланированы переговоры, ставшие известными под условным обозначением «Аркадия» (Первая Вашингтонская конференция). 22 декабря для переговоров в Вашингтон прибыл У. Черчилль. Первоначально британский премьер-министр должен был провести в Белом доме всего лишь неделю, а затем отправиться на два дня в Канаду, после чего – в Англию. Однако план был пересмотрен, и на родину Черчилль отправился 14 января. В период пребывания как в США, так и в Канаде, Черчилль много выступал. И поскольку он обладал отличными ораторскими способностями, некоторых людей из окружения Ф. Д. Рузвельта беспокоило, что выступления премьер-министра понизят рейтинг президента. Особенно обеспокоен этим был Стив Эрли, который вёл таблицу, показывающую колебания в численности аудитории, слушавшей выступления президента по радио. Однако самого Рузвельта это не беспокоило.
Сама конференция имела целью выработку совместной англо-американской стратегии в войне против фашистского блока на 1942–1943 годы. Как писал Р. Шервуд, «в Белом доме состоялось не менее восьми широких совещаний с участием президента, премьер-министра, военного и морского министров, Бивербрука, Гопкинса и английских и американских начальников штабов. Кроме того, состоялось 12 совещаний начальников штабов обеих сторон, заседавших самостоятельно в здании Федерального резервного управления».
Стоит отметить, что разговоры о совместной англо-американской стратегии велись и до «Аркадии». Ещё в августе 1940 года, в разгар битвы за Англию, между англичанами и американцами велись секретные совещания представителей штабов в Вашингтоне. Совместная стратегия была примерно очерчена уже тогда, однако носила предварительный и условный характер.
На протяжении всей конференции американский генерал Маршалл выступал за военный принцип единства усилий – создание «единого командования на каждом естественном театре», при котором все сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы союзных держав подчинялись бы единому командующему.
Британцы изначально выразили нежелание поддерживать этот шаг. Тем не менее Маршалл убедительно отстаивал важность единого контроля, способного преодолеть прерогативы служб и национальное соперничество для эффективного планирования и решительных действий.
В итоге предложение получило одобрение со стороны британцев, что привело к созданию Командования ABDA (Австралийско-Британско-Голландско-Американского). Это позволило объединить все британские и американские сухопутные, военно-морские и воздушные силы на театре военных действий под единым командующим.
Первым важным последствием Первой Вашингтонской конференции стала публикация Декларации Объединённых Наций (1 января 1942). Над текстом декларации активно работали представители всех стран, сражавшихся против Гитлера и его союзников по всему миру. Первоначально, кстати, в тексте декларации использовалось словосочетание «Объединённые державы», но в конце концов Рузвельт изменил его на «Объединённые нации».
В окончательном списке стран, подписавших декларацию, составленном лично президентом США, стояли: США, Соединённое Королевство, СССР, Китай, а затем в алфавитном порядке все остальные страны (включая латиноамериканские республики, которые уже объявили войну).
Братья Гракхи
Фото: Ф. Д. Рузвельт и У. Черчилль проводят совместную пресс-конференцию в кабинете президента 23 декабря 1941 года
7 декабря 1941 года японцы напали на Перл-Харбор. 11–13 декабря 1941 года Германия и Италия объявили войну Соединённым Штатам. Министр иностранных дел Италии Чиано в своём дневнике записал, что Риббентроп был «очень доволен нападением японцев на Соединённые Штаты», а позже добавил, что «Муссолини был счастлив». Гитлер заявил своему штабу в Берхтесгадене, что американские солдаты – это лишь «банда хулиганов. Они не могут выдержать тягот войны. У них нет абсолютно никаких идеалов».
В то же время на декабрь были запланированы переговоры, ставшие известными под условным обозначением «Аркадия» (Первая Вашингтонская конференция). 22 декабря для переговоров в Вашингтон прибыл У. Черчилль. Первоначально британский премьер-министр должен был провести в Белом доме всего лишь неделю, а затем отправиться на два дня в Канаду, после чего – в Англию. Однако план был пересмотрен, и на родину Черчилль отправился 14 января. В период пребывания как в США, так и в Канаде, Черчилль много выступал. И поскольку он обладал отличными ораторскими способностями, некоторых людей из окружения Ф. Д. Рузвельта беспокоило, что выступления премьер-министра понизят рейтинг президента. Особенно обеспокоен этим был Стив Эрли, который вёл таблицу, показывающую колебания в численности аудитории, слушавшей выступления президента по радио. Однако самого Рузвельта это не беспокоило.
Сама конференция имела целью выработку совместной англо-американской стратегии в войне против фашистского блока на 1942–1943 годы. Как писал Р. Шервуд, «в Белом доме состоялось не менее восьми широких совещаний с участием президента, премьер-министра, военного и морского министров, Бивербрука, Гопкинса и английских и американских начальников штабов. Кроме того, состоялось 12 совещаний начальников штабов обеих сторон, заседавших самостоятельно в здании Федерального резервного управления».
Стоит отметить, что разговоры о совместной англо-американской стратегии велись и до «Аркадии». Ещё в августе 1940 года, в разгар битвы за Англию, между англичанами и американцами велись секретные совещания представителей штабов в Вашингтоне. Совместная стратегия была примерно очерчена уже тогда, однако носила предварительный и условный характер.
На протяжении всей конференции американский генерал Маршалл выступал за военный принцип единства усилий – создание «единого командования на каждом естественном театре», при котором все сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы союзных держав подчинялись бы единому командующему.
Британцы изначально выразили нежелание поддерживать этот шаг. Тем не менее Маршалл убедительно отстаивал важность единого контроля, способного преодолеть прерогативы служб и национальное соперничество для эффективного планирования и решительных действий.
В итоге предложение получило одобрение со стороны британцев, что привело к созданию Командования ABDA (Австралийско-Британско-Голландско-Американского). Это позволило объединить все британские и американские сухопутные, военно-морские и воздушные силы на театре военных действий под единым командующим.
Первым важным последствием Первой Вашингтонской конференции стала публикация Декларации Объединённых Наций (1 января 1942). Над текстом декларации активно работали представители всех стран, сражавшихся против Гитлера и его союзников по всему миру. Первоначально, кстати, в тексте декларации использовалось словосочетание «Объединённые державы», но в конце концов Рузвельт изменил его на «Объединённые нации».
В окончательном списке стран, подписавших декларацию, составленном лично президентом США, стояли: США, Соединённое Королевство, СССР, Китай, а затем в алфавитном порядке все остальные страны (включая латиноамериканские республики, которые уже объявили войну).
Братья Гракхи
Фото: Ф. Д. Рузвельт и У. Черчилль проводят совместную пресс-конференцию в кабинете президента 23 декабря 1941 года
Конференция «Аркадия». Часть II
На конференции также было принято решение о создании Объединённого комитета начальников штабов. После этого американцы и англичане приступили к созданию объединённых органов, охватывающих весь круг вопросов, связанных с войной: комитета по распределению вооружений, комитета по урегулированию вопросов судоходства, комитета по сырью, комитета по продовольствию, комитета по производству и ресурсам.
Первый из этих органов, несомненно, был самым важным и в значительной степени контролировал решения других. Поэтому создание Комитета по распределению боеприпасов и вооружений вызвало более ожесточённые споры, чем любые другие вопросы.
Заместитель начальника английского имперского генерального штаба Дж. Н. Макреди предложил систему распределения, при которой мир фактически разделялся на две сферы влияния, причём США и Англия «заботились бы об удовлетворении нужд тех союзников, за кого каждая из этих стран взяла на себя ответственность». То есть США и Англия обзаводились своими протеже. К числу протеже США относились латиноамериканские страны и Китай, а к числу английских протеже – Франция и другие страны континентальной Европы, Турция и арабские государства, а также все английские колонии. Снабжение же России представляло отдельную проблему, которой надлежало заниматься США и Англии совместно.
Это предложение англичан было холодно принято американцами, поскольку его реализация означала бы, что всё распределение произведённых в Америке материалов для Европы, Африки и Среднего Востока шло бы через Лондон. В предпоследний день конференции из-за вопроса о Комитете по распределению даже сорвалось англо-американское заседание. Вопрос должен был решаться на самом высоком уровне.
Тогда Рузвельт предложил генералу Маршаллу идею, которую обсудил с Черчиллем: созданный комитет должен был быть разделён на две совершенно равные части. Одна, возглавляемая Гопкинсом, находилась в Вашингтоне, другая, возглавляемая Бивербруком, – в Лондоне. При этом комитет должен был стать отдельным органом, не входящим в Объединённый комитет начальников штабов. Генерал Маршалл был против, считая, что планировать военные операции, когда какой-то другой орган, не находящийся под контролем штаба, может отказать в выдаче необходимых материалов, невозможно. Маршалла поддержал Гопкинс. Англичане были против, но Рузвельт не отступал.
В итоге Гопкинс был назначен руководителем Комитета по распределению боеприпасов и вооружений, но сам комитет стал как «подкомитетом», как сам Гопкинс выразился, Объединённого комитета начальников штабов. Это решение было временным, однако таким образом комитет проработал до конца войны. Огромную роль в эффективной работе комитета сыграл Гопкинс, который умел разряжать англо-американские конфликты. Ему доверял Рузвельт и очень уважал Черчилль.
Меморандум Рузвельта – Черчилля о создании Комитета по распределению боеприпасов и вооружений предусматривал объединение всех запасов вооружения и максимально полный обмен информацией. В случае необходимости комитет должен был проводить совещания с представителями Советского Союза, Китая и других Объединённых Наций. В меморандуме также указывалось, что при возникновении острых разногласий их должны решать лично президент и премьер-министр. Поскольку меморандум был недостаточно конкретен, спор, возникший в результате предложения Макреди о системе «распределения материалов» «между протеже союзников», продолжался и приводил к серьёзным трудностям, особенно когда встал вопрос о предоставлении материалов по ленд-лизу Турции и французским войскам в Северной и Западной Африке. Всякий раз англичане утверждали, что поскольку страна, получающая материалы, входит в их орбиту, распределение должно производиться ими, а американцы настаивали, что никаких «орбит» не существует. Возникавшие споры порождали раздражение, но не приводили к серьёзному разладу. Гопкинс обычно вносил свои предложения, и его решение принималось как окончательное.
Братья Гракхи
Фото: заседание Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне, около 1943 года
На конференции также было принято решение о создании Объединённого комитета начальников штабов. После этого американцы и англичане приступили к созданию объединённых органов, охватывающих весь круг вопросов, связанных с войной: комитета по распределению вооружений, комитета по урегулированию вопросов судоходства, комитета по сырью, комитета по продовольствию, комитета по производству и ресурсам.
Первый из этих органов, несомненно, был самым важным и в значительной степени контролировал решения других. Поэтому создание Комитета по распределению боеприпасов и вооружений вызвало более ожесточённые споры, чем любые другие вопросы.
Заместитель начальника английского имперского генерального штаба Дж. Н. Макреди предложил систему распределения, при которой мир фактически разделялся на две сферы влияния, причём США и Англия «заботились бы об удовлетворении нужд тех союзников, за кого каждая из этих стран взяла на себя ответственность». То есть США и Англия обзаводились своими протеже. К числу протеже США относились латиноамериканские страны и Китай, а к числу английских протеже – Франция и другие страны континентальной Европы, Турция и арабские государства, а также все английские колонии. Снабжение же России представляло отдельную проблему, которой надлежало заниматься США и Англии совместно.
Это предложение англичан было холодно принято американцами, поскольку его реализация означала бы, что всё распределение произведённых в Америке материалов для Европы, Африки и Среднего Востока шло бы через Лондон. В предпоследний день конференции из-за вопроса о Комитете по распределению даже сорвалось англо-американское заседание. Вопрос должен был решаться на самом высоком уровне.
Тогда Рузвельт предложил генералу Маршаллу идею, которую обсудил с Черчиллем: созданный комитет должен был быть разделён на две совершенно равные части. Одна, возглавляемая Гопкинсом, находилась в Вашингтоне, другая, возглавляемая Бивербруком, – в Лондоне. При этом комитет должен был стать отдельным органом, не входящим в Объединённый комитет начальников штабов. Генерал Маршалл был против, считая, что планировать военные операции, когда какой-то другой орган, не находящийся под контролем штаба, может отказать в выдаче необходимых материалов, невозможно. Маршалла поддержал Гопкинс. Англичане были против, но Рузвельт не отступал.
В итоге Гопкинс был назначен руководителем Комитета по распределению боеприпасов и вооружений, но сам комитет стал как «подкомитетом», как сам Гопкинс выразился, Объединённого комитета начальников штабов. Это решение было временным, однако таким образом комитет проработал до конца войны. Огромную роль в эффективной работе комитета сыграл Гопкинс, который умел разряжать англо-американские конфликты. Ему доверял Рузвельт и очень уважал Черчилль.
Меморандум Рузвельта – Черчилля о создании Комитета по распределению боеприпасов и вооружений предусматривал объединение всех запасов вооружения и максимально полный обмен информацией. В случае необходимости комитет должен был проводить совещания с представителями Советского Союза, Китая и других Объединённых Наций. В меморандуме также указывалось, что при возникновении острых разногласий их должны решать лично президент и премьер-министр. Поскольку меморандум был недостаточно конкретен, спор, возникший в результате предложения Макреди о системе «распределения материалов» «между протеже союзников», продолжался и приводил к серьёзным трудностям, особенно когда встал вопрос о предоставлении материалов по ленд-лизу Турции и французским войскам в Северной и Западной Африке. Всякий раз англичане утверждали, что поскольку страна, получающая материалы, входит в их орбиту, распределение должно производиться ими, а американцы настаивали, что никаких «орбит» не существует. Возникавшие споры порождали раздражение, но не приводили к серьёзному разладу. Гопкинс обычно вносил свои предложения, и его решение принималось как окончательное.
Братья Гракхи
Фото: заседание Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне, около 1943 года
Что из себя представляет русификация захваченных территорий: кейс Бессарабии
В 1812 году Российская империя, по условиям Бухарестского мирного договора, аннексировала восточную часть Молдавского княжества, впоследствии названную Бессарабией. На новой территории, преимущественно заселённой нерусским населением (в 1817 году 95% жителей региона составляли румыны), предстояло проделать значительную работу для установления полноценного контроля.
Царское правительство немедленно приступило к преобразованию захваченной территории, проводя политику русификации, денационализации и колонизации. В Бессарабии была введена русская губернская администрация, а румынский язык в учреждениях региона постепенно заменялся русским.
Чтобы уменьшить недовольство румынского населения, часть которого бежала через Прут в Молдову, российское правительство предоставило краю автономию. Так, 23 июля 1812 года был принят первый законодательный акт о создании временной администрации в Бессарабии. Согласно ему, в бессарабской административной системе документы должны были составляться на двух языках: русском и румынском.
Однако автономия Бессарабии оказалась недолговечной. Николай I в 1828 году отменил большинство привилегий региона. В частности, русский язык стал единственным официальным в административной системе.
Местное население также практически не допускалось к высоким управленческим постам. Из 26 гражданских и военных губернаторов, работавших в этот период в Бессарабии, лишь Скарлат Стурдза был молдаванином; остальные были русскими или русифицированными лицами. Они привозили в Бессарабию многочисленных чиновников, которые не знали ни румынского языка, ни местных законов, ни обычаев, но занимали наиболее выгодные административные должности.
К 1897 году доля русскоговорящих в администрации Бессарабии (как в городских, так и в сельских районах) составляла 58% (1 725 человек). На втором месте были говорящие на украинском языке (17,7% или 525 человек). Лишь 10,2% (304 человека) сотрудников администрации являлись местными жителями. Кроме того, в региональной администрации работало множество поляков (7,4% или 221 человек), болгар (2,1% или 62 человека) и евреев (2,1% или 61 человек).
Местная бессарабская знать и значительная часть населения, особенно в первые годы после аннексии, были недовольны происходящим. Местные бояре неоднократно обращались в Санкт-Петербург с просьбами разрешить использование родного языка большинства населения в администрации и других важных сферах, но неизменно получали отказ.
Поскольку после аннексии (1812 год) румынский язык был ограничен в использовании и в конечном итоге вытеснен русским, его состояние ухудшилось. Русские чиновники не владели румынским языком, а местные – русским. Это привело к трансформации местного румынского языка, в который стали активно проникать русские слова и выражения. В обиходе закрепились такие русизмы, как cniga вместо registru («реестр»), nacealnik вместо șef («начальник»), nadel («участок земли»), ostanofcă вместо întrerupere («остановка»), zasedatel вместо membru ales («выборное лицо»), prisustvie вместо instituție publică («государственное учреждение»), sovetnik вместо consilier («советник»), uprava вместо comitet executive («исполнительный комитет») и другие.
Братья Гракхи
Карта: территориальные изменения по Бухарестскому мирному договору 1812 года. Заштрихована восточная часть Молдавского княжества, территория между реками Прут и Днестр
В 1812 году Российская империя, по условиям Бухарестского мирного договора, аннексировала восточную часть Молдавского княжества, впоследствии названную Бессарабией. На новой территории, преимущественно заселённой нерусским населением (в 1817 году 95% жителей региона составляли румыны), предстояло проделать значительную работу для установления полноценного контроля.
Царское правительство немедленно приступило к преобразованию захваченной территории, проводя политику русификации, денационализации и колонизации. В Бессарабии была введена русская губернская администрация, а румынский язык в учреждениях региона постепенно заменялся русским.
Чтобы уменьшить недовольство румынского населения, часть которого бежала через Прут в Молдову, российское правительство предоставило краю автономию. Так, 23 июля 1812 года был принят первый законодательный акт о создании временной администрации в Бессарабии. Согласно ему, в бессарабской административной системе документы должны были составляться на двух языках: русском и румынском.
Однако автономия Бессарабии оказалась недолговечной. Николай I в 1828 году отменил большинство привилегий региона. В частности, русский язык стал единственным официальным в административной системе.
Местное население также практически не допускалось к высоким управленческим постам. Из 26 гражданских и военных губернаторов, работавших в этот период в Бессарабии, лишь Скарлат Стурдза был молдаванином; остальные были русскими или русифицированными лицами. Они привозили в Бессарабию многочисленных чиновников, которые не знали ни румынского языка, ни местных законов, ни обычаев, но занимали наиболее выгодные административные должности.
К 1897 году доля русскоговорящих в администрации Бессарабии (как в городских, так и в сельских районах) составляла 58% (1 725 человек). На втором месте были говорящие на украинском языке (17,7% или 525 человек). Лишь 10,2% (304 человека) сотрудников администрации являлись местными жителями. Кроме того, в региональной администрации работало множество поляков (7,4% или 221 человек), болгар (2,1% или 62 человека) и евреев (2,1% или 61 человек).
Местная бессарабская знать и значительная часть населения, особенно в первые годы после аннексии, были недовольны происходящим. Местные бояре неоднократно обращались в Санкт-Петербург с просьбами разрешить использование родного языка большинства населения в администрации и других важных сферах, но неизменно получали отказ.
Поскольку после аннексии (1812 год) румынский язык был ограничен в использовании и в конечном итоге вытеснен русским, его состояние ухудшилось. Русские чиновники не владели румынским языком, а местные – русским. Это привело к трансформации местного румынского языка, в который стали активно проникать русские слова и выражения. В обиходе закрепились такие русизмы, как cniga вместо registru («реестр»), nacealnik вместо șef («начальник»), nadel («участок земли»), ostanofcă вместо întrerupere («остановка»), zasedatel вместо membru ales («выборное лицо»), prisustvie вместо instituție publică («государственное учреждение»), sovetnik вместо consilier («советник»), uprava вместо comitet executive («исполнительный комитет») и другие.
Братья Гракхи
Карта: территориальные изменения по Бухарестскому мирному договору 1812 года. Заштрихована восточная часть Молдавского княжества, территория между реками Прут и Днестр
Взлёт и упадок средневековых парламентов
В 1188 году в королевстве Леон на северо-западе Испании произошло событие, считающееся началом европейского парламентаризма. Молодой король Альфонсо IX созвал необычное собрание: вместе с епископами и знатью участвовали избранные горожане — купцы и зажиточные жители. Так появились первые Кортесы Леона — прообраз будущих парламентов.
Парламенты – средневековое изобретение, возникшее как результат столкновения феодального порядка с возрождением городов. Власть короля часто была ограничена: земли и ресурсы контролировали вассалы, и для получения средств на войну или управление монархам приходилось договариваться.
Но настоящий прорыв наступил, когда совещания монарха стали регулярными, а к ним начали привлекать представителей городов. Первыми это сделали именно в Испании, чему способствовала Реконкиста. Отвоёвывая земли у мусульман, короли Леона и Кастилии стремились заселить их лояльным населением, обещая защиту собственности, прав и участие в управлении.
Со временем подобные институты распространились по всей Европе: Кортесы в Испании и Португалии, Парламент в Англии, Сейм в Польше, Риксдаг в Швеции, Генеральные штаты во Франции, Диеты в германских землях, Земские соборы в России. В центре их повестки стояли налоги: монархи просили деньги, а сословия выдвигали условия.
Уже в XII веке обсуждались темы, актуальные и сегодня. В Леоне в 1188 году горожане добились от короля обещания не портить монету – это был ранний аналог борьбы с инфляцией, особенно чувствительной для торговли.
Однако функции парламентов не ограничивались финансами. Они утверждали законы, влияли на решения о войне и мире, а порой и на судьбу монарха. Так, в 1598 году Земский собор избрал на российский престол Бориса Годунова.
К XV веку представительные собрания действовали равно активно почти во всей Европе. Но уже в XVI веке начался раскол: в одних регионах парламенты усиливались, в других – угасали.
На севере – в Англии, Нидерландах, Швеции – парламенты стали опорой политической системы. Английский парламент, пройдя через гражданскую войну 1640-х годов и Славную революцию 1688 года, добился контроля над монархией. В Нидерландах Генеральные штаты и вовсе стали центром власти: здесь возникла первая в Европе устойчивая республика.
А вот на юге всё сложилось иначе. Во Франции после 1439 года король получил право вводить налоги без одобрения Генеральных штатов, которые вскоре перестали созываться. В Испании приток серебра из Америки позволил короне править без Кортесов.
В некоторых странах парламенты и вовсе не возникли. В Византии и Османской империи не существовало сильной городской буржуазии – некому было требовать прав. В Северной Италии, напротив, города сами стали государствами и управлялись выборными органами – без нужды в общегосударственном парламенте.
Философ XVIII века Шарль Монтескьё писал: «Монархия пребывает в состоянии напряжения, которое всегда перерастает в деспотизм или республиканизм: власть никогда не может быть поровну разделена между народом и князем».
Действительно, смешанные системы редко были устойчивыми и часто приводили к гражданским конфликтам, где, как правило, побеждала централизованная власть – у неё были армия и репрессивный аппарат.
Но именно те страны, где парламенты выжили и окрепли, стали локомотивами экономического роста. Эмпирические исследования показывают устойчивую связь между развитием парламентаризма и экономическим подъёмом – особенно в Англии, Нидерландах и Швеции.
За счёт ограничения произвола власти, защиты собственности, справедливого налогообложения и постоянного совершенствования институтов такие системы стимулировали развитие.
Современные парламенты, выражающие всенародный суверенитет, сильно отличаются от средневековых собраний. Но их корни – в страхе монархов потерять власть и в столкновении интересов знати, духовенства и городов. Именно тогда зародилась политическая культура, без которой невозможно представить современную демократию.
Братья Гракхи
Картина: Фернандо II Арагонский председательствует на заседании Кортесов, 1495 г.
В 1188 году в королевстве Леон на северо-западе Испании произошло событие, считающееся началом европейского парламентаризма. Молодой король Альфонсо IX созвал необычное собрание: вместе с епископами и знатью участвовали избранные горожане — купцы и зажиточные жители. Так появились первые Кортесы Леона — прообраз будущих парламентов.
Парламенты – средневековое изобретение, возникшее как результат столкновения феодального порядка с возрождением городов. Власть короля часто была ограничена: земли и ресурсы контролировали вассалы, и для получения средств на войну или управление монархам приходилось договариваться.
Но настоящий прорыв наступил, когда совещания монарха стали регулярными, а к ним начали привлекать представителей городов. Первыми это сделали именно в Испании, чему способствовала Реконкиста. Отвоёвывая земли у мусульман, короли Леона и Кастилии стремились заселить их лояльным населением, обещая защиту собственности, прав и участие в управлении.
Со временем подобные институты распространились по всей Европе: Кортесы в Испании и Португалии, Парламент в Англии, Сейм в Польше, Риксдаг в Швеции, Генеральные штаты во Франции, Диеты в германских землях, Земские соборы в России. В центре их повестки стояли налоги: монархи просили деньги, а сословия выдвигали условия.
Уже в XII веке обсуждались темы, актуальные и сегодня. В Леоне в 1188 году горожане добились от короля обещания не портить монету – это был ранний аналог борьбы с инфляцией, особенно чувствительной для торговли.
Однако функции парламентов не ограничивались финансами. Они утверждали законы, влияли на решения о войне и мире, а порой и на судьбу монарха. Так, в 1598 году Земский собор избрал на российский престол Бориса Годунова.
К XV веку представительные собрания действовали равно активно почти во всей Европе. Но уже в XVI веке начался раскол: в одних регионах парламенты усиливались, в других – угасали.
На севере – в Англии, Нидерландах, Швеции – парламенты стали опорой политической системы. Английский парламент, пройдя через гражданскую войну 1640-х годов и Славную революцию 1688 года, добился контроля над монархией. В Нидерландах Генеральные штаты и вовсе стали центром власти: здесь возникла первая в Европе устойчивая республика.
А вот на юге всё сложилось иначе. Во Франции после 1439 года король получил право вводить налоги без одобрения Генеральных штатов, которые вскоре перестали созываться. В Испании приток серебра из Америки позволил короне править без Кортесов.
В некоторых странах парламенты и вовсе не возникли. В Византии и Османской империи не существовало сильной городской буржуазии – некому было требовать прав. В Северной Италии, напротив, города сами стали государствами и управлялись выборными органами – без нужды в общегосударственном парламенте.
Философ XVIII века Шарль Монтескьё писал: «Монархия пребывает в состоянии напряжения, которое всегда перерастает в деспотизм или республиканизм: власть никогда не может быть поровну разделена между народом и князем».
Действительно, смешанные системы редко были устойчивыми и часто приводили к гражданским конфликтам, где, как правило, побеждала централизованная власть – у неё были армия и репрессивный аппарат.
Но именно те страны, где парламенты выжили и окрепли, стали локомотивами экономического роста. Эмпирические исследования показывают устойчивую связь между развитием парламентаризма и экономическим подъёмом – особенно в Англии, Нидерландах и Швеции.
За счёт ограничения произвола власти, защиты собственности, справедливого налогообложения и постоянного совершенствования институтов такие системы стимулировали развитие.
Современные парламенты, выражающие всенародный суверенитет, сильно отличаются от средневековых собраний. Но их корни – в страхе монархов потерять власть и в столкновении интересов знати, духовенства и городов. Именно тогда зародилась политическая культура, без которой невозможно представить современную демократию.
Братья Гракхи
Картина: Фернандо II Арагонский председательствует на заседании Кортесов, 1495 г.
Истоки английского парламента
Английский историк XIX века лорд Актон писал, что Англию спасла не изоляция и не дух свободы, а «тупая верность» политической системе, сложившейся ещё в феодальную эпоху.
Как мы уже отмечали, оплот современных демократий зародился в условиях феодализма – и одним из наиболее успешных примеров его развития стала Англия. Уже в англосаксонское время королевская власть ограничивалась советом – witenagemot, собранием «мудрых людей». После нормандского завоевания эта традиция получила новое развитие: вассалы собирались на Великий совет, как того требовало феодальное право.
В XII веке при Генрихе II королевская власть усилилась, а управление стало более профессиональным: ключевые посты занимали не знать, а образованные люди. Появился постоянный королевский совет – прообраз будущего правительства. При этом трижды в год продолжали собираться Великие советы – на Рождество, Пасху и Пятидесятницу. Так в Англии сложилась двоичная модель власти: с одной стороны – общее собрание (парламент), с другой – постоянный исполнительный орган (правительство).
В XIII веке парламент приобрёл политическое значение. При Генрихе III недовольство злоупотреблениями фаворитов и финансовым произволом вызвало баронское движение за реформы. В 1258 году Оксфордские провизии обязали короля собирать парламент трижды в год и решать важные вопросы с согласия советников. В 1265 году лидер восстания баронов Симон де Монфор созвал парламент, куда впервые пригласили не только рыцарей, но и представителей городов. Хотя баронское движение вскоре было подавлено, этот созыв стал прецедентом.
Эдуард I (1272–1307), вернувшись из крестового похода, оценил важность регулярных собраний. В 1295 году он созвал «образцовый парламент», пригласив не только знать и духовенство, но и по два представителя от каждого города. Повестка включала формулу: «То, что касается всех, должно быть одобрено всеми». Это собрание заложило структуру будущего двухпалатного парламента – палаты лордов и палаты общин.
При неудачном правлении Эдуарда II (1307–1327) парламент стал ареной его борьбы с баронами. Ненависть к фавориту короля Пирсу Гэвестону привела к акту 1311 года, согласно которому главные министры назначались только с согласия парламента. Тогда же была закреплена обязанность собирать парламент не реже двух раз в год. В 1327 году Эдуард II был смещён, а его отречение оформлено решением парламента с участием палаты общин. Это был первый случай, когда парламент сверг монарха.
При Эдуарде III (1327–1377), на фоне Столетней войны, парламент стал ключевым источником финансов. За 50 лет было созвано 48 парламентов. С 1340 года палата общин начала прикладывать к документам о субсидиях списки жалоб и требований, а в 1348 году потребовала, чтобы их рассматривали до обсуждения налогов.
Тем не менее, короли всё ещё могли менять содержание петиций при превращении их в законы. В 1414 году палата общин заявила, что участвует не только в подаче жалоб, но и в законодательстве. Формально это не признали, но петиции начали составляться в виде законопроектов, что затрудняло их изменение. При Генрихе IV и Генрихе V парламент достиг расцвета: почти все важнейшие статуты основывались на предложениях палаты общин, а сам парламент стал ежегодным и активно участвовал в законотворчестве.
Однако 1415 году, после победы при Азенкуре, парламент допустил стратегическую ошибку – даровал королю право пожизненно собирать основные пошлины. Повторив эту практику в 1453 году при Генрихе VI, он утратил главный рычаг влияния – финансовый контроль.
С этого момента начинается упадок парламента. Генрих VII (1485–1509) за 24 года правления созвал лишь семь парламентов – и гордился этим. Законодательные инициативы исходили почти исключительно от короля и его совета. Палата общин теряла политическое влияние, а вся активность концентрировалась в рамках исполнительной власти. Преодолён этот кризис будет окончательно лишь после революции XVII века.
Братья Гракхи
Иллюстрация: Парламент Эдуарда I
Английский историк XIX века лорд Актон писал, что Англию спасла не изоляция и не дух свободы, а «тупая верность» политической системе, сложившейся ещё в феодальную эпоху.
Как мы уже отмечали, оплот современных демократий зародился в условиях феодализма – и одним из наиболее успешных примеров его развития стала Англия. Уже в англосаксонское время королевская власть ограничивалась советом – witenagemot, собранием «мудрых людей». После нормандского завоевания эта традиция получила новое развитие: вассалы собирались на Великий совет, как того требовало феодальное право.
В XII веке при Генрихе II королевская власть усилилась, а управление стало более профессиональным: ключевые посты занимали не знать, а образованные люди. Появился постоянный королевский совет – прообраз будущего правительства. При этом трижды в год продолжали собираться Великие советы – на Рождество, Пасху и Пятидесятницу. Так в Англии сложилась двоичная модель власти: с одной стороны – общее собрание (парламент), с другой – постоянный исполнительный орган (правительство).
В XIII веке парламент приобрёл политическое значение. При Генрихе III недовольство злоупотреблениями фаворитов и финансовым произволом вызвало баронское движение за реформы. В 1258 году Оксфордские провизии обязали короля собирать парламент трижды в год и решать важные вопросы с согласия советников. В 1265 году лидер восстания баронов Симон де Монфор созвал парламент, куда впервые пригласили не только рыцарей, но и представителей городов. Хотя баронское движение вскоре было подавлено, этот созыв стал прецедентом.
Эдуард I (1272–1307), вернувшись из крестового похода, оценил важность регулярных собраний. В 1295 году он созвал «образцовый парламент», пригласив не только знать и духовенство, но и по два представителя от каждого города. Повестка включала формулу: «То, что касается всех, должно быть одобрено всеми». Это собрание заложило структуру будущего двухпалатного парламента – палаты лордов и палаты общин.
При неудачном правлении Эдуарда II (1307–1327) парламент стал ареной его борьбы с баронами. Ненависть к фавориту короля Пирсу Гэвестону привела к акту 1311 года, согласно которому главные министры назначались только с согласия парламента. Тогда же была закреплена обязанность собирать парламент не реже двух раз в год. В 1327 году Эдуард II был смещён, а его отречение оформлено решением парламента с участием палаты общин. Это был первый случай, когда парламент сверг монарха.
При Эдуарде III (1327–1377), на фоне Столетней войны, парламент стал ключевым источником финансов. За 50 лет было созвано 48 парламентов. С 1340 года палата общин начала прикладывать к документам о субсидиях списки жалоб и требований, а в 1348 году потребовала, чтобы их рассматривали до обсуждения налогов.
Тем не менее, короли всё ещё могли менять содержание петиций при превращении их в законы. В 1414 году палата общин заявила, что участвует не только в подаче жалоб, но и в законодательстве. Формально это не признали, но петиции начали составляться в виде законопроектов, что затрудняло их изменение. При Генрихе IV и Генрихе V парламент достиг расцвета: почти все важнейшие статуты основывались на предложениях палаты общин, а сам парламент стал ежегодным и активно участвовал в законотворчестве.
Однако 1415 году, после победы при Азенкуре, парламент допустил стратегическую ошибку – даровал королю право пожизненно собирать основные пошлины. Повторив эту практику в 1453 году при Генрихе VI, он утратил главный рычаг влияния – финансовый контроль.
С этого момента начинается упадок парламента. Генрих VII (1485–1509) за 24 года правления созвал лишь семь парламентов – и гордился этим. Законодательные инициативы исходили почти исключительно от короля и его совета. Палата общин теряла политическое влияние, а вся активность концентрировалась в рамках исполнительной власти. Преодолён этот кризис будет окончательно лишь после революции XVII века.
Братья Гракхи
Иллюстрация: Парламент Эдуарда I
📚 Подборка каналов для развития и просвещения 📝
Ищете места, где можно узнать что-то новое и интересное? Вот подборка каналов, которые раскроют перед вами новые горизонты знаний:
🌃УРБАН ХИСТОРИ - канал про историю городов, горожан и их быта
🏴 "THE DILETTANTES’ SOCIETY" — ВАШ БИЛЕТ В АНГЛИЮ XV - XVII ВЕКОВ! Это не просто канал — это сообщество для тех, кто хочет открывать историю через людей, искусство и подлинные события прошлого. Подписывайтесь и путешествуйте во времени вместе с нами!
📚🔍БРАТЬЯ ГРАКХИ – Канал, где прошлое говорит о будущем. Мы раскрываем неизвестные стороны важнейших событий и процессов, рассказываем о личностях, олицетворивших эпоху, и фактах, определивших настоящее.
📊 🗳NONPARTISIAN – автор объясняет политику с опорой на историю и социальные науки. Вместо новостных заголовков – политические процессы и механизмы, что стоят за ними
🇷🇺 🇷🇺 ИГОРЬ ГОТИН — исторический канал, в котором я рассказываю о ключевых событиях прошлого и настоящего понятным языком🧐 Здесь мы говорим о великих людях, войнах, памятниках и городах. В канале регулярно размещаются ссылки на полезные книги и сервисы, а так же проходят викторины и розыгрыши
🗂А если вы хотите подписаться сразу на все каналы из подборки за один клик, то мы собрали для вас ПАПКУ! 🚀
Ищете места, где можно узнать что-то новое и интересное? Вот подборка каналов, которые раскроют перед вами новые горизонты знаний:
🌃УРБАН ХИСТОРИ - канал про историю городов, горожан и их быта
📚🔍БРАТЬЯ ГРАКХИ – Канал, где прошлое говорит о будущем. Мы раскрываем неизвестные стороны важнейших событий и процессов, рассказываем о личностях, олицетворивших эпоху, и фактах, определивших настоящее.
📊 🗳NONPARTISIAN – автор объясняет политику с опорой на историю и социальные науки. Вместо новостных заголовков – политические процессы и механизмы, что стоят за ними
🗂А если вы хотите подписаться сразу на все каналы из подборки за один клик, то мы собрали для вас ПАПКУ! 🚀
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
210 лет назад, 18 июня 1815 года, английские и прусские войска разгромили армию Наполеона Бонапарта в битве при Ватерлоо. Это сражение стало финалом знаменитых «ста дней» Наполеона и окончательным поражением его армии.
Неудивительно, что такое важное событие нашло отражение в произведениях многих художников. Предлагаем ознакомиться с, на наш субъективный взгляд, лучшими картинами, посвящёнными битве при Ватерлоо.
1. «Битва при Ватерлоо, 1815» Уильяма Сэдлера. Картина Сэдлера о британской пехоте на Ватерлоо передаёт хаос сражения и даёт представление о том, как могли выглядеть солдаты среди клубов дыма.
2. «Шотландия вперёд!» леди Элизабет Батлер. Работа леди Батлер, изображающая атаку шотландских серых драгун, великолепно передаёт ужас и движение лошадей. Однако в реальности шотландские драгуны не поднимались выше лёгкого галопа из-за размякшей земли на поле боя.
3. «Угумон» Роберта Гибба. Картина Гибба, изображающая закрытие ворот фермы Угумон, передаёт отчаяние защитников этого укрепления в поздний час сражения.
4. «Британские каре против атаки французских кирасир» Феликса Филиппото. Картина Филиппото показывает, как французская тяжёлая кавалерия обрушивается на британские каре подобно огромной человеческой волне. Эти плотные построения выдерживали множество атак в течение 18 июня 1815 года.
5. «Прусская атака на Плансенуа» Адольфа Нортерна. В этом редком изображении уличных боёв Нортерн передаёт отчаянные атаки пруссаков на Плансенуа. Успех пруссаков на фланге французской армии, несомненно, повлиял на судьбу Наполеона.
6. «Вечер после битвы при Ватерлоо» Эрнеста Крофтса. Крофтс создал несколько сцен на тему Ватерлоо. На этой картине изображены события, развернувшиеся сразу после сражения: адъютанты убеждают Наполеона покинуть поле боя на карете. Наполеон же решил остаться и сражаться вместе с оставшимися бойцами Старой гвардии.
Братья Гракхи
Неудивительно, что такое важное событие нашло отражение в произведениях многих художников. Предлагаем ознакомиться с, на наш субъективный взгляд, лучшими картинами, посвящёнными битве при Ватерлоо.
1. «Битва при Ватерлоо, 1815» Уильяма Сэдлера. Картина Сэдлера о британской пехоте на Ватерлоо передаёт хаос сражения и даёт представление о том, как могли выглядеть солдаты среди клубов дыма.
2. «Шотландия вперёд!» леди Элизабет Батлер. Работа леди Батлер, изображающая атаку шотландских серых драгун, великолепно передаёт ужас и движение лошадей. Однако в реальности шотландские драгуны не поднимались выше лёгкого галопа из-за размякшей земли на поле боя.
3. «Угумон» Роберта Гибба. Картина Гибба, изображающая закрытие ворот фермы Угумон, передаёт отчаяние защитников этого укрепления в поздний час сражения.
4. «Британские каре против атаки французских кирасир» Феликса Филиппото. Картина Филиппото показывает, как французская тяжёлая кавалерия обрушивается на британские каре подобно огромной человеческой волне. Эти плотные построения выдерживали множество атак в течение 18 июня 1815 года.
5. «Прусская атака на Плансенуа» Адольфа Нортерна. В этом редком изображении уличных боёв Нортерн передаёт отчаянные атаки пруссаков на Плансенуа. Успех пруссаков на фланге французской армии, несомненно, повлиял на судьбу Наполеона.
6. «Вечер после битвы при Ватерлоо» Эрнеста Крофтса. Крофтс создал несколько сцен на тему Ватерлоо. На этой картине изображены события, развернувшиеся сразу после сражения: адъютанты убеждают Наполеона покинуть поле боя на карете. Наполеон же решил остаться и сражаться вместе с оставшимися бойцами Старой гвардии.
Братья Гракхи
Налоги и власть: как Англия стала парламентской, а Франция — абсолютистской
Обсуждая связь между налогами и властью, кажется логичным, что чем сильнее сословие, тем меньше оно платит налогов. Но история Франции и Англии показывает, что именно богатые и влиятельные подданные чаще всего облагали налогами самих себя, освобождая от поборов самые бедные и политически бесправные слои.
Такой подход объясняется двумя юридическими максимами, доминировавшими в Средние века. Первая: «То, что касается всех, должно быть одобрено всеми». Правитель, желавший получить от подданных услугу или средства на конкретный проект (чаще всего — войну), должен был заручиться их согласием. Вторая: «Когда исчезает причина, исчезает и следствие» — напрямую связывала налоговые выплаты с их целью. Если война, ради которой собирался налог, не начиналась, ожидалось, что средства будут возвращены — и на практике это действительно часто происходило.
Вопрос о налогах стал ключевым для определения того, кто получит представительство и как будут развиваться парламентские институты. В раннефеодальных государствах основным источником дохода монарха были его личные владения.
Дополнительными источниками финансирования служили разнообразные традиционные налоги: толлаж (сбор с коронных городов и евреев), данегельд (английский поземельный налог, угасший после 1163 года) и скутаж (денежная замена военной службы вассалов).
Эти налоги не требовали согласия, но с течением времени приносили всё меньше дохода. Тогда короли начали обращаться за разовыми субсидиями к знати. Когда речь шла о свадьбе дочери, посвящении наследника в рыцари или защите династии — поддержка находилась. Но если требовалось финансировать новую войну, аристократия могла и отказать.
В итоге у монархов оставались два пути: произвольное и согласованное налогообложение. Хотя может показаться, что сильный правитель выберет первый подход, на деле произвольные налоги чаще применялись в условиях кризиса и лишь порождали смуту.
Согласованное налогообложение, напротив, открывало возможность для участия в контроле за расходами. Подданные, согласившиеся на налог, хотели знать, на что пойдут их деньги. Отсюда и рост сословного представительства: короли созывали советы знати, а позже — и горожан с рыцарями. Так возникли парламенты и Генеральные штаты. И Англия, и Франция шли к государству согласия прежде всего ради финансирования войн.
В Англии ключевым стал налог на движимое имущество. Впервые введённый в 1188 году как «Саладинова десятина» на крестовый поход, он быстро стал основным источником дохода. Его платили все — от знати до свободных крестьян, и сбор всегда требовал согласия. Так сформировалась прямая связь: кто платит, тот и голосует.
Во Франции согласованное налогообложение развивалось иначе. Страна была более фрагментированной, с мощным регионализмом. Налоги утверждались на местном уровне, через провинциальные штаты, а единого дворянского движения, как у английских баронов, не возникло.
Более того, причиной упадка парламентской традиции стала изначально слабая королевская власть. После поражений в Столетней войне, Жакерии и кризисов престолонаследия феодалы усилили своё влияние над королём. Тот, в обмен на поддержку, раздавал привилегии и освобождал их от налогов.
Так возник разрыв между налогообложением и представительством. Король больше не зависел от мнения знати и мог обходиться без Генеральных штатов. Преодолев сложные времена, в 1439-м году Карл VII, опираясь на постоянную армию и централизованную бюрократию, утвердил первый всеобщий налог (талью), не консультируясь с мнением генеральных штатов.
Формула «нет налогообложения без представительства» оказалась иронически верной: поскольку феодалы уже около полувека почти не платили налоги, король не нуждался в их мнении относительно судьбы страны. Франция окончательно встала на путь абсолютизма.
Братья Гракхи
Картина: Ложе справедливости Карла VII — торжественное заседание Парижского парламента, лишавшее участников права возражать на постановления короля.
Обсуждая связь между налогами и властью, кажется логичным, что чем сильнее сословие, тем меньше оно платит налогов. Но история Франции и Англии показывает, что именно богатые и влиятельные подданные чаще всего облагали налогами самих себя, освобождая от поборов самые бедные и политически бесправные слои.
Такой подход объясняется двумя юридическими максимами, доминировавшими в Средние века. Первая: «То, что касается всех, должно быть одобрено всеми». Правитель, желавший получить от подданных услугу или средства на конкретный проект (чаще всего — войну), должен был заручиться их согласием. Вторая: «Когда исчезает причина, исчезает и следствие» — напрямую связывала налоговые выплаты с их целью. Если война, ради которой собирался налог, не начиналась, ожидалось, что средства будут возвращены — и на практике это действительно часто происходило.
Вопрос о налогах стал ключевым для определения того, кто получит представительство и как будут развиваться парламентские институты. В раннефеодальных государствах основным источником дохода монарха были его личные владения.
Дополнительными источниками финансирования служили разнообразные традиционные налоги: толлаж (сбор с коронных городов и евреев), данегельд (английский поземельный налог, угасший после 1163 года) и скутаж (денежная замена военной службы вассалов).
Эти налоги не требовали согласия, но с течением времени приносили всё меньше дохода. Тогда короли начали обращаться за разовыми субсидиями к знати. Когда речь шла о свадьбе дочери, посвящении наследника в рыцари или защите династии — поддержка находилась. Но если требовалось финансировать новую войну, аристократия могла и отказать.
В итоге у монархов оставались два пути: произвольное и согласованное налогообложение. Хотя может показаться, что сильный правитель выберет первый подход, на деле произвольные налоги чаще применялись в условиях кризиса и лишь порождали смуту.
Согласованное налогообложение, напротив, открывало возможность для участия в контроле за расходами. Подданные, согласившиеся на налог, хотели знать, на что пойдут их деньги. Отсюда и рост сословного представительства: короли созывали советы знати, а позже — и горожан с рыцарями. Так возникли парламенты и Генеральные штаты. И Англия, и Франция шли к государству согласия прежде всего ради финансирования войн.
В Англии ключевым стал налог на движимое имущество. Впервые введённый в 1188 году как «Саладинова десятина» на крестовый поход, он быстро стал основным источником дохода. Его платили все — от знати до свободных крестьян, и сбор всегда требовал согласия. Так сформировалась прямая связь: кто платит, тот и голосует.
Во Франции согласованное налогообложение развивалось иначе. Страна была более фрагментированной, с мощным регионализмом. Налоги утверждались на местном уровне, через провинциальные штаты, а единого дворянского движения, как у английских баронов, не возникло.
Более того, причиной упадка парламентской традиции стала изначально слабая королевская власть. После поражений в Столетней войне, Жакерии и кризисов престолонаследия феодалы усилили своё влияние над королём. Тот, в обмен на поддержку, раздавал привилегии и освобождал их от налогов.
Так возник разрыв между налогообложением и представительством. Король больше не зависел от мнения знати и мог обходиться без Генеральных штатов. Преодолев сложные времена, в 1439-м году Карл VII, опираясь на постоянную армию и централизованную бюрократию, утвердил первый всеобщий налог (талью), не консультируясь с мнением генеральных штатов.
Формула «нет налогообложения без представительства» оказалась иронически верной: поскольку феодалы уже около полувека почти не платили налоги, король не нуждался в их мнении относительно судьбы страны. Франция окончательно встала на путь абсолютизма.
Братья Гракхи
Картина: Ложе справедливости Карла VII — торжественное заседание Парижского парламента, лишавшее участников права возражать на постановления короля.
Ипр: тактика на краю отчаяния
История, рассказанная Эдвином Воганом, типична для того, что происходило во время Третьей битвы при Ипре. Общие потери британцев и французов составили до 35 000 человек. Немцы потеряли немногим больше. Сражение становилось всё более гибельным. Укрыться от вражеского огня было практически невозможно, так как растительности и строений уже не осталось.
В этих условиях 4 сентября Хейг был вызван в Лондон для доклада о необходимости продолжать наступление. Отчитываясь перед Военным комитетом, Хейг доложил, что «результаты удовлетворительны, а потери невелики». Удивительно, но тем же словом – «удовлетворительно» – охарактеризовал результаты сражения кронпринц Рупрехт Баварский, командовавший группой армий своего имени, включавшей и 4-ю полевую. У него для этого было больше оснований: немцы не уступили ключевые высоты и сохранили боеспособность резервных дивизий, которые не понесли потерь и не вступали в бой.
Несмотря на потери и невозможность прорвать позиции немцев, Хейг настаивал на продолжении атаки. Отчасти он аргументировал это тем, что союзники британцев, прежде всего французы и русские, находились в кризисе. Поэтому, по его мнению, британцы должны были атаковать, чтобы не позволить немцам получить передышку. Премьер-министр Ллойд Джордж выступал против продолжения атак, но не смог или не захотел спорить с Хейгом, вероятно, полагая, что дальнейшие неудачи дадут ему шанс избавиться от генерала.
После короткой передышки, предложенной генералом Пламером, битва при Ипре возобновилась. Одной из её ключевых частей стала битва на Менинской дороге (20–25 сентября 1917 г.), где впервые была применена стратегия Пламерa «укусить и удержать». Этот подход заключался в том, чтобы атаковать небольшой участок фронта, подвергнув его предварительно интенсивному артиллерийскому обстрелу. Наступающие войска продвигались на глубину до 1370 метров, где окапывались и закреплялись. После этого следующая волна войск продолжала атаку, а первые оставались в резерве. Такой подход позволял избежать чрезмерного растягивания линий снабжения и минимизировать уязвимость для немецких контратак.
Эта тактика стала возможной благодаря улучшению погодных условий: высыхание почвы в конце августа – начале сентября позволило развернуть больше артиллерии. Кроме того, британцы активно использовали авиацию для артиллерийского наблюдения, штурмовых атак и подавления противовоздушной обороны. Всё это позволяло поддерживать организованную оборону и отражать немецкие контратаки.
В целом, тактика Пламера «откусывать по кусочку» оказалась успешной: британцам удалось, например, захватить плато Гелювельт.
Создавшаяся ситуация вынудила немцев модернизировать систему обороны. Изначально Людендорф, заместитель Гинденбурга (начальника Генерального штаба Германской империи с 1916 года), попытался расположить резервы вплотную к зоне боёв, чтобы встретить британскую пехоту сразу после того, как она выйдет из-под защиты своей артиллерии. Однако это решение оказалось ошибочным: дальнобойная артиллерия союзников наносила серьёзные потери немецким войскам. В ответ Людендорф изменил тактику, сократив численность войск на передовой до минимума и оставляя контратакующие дивизии в тылу. Эти действия тщательно планировались, а перед контрударами проводилась массированная артиллерийская подготовка.
Братья Гракхи
Фото: типичная часть поля битвы при Пашендале в 1917 году
История, рассказанная Эдвином Воганом, типична для того, что происходило во время Третьей битвы при Ипре. Общие потери британцев и французов составили до 35 000 человек. Немцы потеряли немногим больше. Сражение становилось всё более гибельным. Укрыться от вражеского огня было практически невозможно, так как растительности и строений уже не осталось.
В этих условиях 4 сентября Хейг был вызван в Лондон для доклада о необходимости продолжать наступление. Отчитываясь перед Военным комитетом, Хейг доложил, что «результаты удовлетворительны, а потери невелики». Удивительно, но тем же словом – «удовлетворительно» – охарактеризовал результаты сражения кронпринц Рупрехт Баварский, командовавший группой армий своего имени, включавшей и 4-ю полевую. У него для этого было больше оснований: немцы не уступили ключевые высоты и сохранили боеспособность резервных дивизий, которые не понесли потерь и не вступали в бой.
Несмотря на потери и невозможность прорвать позиции немцев, Хейг настаивал на продолжении атаки. Отчасти он аргументировал это тем, что союзники британцев, прежде всего французы и русские, находились в кризисе. Поэтому, по его мнению, британцы должны были атаковать, чтобы не позволить немцам получить передышку. Премьер-министр Ллойд Джордж выступал против продолжения атак, но не смог или не захотел спорить с Хейгом, вероятно, полагая, что дальнейшие неудачи дадут ему шанс избавиться от генерала.
После короткой передышки, предложенной генералом Пламером, битва при Ипре возобновилась. Одной из её ключевых частей стала битва на Менинской дороге (20–25 сентября 1917 г.), где впервые была применена стратегия Пламерa «укусить и удержать». Этот подход заключался в том, чтобы атаковать небольшой участок фронта, подвергнув его предварительно интенсивному артиллерийскому обстрелу. Наступающие войска продвигались на глубину до 1370 метров, где окапывались и закреплялись. После этого следующая волна войск продолжала атаку, а первые оставались в резерве. Такой подход позволял избежать чрезмерного растягивания линий снабжения и минимизировать уязвимость для немецких контратак.
Эта тактика стала возможной благодаря улучшению погодных условий: высыхание почвы в конце августа – начале сентября позволило развернуть больше артиллерии. Кроме того, британцы активно использовали авиацию для артиллерийского наблюдения, штурмовых атак и подавления противовоздушной обороны. Всё это позволяло поддерживать организованную оборону и отражать немецкие контратаки.
В целом, тактика Пламера «откусывать по кусочку» оказалась успешной: британцам удалось, например, захватить плато Гелювельт.
Создавшаяся ситуация вынудила немцев модернизировать систему обороны. Изначально Людендорф, заместитель Гинденбурга (начальника Генерального штаба Германской империи с 1916 года), попытался расположить резервы вплотную к зоне боёв, чтобы встретить британскую пехоту сразу после того, как она выйдет из-под защиты своей артиллерии. Однако это решение оказалось ошибочным: дальнобойная артиллерия союзников наносила серьёзные потери немецким войскам. В ответ Людендорф изменил тактику, сократив численность войск на передовой до минимума и оставляя контратакующие дивизии в тылу. Эти действия тщательно планировались, а перед контрударами проводилась массированная артиллерийская подготовка.
Братья Гракхи
Фото: типичная часть поля битвы при Пашендале в 1917 году
