В новом сериале «Преступление и наказание», который, кажется, не понравился никому, кроме меня, есть меж тем несколько вещей, достойных упоминания.
В целом я давний фанат театральных постановок Мирзоева, поэтому и в его фильмах люблю эту театральную условность, долгие паузы, яркие костюмы, актёров, замерших в странных позах, дух артхауса, а в этом конкретном фильме — ещё и долгие блуждания в точно воссозданном выморочном пространстве сна и бреда. То есть примерно всё то, что, как я понимаю, обеспечило сериалу феноменально низкие рейтинги (зритель ждал очевидно чего-то другого: атмосферы триллера, куда более стремительного развития событий или в крайнем случае пиетета и вежливых расшаркиваний перед классиком), — мне как раз близко. Впрочем, даже я предпочла бы, чтобы фильм был чуть менее вязким, кажется, сократи его на треть — было бы лучше.
Кстати, про вежливые расшаркивания, точнее их отсутствие. Недовольная публика уже попеняла режиссёру и сценаристу на то, что прямые цитаты, то есть архаичная речь героев на фоне современных декораций выглядит неорганично. Что внутренние терзания героя они превратили в недвусмысленную шизофрению и разговоры с воображаемым другом-бесом. Теперь, когда вышли последние серии, есть повод повозмущаться, как они смели изменить концовку. Я опять же возмущаться не буду, такой исход выглядит чуть ли не более логичным.
Ещё такое впечатление, что съёмочная группа дала обет не покидать пределов округа Коломна (хотя и дом Раскольникова, и дом Алёны Ивановны расположены по соседству, но не в Коломне), более того, не отходить дальше 300 м от нашего дома, благодаря чему в кадр попала наша помойка, наша баскетбольная площадка и ближайшая к нам заправка на Матисовом острове)).
Много отличных актёрских работ. Мне и Раскольников понравился (поехавший интеллигентный мальчик удался Ивану Янковскому куда лучше, чем афганец Вова Адидас), и вечно-на-грани-нервного-срыва Снигирь, сделавшая из жены Свидригайлова этакую повзрослевшую Настасью Филипповну. Но больше всех поразила Виктория Толстоганова в роли Катерины Ивановны Мармеладовой. Это вообще ключевой для меня персонаж, я шутила как-то, что в хорошие дни я чувствую себя рвущейся всех спасать Катериной Ивановной из «Братьев Карамазовых», а в плохие я Катерина Ивановна из «Преступления и наказания». Замородованная и доведённая до крайней степени отчаяния нищетой и неустроенностью женщина, толкнувшая падчерицу на панель и грызущая себя за это, пытающаяся сохранить среди чудовищного быта (муж пропил последние её чулки) остатки шика, стеной встающая на защиту Сони, когда её обвиняют в воровстве, женщина, чей рассудок в конце концов не выдерживает попыток совместить идеалистические фантазии и неприглядную реальность, где люди могут совершить подлость просто так и не сделать добра, хотя могли бы. Виктория Толстоганова блестяще всё это воплотила. Вот в этой сцене: «Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек! И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию скольконибудь и удержать можно было», — просто дыхание замирало от того, как она это сделала. Ну и стишок капитана Лебядкина про таракана, положенный на мотив «Во французской стороне», который Катерина Ивановна с детьми исполняет, прося милостыню — просто шедевр.
Кому бы я порекомендовала посмотреть: любителям театральности и избыточности в кино и незашоренным ценителям текстов Достоевского.
В новом сериале «Преступление и наказание», который, кажется, не понравился никому, кроме меня, есть меж тем несколько вещей, достойных упоминания.
В целом я давний фанат театральных постановок Мирзоева, поэтому и в его фильмах люблю эту театральную условность, долгие паузы, яркие костюмы, актёров, замерших в странных позах, дух артхауса, а в этом конкретном фильме — ещё и долгие блуждания в точно воссозданном выморочном пространстве сна и бреда. То есть примерно всё то, что, как я понимаю, обеспечило сериалу феноменально низкие рейтинги (зритель ждал очевидно чего-то другого: атмосферы триллера, куда более стремительного развития событий или в крайнем случае пиетета и вежливых расшаркиваний перед классиком), — мне как раз близко. Впрочем, даже я предпочла бы, чтобы фильм был чуть менее вязким, кажется, сократи его на треть — было бы лучше.
Кстати, про вежливые расшаркивания, точнее их отсутствие. Недовольная публика уже попеняла режиссёру и сценаристу на то, что прямые цитаты, то есть архаичная речь героев на фоне современных декораций выглядит неорганично. Что внутренние терзания героя они превратили в недвусмысленную шизофрению и разговоры с воображаемым другом-бесом. Теперь, когда вышли последние серии, есть повод повозмущаться, как они смели изменить концовку. Я опять же возмущаться не буду, такой исход выглядит чуть ли не более логичным.
Ещё такое впечатление, что съёмочная группа дала обет не покидать пределов округа Коломна (хотя и дом Раскольникова, и дом Алёны Ивановны расположены по соседству, но не в Коломне), более того, не отходить дальше 300 м от нашего дома, благодаря чему в кадр попала наша помойка, наша баскетбольная площадка и ближайшая к нам заправка на Матисовом острове)).
Много отличных актёрских работ. Мне и Раскольников понравился (поехавший интеллигентный мальчик удался Ивану Янковскому куда лучше, чем афганец Вова Адидас), и вечно-на-грани-нервного-срыва Снигирь, сделавшая из жены Свидригайлова этакую повзрослевшую Настасью Филипповну. Но больше всех поразила Виктория Толстоганова в роли Катерины Ивановны Мармеладовой. Это вообще ключевой для меня персонаж, я шутила как-то, что в хорошие дни я чувствую себя рвущейся всех спасать Катериной Ивановной из «Братьев Карамазовых», а в плохие я Катерина Ивановна из «Преступления и наказания». Замородованная и доведённая до крайней степени отчаяния нищетой и неустроенностью женщина, толкнувшая падчерицу на панель и грызущая себя за это, пытающаяся сохранить среди чудовищного быта (муж пропил последние её чулки) остатки шика, стеной встающая на защиту Сони, когда её обвиняют в воровстве, женщина, чей рассудок в конце концов не выдерживает попыток совместить идеалистические фантазии и неприглядную реальность, где люди могут совершить подлость просто так и не сделать добра, хотя могли бы. Виктория Толстоганова блестяще всё это воплотила. Вот в этой сцене: «Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек! И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию скольконибудь и удержать можно было», — просто дыхание замирало от того, как она это сделала. Ну и стишок капитана Лебядкина про таракана, положенный на мотив «Во французской стороне», который Катерина Ивановна с детьми исполняет, прося милостыню — просто шедевр.
Кому бы я порекомендовала посмотреть: любителям театральности и избыточности в кино и незашоренным ценителям текстов Достоевского.
Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation. The regulator said it had received information that messages containing stock tips and other investment advice with respect to selected listed companies are being widely circulated through websites and social media platforms such as Telegram, Facebook, WhatsApp and Instagram. For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats.
from kr