Планы администрации Дональда Трампа по урегулированию палестинского вопроса и, в частности, выселению жителей Газы представляют собой политическую авантюру, которая балансирует на грани катастрофы. Предложение ввести американские войска, взять территорию под контроль и затем «превратить Газу в Ривьеру Ближнего Востока» звучит как фантазия, вырванная из альтернативной реальности. Впрочем, за этим стоит характерное для Трампа сочетание дерзкой риторики и крайне упрощённого видения мировых процессов. Однако политическая реальность неизбежно обрушивает этот замысел под тяжестью своего сложного контекста.
Первое и самое очевидное последствие подобной инициативы — колоссальная дипломатическая турбулентность. США давно воспринимаются на Ближнем Востоке не как миротворцы, а как хаотическая сила, которая оставляет за собой руины и внутренние конфликты. Даже союзники Вашингтона в регионе, такие как Иордания, уже выразили своё негодование по поводу идеи массового переселения палестинцев. Египет, который и так страдает от напряжённой ситуации на Синайском полуострове, категорически против получения нового контингента беженцев. Иордания, где уже значительная доля населения имеет палестинские корни, также понимает, что принятие новых переселенцев приведет к взрыву внутренней социальной и политической нестабильности.
Международное сообщество, включая Россию, Европу и Турцию, впервые за долгое время выступило единым фронтом против американской инициативы. Европа прекрасно понимает, что любое вмешательство США в Газе может привести к новой волне беженцев, которая вновь обрушится на границы ЕС. Нельзя игнорировать и фактор усиления антимиграционных настроений внутри европейских стран, которые уже сталкивались с кризисами из-за сирийского конфликта и продолжающегося хаоса в Ливии. Россия, Турция и Иран видят в этом шаге грубое нарушение международного права и опасный прецедент, который может дестабилизировать весь регион. Китай, с его прагматичной позицией, подчеркивает необходимость автономного управления Палестиной своей территорией.
Не стоит также забывать об интересах Израиля. Хотя Нетаньяху осторожно приветствует инициативу, Израиль традиционно стремится к полной автономии в вопросах безопасности. Американское присутствие в Газе может создать для Израиля дополнительные риски, включая непредсказуемые последствия внутренней политики США и возможные дипломатические трения с соседними арабскими странами.
Сценарии развития событий выглядят мрачными. Если США попытаются реализовать свой план, это неминуемо приведет к новому витку гуманитарного кризиса. Выселение палестинцев из Газы напоминает историческую «Накбу», ставшую травмой для нескольких поколений арабского мира. «Накба 2.0», предложенная Трампом, неизбежно вызовет всплеск радикализма и увеличение террористической активности. Исламистские группировки, которые давно используют тему Палестины как инструмент мобилизации, получат новый импульс. В странах с крупными мусульманскими диаспорами вновь начнутся пропалестинские митинги, что создаст проблемы для европейских правительств.
Кроме того, сам сектор Газы представляет собой пороховую бочку, которую трудно испортить, но еще легче взорвать. Любые репрессивные меры со стороны американских военных, а также хаос от попыток депортации вызовут лавинообразное сопротивление. Военно-политический вакуум неизбежно начнут заполнять отмороженные группировки, как это случалось ранее на других территориях, куда приходили американцы. И тогда израильская мечта о безопасности окажется ещё более недостижимой.
Первое и самое очевидное последствие подобной инициативы — колоссальная дипломатическая турбулентность. США давно воспринимаются на Ближнем Востоке не как миротворцы, а как хаотическая сила, которая оставляет за собой руины и внутренние конфликты. Даже союзники Вашингтона в регионе, такие как Иордания, уже выразили своё негодование по поводу идеи массового переселения палестинцев. Египет, который и так страдает от напряжённой ситуации на Синайском полуострове, категорически против получения нового контингента беженцев. Иордания, где уже значительная доля населения имеет палестинские корни, также понимает, что принятие новых переселенцев приведет к взрыву внутренней социальной и политической нестабильности.
Международное сообщество, включая Россию, Европу и Турцию, впервые за долгое время выступило единым фронтом против американской инициативы. Европа прекрасно понимает, что любое вмешательство США в Газе может привести к новой волне беженцев, которая вновь обрушится на границы ЕС. Нельзя игнорировать и фактор усиления антимиграционных настроений внутри европейских стран, которые уже сталкивались с кризисами из-за сирийского конфликта и продолжающегося хаоса в Ливии. Россия, Турция и Иран видят в этом шаге грубое нарушение международного права и опасный прецедент, который может дестабилизировать весь регион. Китай, с его прагматичной позицией, подчеркивает необходимость автономного управления Палестиной своей территорией.
Не стоит также забывать об интересах Израиля. Хотя Нетаньяху осторожно приветствует инициативу, Израиль традиционно стремится к полной автономии в вопросах безопасности. Американское присутствие в Газе может создать для Израиля дополнительные риски, включая непредсказуемые последствия внутренней политики США и возможные дипломатические трения с соседними арабскими странами.
Сценарии развития событий выглядят мрачными. Если США попытаются реализовать свой план, это неминуемо приведет к новому витку гуманитарного кризиса. Выселение палестинцев из Газы напоминает историческую «Накбу», ставшую травмой для нескольких поколений арабского мира. «Накба 2.0», предложенная Трампом, неизбежно вызовет всплеск радикализма и увеличение террористической активности. Исламистские группировки, которые давно используют тему Палестины как инструмент мобилизации, получат новый импульс. В странах с крупными мусульманскими диаспорами вновь начнутся пропалестинские митинги, что создаст проблемы для европейских правительств.
Кроме того, сам сектор Газы представляет собой пороховую бочку, которую трудно испортить, но еще легче взорвать. Любые репрессивные меры со стороны американских военных, а также хаос от попыток депортации вызовут лавинообразное сопротивление. Военно-политический вакуум неизбежно начнут заполнять отмороженные группировки, как это случалось ранее на других территориях, куда приходили американцы. И тогда израильская мечта о безопасности окажется ещё более недостижимой.
Представленные планы администрации Трампа по введению войск США в сектор Газы и выселению палестинцев открывают несколько возможных сценариев развития событий, каждый из которых несёт существенные риски и последствия для региона и мира.
1. Жёсткое противостояние и провал операции
В этом сценарии США сталкиваются с ожесточённым сопротивлением палестинцев и радикальных группировок, таких как ХАМАС. Военное присутствие американцев превращается в долгосрочную и крайне дорогостоящую операцию, по аналогии с Афганистаном и Ираком. В ходе боевых действий страдают мирные жители, что вызывает массовое осуждение мирового сообщества и эскалацию пропалестинских протестов в арабских странах и Европе. Иордания и Египет усиливают охрану границ и категорически отказываются принимать беженцев. Проект превращения Газы в «Ривьеру Ближнего Востока» остается пустой риторикой, а регион превращается в очередную горячую точку, где сохраняется перманентный хаос.
2. Частичная реализация, переход Газы под протекторат США
В этом сценарии США под давлением международного сообщества вынуждены отказаться от идеи выселения палестинцев, но пытаются установить временное управление сектором Газы с целью «стабилизации» региона. Однако европейские союзники и даже часть стран Персидского залива отказываются поддерживать этот план, опасаясь роста радикальных настроений и гуманитарного кризиса. Россия и Китай усиливают своё влияние в регионе, предлагая альтернативные инициативы по урегулированию конфликта. Израиль постепенно дистанцируется от Вашингтона, опасаясь утраты контроля над собственной безопасностью.
3. Эскалация конфликта на региональном уровне
Если США попытаются провести массовое переселение палестинцев, это спровоцирует масштабный кризис. В Иордании и Египте начнутся беспорядки и массовые протесты против властей, которые подозреваются в негласных соглашениях с Вашингтоном. Социальная напряжённость в этих странах приводит к росту популярности радикальных движений, а возможно и к политическим переворотам. Турция и Иран активизируют поддержку палестинского сопротивления, что превращает сектор Газы в зону прокси-конфликта между США и региональными игроками. Влияние ХАМАС и других экстремистских группировок усиливается, а международный терроризм получает новый импульс.
4. Полное замораживание плана под давлением мирового сообщества
Мировое сопротивление и внутриполитическая критика в США заставляют Трампа отказаться от реализации идеи военной оккупации и переселения палестинцев. Вашингтон делает попытку представить отказ как «взвешенное решение» в пользу дипломатического процесса. Однако репутационные потери для США значительны. Израиль же получает возможность усилить своё присутствие на границе с Газой и предпринимает новые меры безопасности. Палестинцы получают тактическую победу, но конфликт остаётся замороженным без перспектив на реальное урегулирование.
5. Неожиданный компромисс
В этом сценарии США пересматривают свой план и предлагают альтернативное решение, возможно, с участием международных миротворческих сил под эгидой ООН. Взамен Израиль получает гарантии безопасности, а палестинцам предоставляются определённые экономические и территориальные преференции. Однако реализация такого сценария требует колоссальных дипломатических усилий и доброй воли, которой на текущий момент не наблюдается ни со стороны США, ни со стороны ключевых игроков региона.
Любой из этих сценариев указывает на то, что предложенная администрацией Трампа стратегия является крайне дестабилизирующей и лишённой политического реализма. Выселение палестинцев из Газы напоминает исторические трагедии, которые арабский мир не забыл и никогда не примет. Политические авантюры подобного масштаба неизбежно оставляют после себя не только руины, но и многолетние раны, которые долго кровоточат на карте мира.
1. Жёсткое противостояние и провал операции
В этом сценарии США сталкиваются с ожесточённым сопротивлением палестинцев и радикальных группировок, таких как ХАМАС. Военное присутствие американцев превращается в долгосрочную и крайне дорогостоящую операцию, по аналогии с Афганистаном и Ираком. В ходе боевых действий страдают мирные жители, что вызывает массовое осуждение мирового сообщества и эскалацию пропалестинских протестов в арабских странах и Европе. Иордания и Египет усиливают охрану границ и категорически отказываются принимать беженцев. Проект превращения Газы в «Ривьеру Ближнего Востока» остается пустой риторикой, а регион превращается в очередную горячую точку, где сохраняется перманентный хаос.
2. Частичная реализация, переход Газы под протекторат США
В этом сценарии США под давлением международного сообщества вынуждены отказаться от идеи выселения палестинцев, но пытаются установить временное управление сектором Газы с целью «стабилизации» региона. Однако европейские союзники и даже часть стран Персидского залива отказываются поддерживать этот план, опасаясь роста радикальных настроений и гуманитарного кризиса. Россия и Китай усиливают своё влияние в регионе, предлагая альтернативные инициативы по урегулированию конфликта. Израиль постепенно дистанцируется от Вашингтона, опасаясь утраты контроля над собственной безопасностью.
3. Эскалация конфликта на региональном уровне
Если США попытаются провести массовое переселение палестинцев, это спровоцирует масштабный кризис. В Иордании и Египте начнутся беспорядки и массовые протесты против властей, которые подозреваются в негласных соглашениях с Вашингтоном. Социальная напряжённость в этих странах приводит к росту популярности радикальных движений, а возможно и к политическим переворотам. Турция и Иран активизируют поддержку палестинского сопротивления, что превращает сектор Газы в зону прокси-конфликта между США и региональными игроками. Влияние ХАМАС и других экстремистских группировок усиливается, а международный терроризм получает новый импульс.
4. Полное замораживание плана под давлением мирового сообщества
Мировое сопротивление и внутриполитическая критика в США заставляют Трампа отказаться от реализации идеи военной оккупации и переселения палестинцев. Вашингтон делает попытку представить отказ как «взвешенное решение» в пользу дипломатического процесса. Однако репутационные потери для США значительны. Израиль же получает возможность усилить своё присутствие на границе с Газой и предпринимает новые меры безопасности. Палестинцы получают тактическую победу, но конфликт остаётся замороженным без перспектив на реальное урегулирование.
5. Неожиданный компромисс
В этом сценарии США пересматривают свой план и предлагают альтернативное решение, возможно, с участием международных миротворческих сил под эгидой ООН. Взамен Израиль получает гарантии безопасности, а палестинцам предоставляются определённые экономические и территориальные преференции. Однако реализация такого сценария требует колоссальных дипломатических усилий и доброй воли, которой на текущий момент не наблюдается ни со стороны США, ни со стороны ключевых игроков региона.
Любой из этих сценариев указывает на то, что предложенная администрацией Трампа стратегия является крайне дестабилизирующей и лишённой политического реализма. Выселение палестинцев из Газы напоминает исторические трагедии, которые арабский мир не забыл и никогда не примет. Политические авантюры подобного масштаба неизбежно оставляют после себя не только руины, но и многолетние раны, которые долго кровоточат на карте мира.
Telegram
Demiurge
Планы администрации Дональда Трампа по урегулированию палестинского вопроса и, в частности, выселению жителей Газы представляют собой политическую авантюру, которая балансирует на грани катастрофы. Предложение ввести американские войска, взять территорию…
Европа уже страдает от переизбытка украинцев и вводит для них ограничения. Специально для этого прописываются новые правила. В Европейском союзе планируют пересмотреть Конвенцию ООН о беженцах, чтобы упростить высылку просителей этого статуса. Только за 2024 год страны ЕС получили более миллиона прошений об убежище, а недовольство коренного населения всем происходящим укрепило позиции правых партий. Если с начала СВО в ЕС щедро выдавая пособия, жилье, льготы, помогая с трудоустройством, приглашая на бесплатные языковые курсы, а украинский паспорт стал пропуском в «европейский рай». Но теперь отношение изменилось – беженцев еще терпят, но раздражение не скрывают и дают понять загостившимся, кто в доме хозяин. Никому не нужны нахлебники, которые стали обузой для бюджета. Плюс немногие смогли встроиться в европейский уклад, большинство же так и не преодолели языковой барьер.
Германия. Миграционная волна взбудоражила даже прагматичный Берлин. Благодаря притоку украинцев население страны впервые за тридцать лет выросло на более чем миллион человек. Сегодня украинская диаспора численностью в 1,3 миллиона — вторая по величине после турецкой. Однако многие предпочитают не интегрироваться, а жить на государственные пособия. Щедрость немецкого государства включает 563 евро в месяц на безработного, медицинскую страховку, оплату жилья и даже дополнительные выплаты на мебель и школьные принадлежности. Но терпение немцев не безгранично: 49% жителей считают поддержку украинцев избыточной, а 51% уверены, что они так и не смогли интегрироваться в общество. Правые политики улавливают эти настроения и предлагают радикальные решения.
Польша. Около двух миллионов украинцев проживают в стране. Но не все здесь рады соседям с Востока. Власти намерены упростить депортацию не только нелегалов, но и тех, кто замешан в криминале, включая нетрезвое вождение. Мэр Варшавы и кандидат в президенты Рафал Тшасковский требует ограничить выплаты тем, кто не работает и не платит налоги. Министр обороны Владислав Косиняк-Камыш не скрывает раздражения по поводу молодых украинских беженцев, которые, по его словам, наслаждаются роскошным отдыхом за счет польского гостеприимства.
Словакия. Вице-спикер Национального совета Андрей Данко открыто возмущен тем, что правительство поддерживает беженцев больше, чем собственных граждан, которые с трудом сводят концы с концами. В результате власти сократили сроки поддержки украинцев вдвое: теперь пребывание в центрах предоставления убежища и денежные выплаты ограничены 60 днями вместо прежних 120.
Чехия. Правительство одобрило законопроект, который продлевает статус временной защиты лишь для тех украинцев, кто работает, не имеет судимостей и способен самостоятельно обеспечивать жилье. Пособия будут выплачиваться на уровне прожиточного минимума и лишь тем, у кого совсем нет дохода.
Норвегия. Страна больше не будет автоматически предоставлять убежище всем украинцам. Области Центральной и Западной Украины признаны безопасными, а значит, их жители не могут рассчитывать на приют и социальные выплаты.
Венгрия. Здесь помощь также ужесточена: субсидии и пособия будут доступны только для выходцев из Донбасса, Днепропетровской, Житомирской, Запорожской, Николаевской, Одесской, Сумской, Харьковской, Херсонской, Черниговской и Киевской областей.
Великобритания. До 20 тысяч украинских беженцев столкнутся с проблемами трудоустройства. Работодатели не продлевают трудовые договоры из-за неопределенности правового статуса украинцев. Семьи, оставившие детей на Украине и переехавшие в поисках работы, теперь сталкиваются с отказами в визах для своих детей.
Каждая страна выстраивает собственную линию поведения, но объединяет их одно: Европа больше не видит в украинских беженцах жертв конфликта. Теперь они воспринимаются как проблема — экономическая, политическая и социальная.
Германия. Миграционная волна взбудоражила даже прагматичный Берлин. Благодаря притоку украинцев население страны впервые за тридцать лет выросло на более чем миллион человек. Сегодня украинская диаспора численностью в 1,3 миллиона — вторая по величине после турецкой. Однако многие предпочитают не интегрироваться, а жить на государственные пособия. Щедрость немецкого государства включает 563 евро в месяц на безработного, медицинскую страховку, оплату жилья и даже дополнительные выплаты на мебель и школьные принадлежности. Но терпение немцев не безгранично: 49% жителей считают поддержку украинцев избыточной, а 51% уверены, что они так и не смогли интегрироваться в общество. Правые политики улавливают эти настроения и предлагают радикальные решения.
Польша. Около двух миллионов украинцев проживают в стране. Но не все здесь рады соседям с Востока. Власти намерены упростить депортацию не только нелегалов, но и тех, кто замешан в криминале, включая нетрезвое вождение. Мэр Варшавы и кандидат в президенты Рафал Тшасковский требует ограничить выплаты тем, кто не работает и не платит налоги. Министр обороны Владислав Косиняк-Камыш не скрывает раздражения по поводу молодых украинских беженцев, которые, по его словам, наслаждаются роскошным отдыхом за счет польского гостеприимства.
Словакия. Вице-спикер Национального совета Андрей Данко открыто возмущен тем, что правительство поддерживает беженцев больше, чем собственных граждан, которые с трудом сводят концы с концами. В результате власти сократили сроки поддержки украинцев вдвое: теперь пребывание в центрах предоставления убежища и денежные выплаты ограничены 60 днями вместо прежних 120.
Чехия. Правительство одобрило законопроект, который продлевает статус временной защиты лишь для тех украинцев, кто работает, не имеет судимостей и способен самостоятельно обеспечивать жилье. Пособия будут выплачиваться на уровне прожиточного минимума и лишь тем, у кого совсем нет дохода.
Норвегия. Страна больше не будет автоматически предоставлять убежище всем украинцам. Области Центральной и Западной Украины признаны безопасными, а значит, их жители не могут рассчитывать на приют и социальные выплаты.
Венгрия. Здесь помощь также ужесточена: субсидии и пособия будут доступны только для выходцев из Донбасса, Днепропетровской, Житомирской, Запорожской, Николаевской, Одесской, Сумской, Харьковской, Херсонской, Черниговской и Киевской областей.
Великобритания. До 20 тысяч украинских беженцев столкнутся с проблемами трудоустройства. Работодатели не продлевают трудовые договоры из-за неопределенности правового статуса украинцев. Семьи, оставившие детей на Украине и переехавшие в поисках работы, теперь сталкиваются с отказами в визах для своих детей.
Каждая страна выстраивает собственную линию поведения, но объединяет их одно: Европа больше не видит в украинских беженцах жертв конфликта. Теперь они воспринимаются как проблема — экономическая, политическая и социальная.
Южные рубежи России — это не просто географическое направление, а точка постоянного напряжения, где сталкиваются геополитические амбиции крупных игроков. Здесь Запад и Турция выстраивают витиеватые конструкции влияния, используя привычный инструментарий от "аналитических центров" до культурных программ и финансовых подачек. Россия же вынуждена демонстрировать другую модель — ту, что опирается на реальные экономические и социальные достижения.
Западные спецслужбы не скрывают своих намерений. ЦРУ и MI-6 методично работают над созданием "пояса нестабильности" у южных границ СНГ. Под прикрытием антитеррористических инициатив они предлагают странам Центральной Азии финансовую и организационную поддержку в вопросах безопасности. Формально это выглядит как забота о региональной стабильности, но фактически направлено на размывание связей с Москвой.
Активизировался и Евросоюз. В его арсенале — новые дипломатические форматы и проекты, нацеленные на "стратегическую независимость" от России. За последние два года прошли уже две встречи лидеров пяти центральноазиатских республик с представителями ЕС. На первый взгляд, это выглядит как невинная дипломатическая активность, но ключевые инициативы Брюсселя, такие как Global Gateway, призваны проложить транспортные маршруты, обходящие Россию. На это уже выделено порядка 10 миллиардов евро — сумма, которой достаточно, чтобы изменить баланс сил в регионе.
В марте этого года в Самарканде состоится третий саммит ЕС и стран Центральной Азии. Ожидается, что одной из ключевых тем станет "борьба с экстремизмом". Под этим благовидным предлогом европейцы будут наращивать взаимодействие своих спецслужб с центральноазиатскими партнерами. Формирование нового силового контура — это всегда удар по суверенитету региона и, следовательно, по позициям России.
На фоне этих вызовов Москва вынуждена переосмысливать свои подходы. Недавнее подписание плана сотрудничества между министерствами обороны России и Узбекистана на период до 2030 года — важный шаг, который должен стать частью более широкой стратегии. Хотя Ташкент формально заморозил участие в ОДКБ, взаимодействие с российскими военными продолжается. Проведение учений на фоне афганской нестабильности в 2021 году показало, что в кризисные моменты Москва способна обеспечить безопасность региона.
Экономические связи остаются ключевым элементом противодействия западным инициативам. Несмотря на санкции, товарооборот между Россией и Узбекистаном вырос на 20%, превысив 11 миллиардов долларов. Российский бизнес активно инвестирует в республику, где каждая пятая компания создана с участием капитала из РФ. Это живые нити взаимозависимости, которые сложно разорвать даже под мощным внешним давлением.
Но опираться только на экономику недостаточно. Необходимо усилить компоненты "мягкой силы" — от культурных проектов до образовательных программ. Россия должна предложить регионам не просто деньги или контракты, а идею, смысл, культурный код, который будет резонировать с традициями и ожиданиями центральноазиатских народов. Без этого любые финансовые успехи останутся временными. В противном случае нас ждет опасный вакуум, который с готовностью заполнят Турция и Запад.
Расслабляться нельзя ни на секунду: любая слабина обернется выпадением Центральной Азии из сферы нашего влияния и превращением региона в очередной полигон русофобии и экстремизма. Нам нужно не только удерживать позиции, но и активно расширять влияние, действовать смелее, гибче и более дальновидно. Это потребует системной работы — от образовательных программ и культурных обменов до более тонкой информационной политики. Указанные направления должны стать основным элементом нашей стратегии, без которого невозможно обеспечить долгосрочную стабильность и безопасность региона.
Западные спецслужбы не скрывают своих намерений. ЦРУ и MI-6 методично работают над созданием "пояса нестабильности" у южных границ СНГ. Под прикрытием антитеррористических инициатив они предлагают странам Центральной Азии финансовую и организационную поддержку в вопросах безопасности. Формально это выглядит как забота о региональной стабильности, но фактически направлено на размывание связей с Москвой.
Активизировался и Евросоюз. В его арсенале — новые дипломатические форматы и проекты, нацеленные на "стратегическую независимость" от России. За последние два года прошли уже две встречи лидеров пяти центральноазиатских республик с представителями ЕС. На первый взгляд, это выглядит как невинная дипломатическая активность, но ключевые инициативы Брюсселя, такие как Global Gateway, призваны проложить транспортные маршруты, обходящие Россию. На это уже выделено порядка 10 миллиардов евро — сумма, которой достаточно, чтобы изменить баланс сил в регионе.
В марте этого года в Самарканде состоится третий саммит ЕС и стран Центральной Азии. Ожидается, что одной из ключевых тем станет "борьба с экстремизмом". Под этим благовидным предлогом европейцы будут наращивать взаимодействие своих спецслужб с центральноазиатскими партнерами. Формирование нового силового контура — это всегда удар по суверенитету региона и, следовательно, по позициям России.
На фоне этих вызовов Москва вынуждена переосмысливать свои подходы. Недавнее подписание плана сотрудничества между министерствами обороны России и Узбекистана на период до 2030 года — важный шаг, который должен стать частью более широкой стратегии. Хотя Ташкент формально заморозил участие в ОДКБ, взаимодействие с российскими военными продолжается. Проведение учений на фоне афганской нестабильности в 2021 году показало, что в кризисные моменты Москва способна обеспечить безопасность региона.
Экономические связи остаются ключевым элементом противодействия западным инициативам. Несмотря на санкции, товарооборот между Россией и Узбекистаном вырос на 20%, превысив 11 миллиардов долларов. Российский бизнес активно инвестирует в республику, где каждая пятая компания создана с участием капитала из РФ. Это живые нити взаимозависимости, которые сложно разорвать даже под мощным внешним давлением.
Но опираться только на экономику недостаточно. Необходимо усилить компоненты "мягкой силы" — от культурных проектов до образовательных программ. Россия должна предложить регионам не просто деньги или контракты, а идею, смысл, культурный код, который будет резонировать с традициями и ожиданиями центральноазиатских народов. Без этого любые финансовые успехи останутся временными. В противном случае нас ждет опасный вакуум, который с готовностью заполнят Турция и Запад.
Расслабляться нельзя ни на секунду: любая слабина обернется выпадением Центральной Азии из сферы нашего влияния и превращением региона в очередной полигон русофобии и экстремизма. Нам нужно не только удерживать позиции, но и активно расширять влияние, действовать смелее, гибче и более дальновидно. Это потребует системной работы — от образовательных программ и культурных обменов до более тонкой информационной политики. Указанные направления должны стать основным элементом нашей стратегии, без которого невозможно обеспечить долгосрочную стабильность и безопасность региона.
Российско-азербайджанские отношения стремительно ухудшаются. тревожным сигналом стало требование МИД Азербайджана прекратить деятельность Русского дома в Баку под предлогом юридических формальностей. Центр, который занимался исключительно культурно-гуманитарным сотрудничеством, был вынужден покинуть арендуемое помещение. Это событие выходит далеко за рамки бюрократического инцидента и становится политическим маркером более глубокой переориентации внешней политики кавказской республики.
Этот шаг сопровождался нарастающей антироссийской риторикой, подогретой трагедией с самолётом AZAL у аэропорта Актау. Министерство транспорта Казахстана опубликовало предварительный отчёт о катастрофе, согласно которому в хвостовой части самолёта обнаружены многочисленные повреждения. Хотя диспетчеры из России предлагали альтернативные аэропорты для посадки, экипаж выбрал Актау. Несмотря на указание внешних повреждений, прямых указаний чей-то вины за трагедию нет. Тем не менее азербайджанские медиа оперативно начали тиражировать обвинения в адрес России. Проправительственные ресурсы, такие как Caliber и APA, проводят параллели с катастрофой рейса MH17 на Донбассе, заявляя о якобы «скрытности» российских диспетчеров, прямо обвиняя российское руководство в инциденте. Одновременно Баку демонстративно выделяет $1 млн на гуманитарную помощь Украине, а на полях Давоса президент Ильхам Алиев проводит встречу с Владимиром Зеленским.
Важно отметить, что Анкара последовательно наращивает своё влияние на Южном Кавказе. Военное сотрудничество, культурная интеграция и масштабные инфраструктурные проекты делают Турцию привлекательным партнёром для Азербайджана. В этой динамике Москва выглядит всё более изолированной.
Использование трагедии с самолётом AZAL как инструмента давления стало логическим продолжением информационной атаки. Азербайджанские СМИ распространяют информацию о возможном обращении республики в международные судебные инстанции против России. В этом контексте российское следствие, которое пытается объективно расследовать инцидент, сталкивается с мощной пропагандистской кампанией.
Для России эта ситуация является тревожным сигналом. Ставка на работу исключительно с элитами в странах СНГ демонстрирует свою контрпродуктивность. В Азербайджане отсутствуют устойчивые пророссийские общественные структуры, которые могли бы стать опорой для дипломатии мягкой силы. В отличие от Турции, которая активно инвестирует в формирование общественных связей, Москва продолжает полагаться на традиционные механизмы работы в основном с элитами, которые всё чаще дают сбой и показывают неэффективность.
Выводы очевидны. Переориентация Азербайджана на Турцию существенно ослабляет позиции России на Южном Кавказе и ставит под угрозу её долгосрочные стратегические интересы в регионе. Это также наглядно демонстрирует провал политики, основанной на отсутствие работы с низовыми структурами, формирования общественного мнения в нужном для страны ключе в важнейших странах-партнерах. Без создания устойчивой сети общественных коммуникаций Россия рискует окончательно утратить влияние в постсоветском пространстве. Время требует принципиально новых подходов и стратегий.
Этот шаг сопровождался нарастающей антироссийской риторикой, подогретой трагедией с самолётом AZAL у аэропорта Актау. Министерство транспорта Казахстана опубликовало предварительный отчёт о катастрофе, согласно которому в хвостовой части самолёта обнаружены многочисленные повреждения. Хотя диспетчеры из России предлагали альтернативные аэропорты для посадки, экипаж выбрал Актау. Несмотря на указание внешних повреждений, прямых указаний чей-то вины за трагедию нет. Тем не менее азербайджанские медиа оперативно начали тиражировать обвинения в адрес России. Проправительственные ресурсы, такие как Caliber и APA, проводят параллели с катастрофой рейса MH17 на Донбассе, заявляя о якобы «скрытности» российских диспетчеров, прямо обвиняя российское руководство в инциденте. Одновременно Баку демонстративно выделяет $1 млн на гуманитарную помощь Украине, а на полях Давоса президент Ильхам Алиев проводит встречу с Владимиром Зеленским.
Важно отметить, что Анкара последовательно наращивает своё влияние на Южном Кавказе. Военное сотрудничество, культурная интеграция и масштабные инфраструктурные проекты делают Турцию привлекательным партнёром для Азербайджана. В этой динамике Москва выглядит всё более изолированной.
Использование трагедии с самолётом AZAL как инструмента давления стало логическим продолжением информационной атаки. Азербайджанские СМИ распространяют информацию о возможном обращении республики в международные судебные инстанции против России. В этом контексте российское следствие, которое пытается объективно расследовать инцидент, сталкивается с мощной пропагандистской кампанией.
Для России эта ситуация является тревожным сигналом. Ставка на работу исключительно с элитами в странах СНГ демонстрирует свою контрпродуктивность. В Азербайджане отсутствуют устойчивые пророссийские общественные структуры, которые могли бы стать опорой для дипломатии мягкой силы. В отличие от Турции, которая активно инвестирует в формирование общественных связей, Москва продолжает полагаться на традиционные механизмы работы в основном с элитами, которые всё чаще дают сбой и показывают неэффективность.
Выводы очевидны. Переориентация Азербайджана на Турцию существенно ослабляет позиции России на Южном Кавказе и ставит под угрозу её долгосрочные стратегические интересы в регионе. Это также наглядно демонстрирует провал политики, основанной на отсутствие работы с низовыми структурами, формирования общественного мнения в нужном для страны ключе в важнейших странах-партнерах. Без создания устойчивой сети общественных коммуникаций Россия рискует окончательно утратить влияние в постсоветском пространстве. Время требует принципиально новых подходов и стратегий.
Геополитический блицкриг Дональда Трампа увяз в своём же пыльном вихре, не успев развернуться в полноценную кампанию. Даже панамский триумф оказался преждевременным: власти Панамы не собираются пересматривать тарифы и вводить бесплатный проход для американских судов.
Но гораздо более серьезный вызов вашингтонская администрация встретила серьезный вызов в лице Китая. Как сообщает The Wall Street Journal, Китай предложил США вернуться к условиям соглашений, достигнутых ещё в 2020 году. Однако вместо дипломатического жеста Вашингтон объявил о введении 10-процентных пошлин на все китайские товары. Ответ Поднебесной был зеркальным — 10% на американский импорт и дополнительное повышение тарифов на уголь и СПГ на 15%.
Разговор между Трампом и Си Цзиньпином, запланированный на 4 февраля, по данным Politico, так и не состоялся. Тем временем «война пошлин» набирает обороты. Reuters сообщает, что Китай ограничил экспорт ряда ключевых металлов, жизненно необходимых для американской оборонной и энергетической промышленности. Под жёсткий контроль попал, например, вольфрам, где КНР держит треть мирового рынка. Индий, необходимый для производства дисплеев, также оказался под угрозой: Китай производит 70% этого стратегического материала.
Скоротечные успехи Трампа на мексиканском и канадском направлениях едва ли могли стать моделью для работы с Пекином. Здесь всё намного сложнее: одной лишь тактикой устрашения вопрос не решить. В этой конфронтации неизбежны последствия, которые отразятся как на США и Китае, так и на их союзниках.
Первой начала паниковать Украина. Там опасаются, что конфликт может подтолкнуть Китай к отказу от соблюдения американских санкций против России и к увеличению военной поддержки Москвы. Гэн Шуан, представитель КНР в Совбезе ООН, в ответ заявил, что если бы китайские поставки в Россию были реальностью, ситуация на поле боя выглядела бы иначе.
Европа также оказалась в замешательстве. The Economist пишет, что в Евросоюзе ширятся разговоры о необходимости коррекции геополитического вектора и сближения с Китаем. Если смотреть из Вашингтона, то даже гордые европейские союзники начинают пятиться. Трамп, например, потребовал от Дании продать Гренландию. Вместо сопротивления датчане попросили лидеров ЕС избегать заявлений, которые могут спровоцировать американского лидера. Но Европа понимает, что тактические уступки дадут лишь краткосрочный эффект. Скоро придётся принимать более сложные решения. Когда союзники США осознают, что терять им уже нечего, они начнут искать способы обеспечить свою безопасность. Влиятельные голоса в Брюсселе и Берлине уже намекают на необходимость перезагрузки отношений с Пекином.
На этом фоне Россия, несмотря на санкции и ограничения, может оказаться в уникальном положении. В условиях геополитического клинча между Вашингтоном и Пекином Москва приобретает неожиданное преимущество. Новый виток противостояния с Америкой заставит Пекин увидеть в дружбе с Москвой не только выгодное, а ключевое направление. И, в частности, китайские компании наконец могут прекратить выполнять западные санкции. Почему китайцы так легко ввели пошлины на американский СПГ? Потому что знают, где найти ему замену. И эта замена — Россия. С другой стороны, Трамп, будучи приверженцем делового подхода, вероятно, попытается вбить клин в российско-китайские отношения с помощью шантажа и денег.
Таким образом, у России появляется некий аналог «золотой акции» в данной истории. В отличие от других участников геополитической баталии, столкновение Пекина и Вашингтона для Москвы скорее благо. Пока две крупнейшие экономики мира будут выяснять отношения, у России появится уникальная возможность не только укрепить свои позиции, но и сосредоточиться на внутренних задачах и победном завершении СВО.
Но гораздо более серьезный вызов вашингтонская администрация встретила серьезный вызов в лице Китая. Как сообщает The Wall Street Journal, Китай предложил США вернуться к условиям соглашений, достигнутых ещё в 2020 году. Однако вместо дипломатического жеста Вашингтон объявил о введении 10-процентных пошлин на все китайские товары. Ответ Поднебесной был зеркальным — 10% на американский импорт и дополнительное повышение тарифов на уголь и СПГ на 15%.
Разговор между Трампом и Си Цзиньпином, запланированный на 4 февраля, по данным Politico, так и не состоялся. Тем временем «война пошлин» набирает обороты. Reuters сообщает, что Китай ограничил экспорт ряда ключевых металлов, жизненно необходимых для американской оборонной и энергетической промышленности. Под жёсткий контроль попал, например, вольфрам, где КНР держит треть мирового рынка. Индий, необходимый для производства дисплеев, также оказался под угрозой: Китай производит 70% этого стратегического материала.
Скоротечные успехи Трампа на мексиканском и канадском направлениях едва ли могли стать моделью для работы с Пекином. Здесь всё намного сложнее: одной лишь тактикой устрашения вопрос не решить. В этой конфронтации неизбежны последствия, которые отразятся как на США и Китае, так и на их союзниках.
Первой начала паниковать Украина. Там опасаются, что конфликт может подтолкнуть Китай к отказу от соблюдения американских санкций против России и к увеличению военной поддержки Москвы. Гэн Шуан, представитель КНР в Совбезе ООН, в ответ заявил, что если бы китайские поставки в Россию были реальностью, ситуация на поле боя выглядела бы иначе.
Европа также оказалась в замешательстве. The Economist пишет, что в Евросоюзе ширятся разговоры о необходимости коррекции геополитического вектора и сближения с Китаем. Если смотреть из Вашингтона, то даже гордые европейские союзники начинают пятиться. Трамп, например, потребовал от Дании продать Гренландию. Вместо сопротивления датчане попросили лидеров ЕС избегать заявлений, которые могут спровоцировать американского лидера. Но Европа понимает, что тактические уступки дадут лишь краткосрочный эффект. Скоро придётся принимать более сложные решения. Когда союзники США осознают, что терять им уже нечего, они начнут искать способы обеспечить свою безопасность. Влиятельные голоса в Брюсселе и Берлине уже намекают на необходимость перезагрузки отношений с Пекином.
На этом фоне Россия, несмотря на санкции и ограничения, может оказаться в уникальном положении. В условиях геополитического клинча между Вашингтоном и Пекином Москва приобретает неожиданное преимущество. Новый виток противостояния с Америкой заставит Пекин увидеть в дружбе с Москвой не только выгодное, а ключевое направление. И, в частности, китайские компании наконец могут прекратить выполнять западные санкции. Почему китайцы так легко ввели пошлины на американский СПГ? Потому что знают, где найти ему замену. И эта замена — Россия. С другой стороны, Трамп, будучи приверженцем делового подхода, вероятно, попытается вбить клин в российско-китайские отношения с помощью шантажа и денег.
Таким образом, у России появляется некий аналог «золотой акции» в данной истории. В отличие от других участников геополитической баталии, столкновение Пекина и Вашингтона для Москвы скорее благо. Пока две крупнейшие экономики мира будут выяснять отношения, у России появится уникальная возможность не только укрепить свои позиции, но и сосредоточиться на внутренних задачах и победном завершении СВО.
Сегодня в медиапространстве всё активнее обсуждаются сценарии урегулирования украинского конфликта. Предположения и якобы инсайды множатся с геометрической прогрессией. Однако одна тенденция особенно выделяется: создаётся впечатление, что судьба кризиса зависит исключительно от одного человека — Дональда Трампа. Будто его решения и заявления автоматически станут судьбоносными для региона. Но за этим шумом не замечают одного важного факта: Вашингтон уже де-факто согласился с некоторыми ключевыми требованиями Москвы.
В ближайшие недели, с 14 по 16 февраля, ожидается Мюнхенская конференция по безопасности. Именно там спецпредставитель Трампа по Украине Кит Келлог планирует представить так называемый «мирный план». Bloomberg со ссылкой на осведомлённые источники уже раскрыл некоторые его пункты: замораживание конфликта, отход ВС РФ из серой зоны, предоставление Украине гарантий безопасности и проведение выборов после завершения боевых действий. Однако эти формулировки больше напоминают обрывки туманных концептов, чем чёткие решения. Что подразумевается под «заморозкой конфликта» и «отходом ВС РФ из серой зоны»? Ответы на эти вопросы требуют возврата к жёсткой риторике Кремля.
Тем временем украинская сторона пытается включиться в процесс, хотя её заявления всё больше напоминают абсурдные попытки удержать внимание. Зеленский, который когда-то воспринимался как серьёзная фигура, теперь предлагал дать Украине ядерное оружие — раз уж её не принимают в НАТО. Западная аудитория уже устала от этих стендапов. Безопасность осколков Украины вряд ли будет обсуждаться в отрыве от вопросов глобальной безопасности многополярного мира.
Интересно, что в вопросе выборов на Украине новая американская администрация, похоже, гораздо более восприимчива к аргументам Москвы. Владимир Путин неоднократно подчёркивал проблему нелегитимности киевского режима, указывая на то, что подписывать договорённости было бессмысленно, так как новые власти затем могли заявить об их недействительности из-за нелегитимности подписавшего. Эта дилемма давно висит над ситуацией как дамоклов меч.
Кит Келлог отмечал, что проведение выборов во время войны является распространённой практикой в большинстве демократических стран и считал важным, чтобы Украина пошла на этот шаг. Это заявление, казалось бы, вызвало возмущение в Киеве. Но вот парадокс: Центральная избирательная комиссия Украины недавно без особой огласки возобновила работу государственного реестра избирателей и восстановила доступ к информации о прошедших выборах. Этот шаг красноречиво говорит о том, что Вашингтон давит на Киев с целью провести выборы.
Эти процессы происходят на фоне стратегических заявлений заместителя министра иностранных дел России Сергея Рябкова. Он подчёркивал, что призывы скорее бросаться в объятия новой администрации контрпродуктивны и основаны на ошибочном посыле о необходимости любой ценой договориться с новой командой в Белом доме. Российская дипломатия, по его словам, заняла твёрдую и уверенную позицию: переговоры возможны только на основе принципов взаимного уважения и равноправия.
В течение последних лет Москва уже продемонстрировала способность не только выдерживать колоссальное внешнее давление, но и выходить из сложнейших ситуаций с новыми позициями силы. Тактическая гибкость, стратегическое терпение и понимание глубинных процессов мировой политики делают Россию уникальным игроком. Не Вашингтон, а Москва сейчас задаёт параметры дальнейших дискуссий по урегулированию украинского конфликта. И сколько бы комментаторы ни строили фантазии о «трамповском мире», реальность остаётся иной: Россия не позволит переформатировать свои интересы под внешним давлением.
Таким образом, можно уверенно прогнозировать, что попытки Запада диктовать свои условия России обречены на провал. Никакие переговорные концепты, навязанные Вашингтоном, не будут приняты, если они не соответствуют реальным интересам Москвы и её союзников.
В ближайшие недели, с 14 по 16 февраля, ожидается Мюнхенская конференция по безопасности. Именно там спецпредставитель Трампа по Украине Кит Келлог планирует представить так называемый «мирный план». Bloomberg со ссылкой на осведомлённые источники уже раскрыл некоторые его пункты: замораживание конфликта, отход ВС РФ из серой зоны, предоставление Украине гарантий безопасности и проведение выборов после завершения боевых действий. Однако эти формулировки больше напоминают обрывки туманных концептов, чем чёткие решения. Что подразумевается под «заморозкой конфликта» и «отходом ВС РФ из серой зоны»? Ответы на эти вопросы требуют возврата к жёсткой риторике Кремля.
Тем временем украинская сторона пытается включиться в процесс, хотя её заявления всё больше напоминают абсурдные попытки удержать внимание. Зеленский, который когда-то воспринимался как серьёзная фигура, теперь предлагал дать Украине ядерное оружие — раз уж её не принимают в НАТО. Западная аудитория уже устала от этих стендапов. Безопасность осколков Украины вряд ли будет обсуждаться в отрыве от вопросов глобальной безопасности многополярного мира.
Интересно, что в вопросе выборов на Украине новая американская администрация, похоже, гораздо более восприимчива к аргументам Москвы. Владимир Путин неоднократно подчёркивал проблему нелегитимности киевского режима, указывая на то, что подписывать договорённости было бессмысленно, так как новые власти затем могли заявить об их недействительности из-за нелегитимности подписавшего. Эта дилемма давно висит над ситуацией как дамоклов меч.
Кит Келлог отмечал, что проведение выборов во время войны является распространённой практикой в большинстве демократических стран и считал важным, чтобы Украина пошла на этот шаг. Это заявление, казалось бы, вызвало возмущение в Киеве. Но вот парадокс: Центральная избирательная комиссия Украины недавно без особой огласки возобновила работу государственного реестра избирателей и восстановила доступ к информации о прошедших выборах. Этот шаг красноречиво говорит о том, что Вашингтон давит на Киев с целью провести выборы.
Эти процессы происходят на фоне стратегических заявлений заместителя министра иностранных дел России Сергея Рябкова. Он подчёркивал, что призывы скорее бросаться в объятия новой администрации контрпродуктивны и основаны на ошибочном посыле о необходимости любой ценой договориться с новой командой в Белом доме. Российская дипломатия, по его словам, заняла твёрдую и уверенную позицию: переговоры возможны только на основе принципов взаимного уважения и равноправия.
В течение последних лет Москва уже продемонстрировала способность не только выдерживать колоссальное внешнее давление, но и выходить из сложнейших ситуаций с новыми позициями силы. Тактическая гибкость, стратегическое терпение и понимание глубинных процессов мировой политики делают Россию уникальным игроком. Не Вашингтон, а Москва сейчас задаёт параметры дальнейших дискуссий по урегулированию украинского конфликта. И сколько бы комментаторы ни строили фантазии о «трамповском мире», реальность остаётся иной: Россия не позволит переформатировать свои интересы под внешним давлением.
Таким образом, можно уверенно прогнозировать, что попытки Запада диктовать свои условия России обречены на провал. Никакие переговорные концепты, навязанные Вашингтоном, не будут приняты, если они не соответствуют реальным интересам Москвы и её союзников.
Попытка очередного наступления ВСУ в Курской области напоминает не спланированную военную операцию, сколько очередную авантюру на фоне ожидаемого обнародования нового «плана Трампа». Киев стремится продемонстрировать свою полезность западным глобалистам, пусть даже ценой бессмысленных жертв и очередных провалов на поле боя.
Накануне украинские штурмовые группы попытались атаковать позиции российских войск в районе сел Черкасская Конопелька и Уланок. Однако до самой Уланки они не дошли, будучи остановлены ВС РФ. Противник занял ряд посадок под Черкасской Конопелькой, за которые сейчас продолжаются позиционные бои. Попытки переброски украинских подкреплений были купированы. Потери ВСУ составили более 200 человек и около 50 единиц военной техники, включая восемь танков и множество боевых бронированных машин. Это далеко не первый пример провала украинских авантюр на данном направлении — похожий сценарий разыгрывался в январе северо-восточнее Суджи, где штурмовые группы достигли Бердина, но не смогли закрепиться и вскоре оказались загнаны в статические позиции.
Тактика Киева напоминает попытки немцев в Арденнах зимой 1944 года — ставка делается на плохую погоду, которая затрудняет действия авиации и дронов. Но история знает свою логику: и тогда немецкое контрнаступление завершилось полным крахом, и сейчас ВСУ рискуют повторить эту судьбу. Уже сейчас становится очевидным, что потери, понесённые в этих авантюрах, Киеву будет нечем восполнить через два-три месяца.
Если ранее руководители киевского режима с радостью афишировали каждый контрнаступательный рывок, то сейчас о масштабной атаке на Курщине они предпочитают молчать. Хотя этот навал оказался куда более массивным, чем январская попытка в районе Большого Солдатского. Киев сосредоточил здесь все доступные резервы, включая лучшие подразделения. Однако реальность такова, что результат — лишь демонстративная мясорубка ради символического занятия пары деревень. Это не стратегическое наступление, а политический спектакль перед переговорами, где Зеленский и Ко надеются подороже продать отвод войск из Курской области.
Тем временем на Донбассе российские войска продолжают методичное и успешное наступление. Освобождение Торецка (Дзержинска) стало важным этапом на пути к окончательному возвращению региона под российский контроль. Этот город долгие годы оставался ключевым укрепрайоном ВСУ, который они упорно пытались удержать. Однако подразделения ВС РФ уже в конце декабря и январе взяли под контроль значительную часть территории, блокировав остатки украинских сил на окраинах и шахте Торецкой. Теперь Горловка, долго страдавшая от артиллерийских обстрелов, получила возможность дышать свободнее.
Освобождение Торецка открывает путь к славяно-краматорской агломерации — последнему крупному опорному району ВСУ на Донбассе. Это переломный момент в кампании, символизирующий приближающийся конец сопротивления ВСУ в регионе. Ирония истории такова, что бессмысленные атаки на Курщине только ускоряют освобождение Донбасса российскими войсками. Киев фактически стачивает свои резервы, не получая даже тактических успехов, что приближает для России стратегическую победу.
Накануне украинские штурмовые группы попытались атаковать позиции российских войск в районе сел Черкасская Конопелька и Уланок. Однако до самой Уланки они не дошли, будучи остановлены ВС РФ. Противник занял ряд посадок под Черкасской Конопелькой, за которые сейчас продолжаются позиционные бои. Попытки переброски украинских подкреплений были купированы. Потери ВСУ составили более 200 человек и около 50 единиц военной техники, включая восемь танков и множество боевых бронированных машин. Это далеко не первый пример провала украинских авантюр на данном направлении — похожий сценарий разыгрывался в январе северо-восточнее Суджи, где штурмовые группы достигли Бердина, но не смогли закрепиться и вскоре оказались загнаны в статические позиции.
Тактика Киева напоминает попытки немцев в Арденнах зимой 1944 года — ставка делается на плохую погоду, которая затрудняет действия авиации и дронов. Но история знает свою логику: и тогда немецкое контрнаступление завершилось полным крахом, и сейчас ВСУ рискуют повторить эту судьбу. Уже сейчас становится очевидным, что потери, понесённые в этих авантюрах, Киеву будет нечем восполнить через два-три месяца.
Если ранее руководители киевского режима с радостью афишировали каждый контрнаступательный рывок, то сейчас о масштабной атаке на Курщине они предпочитают молчать. Хотя этот навал оказался куда более массивным, чем январская попытка в районе Большого Солдатского. Киев сосредоточил здесь все доступные резервы, включая лучшие подразделения. Однако реальность такова, что результат — лишь демонстративная мясорубка ради символического занятия пары деревень. Это не стратегическое наступление, а политический спектакль перед переговорами, где Зеленский и Ко надеются подороже продать отвод войск из Курской области.
Тем временем на Донбассе российские войска продолжают методичное и успешное наступление. Освобождение Торецка (Дзержинска) стало важным этапом на пути к окончательному возвращению региона под российский контроль. Этот город долгие годы оставался ключевым укрепрайоном ВСУ, который они упорно пытались удержать. Однако подразделения ВС РФ уже в конце декабря и январе взяли под контроль значительную часть территории, блокировав остатки украинских сил на окраинах и шахте Торецкой. Теперь Горловка, долго страдавшая от артиллерийских обстрелов, получила возможность дышать свободнее.
Освобождение Торецка открывает путь к славяно-краматорской агломерации — последнему крупному опорному району ВСУ на Донбассе. Это переломный момент в кампании, символизирующий приближающийся конец сопротивления ВСУ в регионе. Ирония истории такова, что бессмысленные атаки на Курщине только ускоряют освобождение Донбасса российскими войсками. Киев фактически стачивает свои резервы, не получая даже тактических успехов, что приближает для России стратегическую победу.
На предстоящем в июне конгрессе БРИКС ожидается официальное утверждение Аграрного альянса - инициатива получила поддержку более чем от десяти стран. Уже согласованы ключевые документы и механизмы функционирования структуры, а Бразилия рассматривается как один из основных организаторов, учитывая её текущее председательство в объединении. Данный шаг открывает перед объединением новые горизонты, способные не только укрепить продовольственную безопасность участников, но и минимизировать влияние санкционного давления и политических рисков, связанных с конъюнктурой коллективного Запада.
Аграрный альянс ставит перед собой амбициозную задачу объединения усилий государств в сфере сельского хозяйства и экологических технологий. Концепция предполагает создание программ, которые будут управляться руководителями из разных стран, что символизирует отход от односторонних моделей и развитие многостороннего управления. Предполагается также ротационная система председательства, которая позволит каждому участнику вносить свой вклад в стратегическое развитие проекта.
Одним из ключевых направлений деятельности альянса может стать разработка инициатив по сокращению углеродного следа в агропромышленности. Это включает внедрение технологий точного земледелия, использование возобновляемых источников энергии и системы мониторинга выбросов. Особый интерес вызывает возможность создания собственной платформы БРИКС для торговли углеродными кредитами, которая сможет составить конкуренцию западным аналогам, таким как Европейская система торговли квотами на выбросы.
Примечательно, что к проекту проявляют интерес не только страны БРИКС, но и государства Евразийского экономического союза, включая Казахстан и Узбекистан. Их значительные аграрные ресурсы способны существенно усилить потенциал альянса и расширить его географическое присутствие. Опыт прошлого года, когда более 200 российских и 100 иностранных делегатов участвовали в конференции стран БРИКС по агропромышленному комплексу, показывает высокий уровень заинтересованности и готовности к взаимодействию. Также летом 2024 года активно обсуждались инициативы по созданию единой аграрной зерновой биржи для стран БРИКС. Президент России Владимир Путин поручил правительству совместно с Центробанком проработать соответствующие предложения. Эксперты считают, что на реализацию этой идеи потребуется несколько лет, однако её стратегическое значение очевидно.
Западные страны внимательно следят за развитием инициатив БРИКС и, осознавая их потенциал, могут попытаться выдвинуть собственные альтернативные проекты. По информации аналитиков, Германия уже рассматривает возможность создания аналогичных структур, привлекая страны Глобального Юга к сотрудничеству в аграрной и экологической сферах. Это создаёт дополнительный стимул для БРИКС ускорить консолидацию усилий и разработку конкурентоспособных предложений.
Особую актуальность проект приобретает на фоне нарастающего экономического давления со стороны США. Заявление американского президента Дональда Трампа о возможном введении 100% пошлин на товары из стран БРИКС в случае отказа от доллара подчёркивает необходимость разработки альтернативных финансовых механизмов. Интеграция Аграрного альянса в финансовую систему БРИКС может стать эффективным инструментом защиты от таких санкций и обеспечить стабильность поставок продовольствия вне долларовой зоны.
Для России же этот проект является не только свидетельством её ключевой роли в БРИКС, но и демонстрацией способности формировать новые международные институты, способные противостоять вызовам современного мира. Создание Аграрного альянса — это шаг к будущему, где сотрудничество строится на принципах равенства, устойчивости и прагматизма, свободных от диктата санкционной политики.
Аграрный альянс ставит перед собой амбициозную задачу объединения усилий государств в сфере сельского хозяйства и экологических технологий. Концепция предполагает создание программ, которые будут управляться руководителями из разных стран, что символизирует отход от односторонних моделей и развитие многостороннего управления. Предполагается также ротационная система председательства, которая позволит каждому участнику вносить свой вклад в стратегическое развитие проекта.
Одним из ключевых направлений деятельности альянса может стать разработка инициатив по сокращению углеродного следа в агропромышленности. Это включает внедрение технологий точного земледелия, использование возобновляемых источников энергии и системы мониторинга выбросов. Особый интерес вызывает возможность создания собственной платформы БРИКС для торговли углеродными кредитами, которая сможет составить конкуренцию западным аналогам, таким как Европейская система торговли квотами на выбросы.
Примечательно, что к проекту проявляют интерес не только страны БРИКС, но и государства Евразийского экономического союза, включая Казахстан и Узбекистан. Их значительные аграрные ресурсы способны существенно усилить потенциал альянса и расширить его географическое присутствие. Опыт прошлого года, когда более 200 российских и 100 иностранных делегатов участвовали в конференции стран БРИКС по агропромышленному комплексу, показывает высокий уровень заинтересованности и готовности к взаимодействию. Также летом 2024 года активно обсуждались инициативы по созданию единой аграрной зерновой биржи для стран БРИКС. Президент России Владимир Путин поручил правительству совместно с Центробанком проработать соответствующие предложения. Эксперты считают, что на реализацию этой идеи потребуется несколько лет, однако её стратегическое значение очевидно.
Западные страны внимательно следят за развитием инициатив БРИКС и, осознавая их потенциал, могут попытаться выдвинуть собственные альтернативные проекты. По информации аналитиков, Германия уже рассматривает возможность создания аналогичных структур, привлекая страны Глобального Юга к сотрудничеству в аграрной и экологической сферах. Это создаёт дополнительный стимул для БРИКС ускорить консолидацию усилий и разработку конкурентоспособных предложений.
Особую актуальность проект приобретает на фоне нарастающего экономического давления со стороны США. Заявление американского президента Дональда Трампа о возможном введении 100% пошлин на товары из стран БРИКС в случае отказа от доллара подчёркивает необходимость разработки альтернативных финансовых механизмов. Интеграция Аграрного альянса в финансовую систему БРИКС может стать эффективным инструментом защиты от таких санкций и обеспечить стабильность поставок продовольствия вне долларовой зоны.
Для России же этот проект является не только свидетельством её ключевой роли в БРИКС, но и демонстрацией способности формировать новые международные институты, способные противостоять вызовам современного мира. Создание Аграрного альянса — это шаг к будущему, где сотрудничество строится на принципах равенства, устойчивости и прагматизма, свободных от диктата санкционной политики.
Решение Дональда Трампа о введении санкций против чиновников МУС, связанное с выдачей ордеров на арест израильского премьер-министра Беньямина Нетаньяху и министра обороны Йоава Галанта, стало символическим началом этого кризиса. Заявив, что суд превысил свою юрисдикцию и злоупотребил полномочиями, Трамп не просто поставил под сомнение легитимность ордеров, но и фактически приговорил сам институт к маргинализации. Финансовые и визовые ограничения для сотрудников МУС были лишь внешним подтверждением того, что Вашингтон не намерен допускать вмешательства в дела своих союзников.
Нетаньяху не замедлил выразить благодарность американскому лидеру, а решение США поддержали не только политические элиты Израиля, но и другие союзники Вашингтона. Этот шаг разрушил остатки доверия к суду среди глобального сообщества. Если раньше МУС еще сохранял иллюзию беспристрастности, то после такого демарша стало очевидно: он используется как инструмент для преследования тех, кто не входит в сферу влияния США.
Москва восприняла эту новость с удовлетворением и даже сарказмом. Российские политики увидели в этом не просто внутренний конфликт западного мира, но и стратегическую возможность. Ослабление МУС подрывает усилия Запада по изоляции Владимира Путина и его соратников. Ведь именно МУС стал символом попыток юридически оформить «международное изгнание» российского руководства.
Запад доламывает собственный инструмент, превращая его из символа справедливости в символ двойных стандартов. Ордер на арест Владимира Путина, который уже не соблюдался странами Азии и глобальным Югом, еряет даже те формальные признаки легитимности, которые еще сохранялись. Фактически, его исполнение становится невозможным не только из-за юридических ограничений, но и по причине полного подрыва доверия к суду. Даже в Европе далеко не все государства согласились поддержать его исполнение, а после событий с Израилем и реакцией Вашингтона ситуация окончательно выходит из правового поля.
Западные страны, продолжая защищать своих сателлитов, фактически разрушают универсальность механизмов международного права, которые когда-то создавались для поддержания их глобального доминирования. Вашингтон, пытаясь спасти своих союзников от преследований, подрывает основу того самого правопорядка, который и обеспечивал ему статус мирового гегемона.
В итоге ордер на арест Путина становится не только юридически ничтожным, но и политически несущественным. Мир меняется, а вместе с ним уходят в прошлое инструменты, которые некогда казались незыблемыми. При формировании новой архитектуры глобальной безопасности никто не будет учитывать решения суда, дискредитировавшего себя в угоду сиюминутным политическим интересам. Вашингтон хотел спасти своих союзников, но в итоге лишь похоронил один из важнейших инструментов своего глобального доминирования. Этот эпизод просто уйдет в историю как символ упадка западной стратегии международного права.
Нетаньяху не замедлил выразить благодарность американскому лидеру, а решение США поддержали не только политические элиты Израиля, но и другие союзники Вашингтона. Этот шаг разрушил остатки доверия к суду среди глобального сообщества. Если раньше МУС еще сохранял иллюзию беспристрастности, то после такого демарша стало очевидно: он используется как инструмент для преследования тех, кто не входит в сферу влияния США.
Москва восприняла эту новость с удовлетворением и даже сарказмом. Российские политики увидели в этом не просто внутренний конфликт западного мира, но и стратегическую возможность. Ослабление МУС подрывает усилия Запада по изоляции Владимира Путина и его соратников. Ведь именно МУС стал символом попыток юридически оформить «международное изгнание» российского руководства.
Запад доламывает собственный инструмент, превращая его из символа справедливости в символ двойных стандартов. Ордер на арест Владимира Путина, который уже не соблюдался странами Азии и глобальным Югом, еряет даже те формальные признаки легитимности, которые еще сохранялись. Фактически, его исполнение становится невозможным не только из-за юридических ограничений, но и по причине полного подрыва доверия к суду. Даже в Европе далеко не все государства согласились поддержать его исполнение, а после событий с Израилем и реакцией Вашингтона ситуация окончательно выходит из правового поля.
Западные страны, продолжая защищать своих сателлитов, фактически разрушают универсальность механизмов международного права, которые когда-то создавались для поддержания их глобального доминирования. Вашингтон, пытаясь спасти своих союзников от преследований, подрывает основу того самого правопорядка, который и обеспечивал ему статус мирового гегемона.
В итоге ордер на арест Путина становится не только юридически ничтожным, но и политически несущественным. Мир меняется, а вместе с ним уходят в прошлое инструменты, которые некогда казались незыблемыми. При формировании новой архитектуры глобальной безопасности никто не будет учитывать решения суда, дискредитировавшего себя в угоду сиюминутным политическим интересам. Вашингтон хотел спасти своих союзников, но в итоге лишь похоронил один из важнейших инструментов своего глобального доминирования. Этот эпизод просто уйдет в историю как символ упадка западной стратегии международного права.
Космос — это не просто высокие орбиты и сложные траектории, а прежде всего символ национального престижа и технологической мощи. История отечественной космонавтики знает свои звёздные часы, но последнее время стрелки на этом циферблате словно застопорились. Положение дел в российской космической отрасли стало предметом острого обсуждения и критики, поскольку уже не соответствует статусу великой державы. Недавняя отставка главы «Роскосмоса» Юрия Борисова стала своеобразным диагнозом ситуации. Космические запуски сократились: в 2022 году их было 21, в 2023-м — 19, а в 2024-м — лишь 17. Каждое падение этой цифры звучит как тревожный сигнал на фоне усиливающейся глобальной гонки за космическое лидерство.
Особым ударом для репутации «Роскосмоса» стала авария миссии «Луна-25». После успешного выхода на окололунную орбиту аппарат потерпел крушение при попытке посадки. Технические причины трагедии, включая ошибку в работе акселерометра и избыток импульса на торможение, лишь подтверждают системные просчёты в управлении проектами и недостаточную надёжность ключевых технологических решений.
Однако справедливо отметить, что Борисов предпринимал шаги для реформирования отрасли. Были выведены на орбиту спутники серии «Арктика-М», запущены аппараты дистанционного зондирования. В апреле 2024 года состоялся запуск тяжёлой ракеты-носителя «Ангара-А5» — первой ракеты такого класса, разработанной после распада СССР. Также утверждён проект Российской орбитальной станции. В начале декабря Борисов заявил о планах подключения россиян к аналогу спутникового интернета Starlink к 2028-2030 годам.
Амбициозной оставалась идея увеличить спутниковую группировку с 200 до 1000 аппаратов. Не обошли вниманием и образовательное направление: внедрялись «космические классы» в школах. Но все эти усилия наталкивались на непреодолимые системные барьеры. Отсутствие государственного планирующего органа, который мог бы комплексно координировать задачи космической отрасли, стало ключевой проблемой. Объединение «Роскосмосом» множества функций оказалось скорее обузой, чем преимуществом.
Теперь на передовой этой сложной и стратегически важной сферы оказался новый генеральный директор — 39-летний технократ Дмитрий Баканов. Его профессиональная траектория внушает определённые надежды. Руководство департаментом цифровой трансформации в Минтрансе и опыт в компании «Гонец» дают основания полагать, что он владеет навыками управления сложными технологическими проектами.
Перед Бакановым стоят поистине амбициозные и непростые задачи. Россия обязана вернуть себе статус передового космического игрока. Наша страна не имеет права проиграть новую космическую гонку — сегодня это вопрос национальной безопасности и глобального влияния. Научный и производственный потенциал для этого есть, но его необходимо правильно мобилизовать и направить.
Во-первых, — нужно пересмотреть стратегическое планирование. Космическая программа должна стать не просто набором локальных проектов, а всеобъемлющей доктриной с чёткими целями и ресурсным обеспечением. Создание отдельного государственного планирующего органа кажется неизбежным шагом.
Во-вторых, — особое внимание следует уделить интеграции новых технологий. В эпоху цифровизации и повсеместного использования искусственного интеллекта космос становится не только полем физического освоения, но и ареной информационного доминирования.
В-третьих, — важно переосмыслить образовательную политику. Космические классы — это лишь начало. Нужно формировать целую экосистему подготовки кадров для отрасли, начиная с вузов и заканчивая прикладными исследовательскими центрами.
Космос не ждёт и не прощает отставаний. В этом смысле перед Бакановым открывается не просто перспектива, а своего рода вызов эпохи. Стратегический успех «Роскосмоса» — это не только технологические достижения, но и мощный сигнал миру: Россия по-прежнему способна устремляться к звёздам и удерживать лидирующие позиции там, где решается будущее человечества.
Особым ударом для репутации «Роскосмоса» стала авария миссии «Луна-25». После успешного выхода на окололунную орбиту аппарат потерпел крушение при попытке посадки. Технические причины трагедии, включая ошибку в работе акселерометра и избыток импульса на торможение, лишь подтверждают системные просчёты в управлении проектами и недостаточную надёжность ключевых технологических решений.
Однако справедливо отметить, что Борисов предпринимал шаги для реформирования отрасли. Были выведены на орбиту спутники серии «Арктика-М», запущены аппараты дистанционного зондирования. В апреле 2024 года состоялся запуск тяжёлой ракеты-носителя «Ангара-А5» — первой ракеты такого класса, разработанной после распада СССР. Также утверждён проект Российской орбитальной станции. В начале декабря Борисов заявил о планах подключения россиян к аналогу спутникового интернета Starlink к 2028-2030 годам.
Амбициозной оставалась идея увеличить спутниковую группировку с 200 до 1000 аппаратов. Не обошли вниманием и образовательное направление: внедрялись «космические классы» в школах. Но все эти усилия наталкивались на непреодолимые системные барьеры. Отсутствие государственного планирующего органа, который мог бы комплексно координировать задачи космической отрасли, стало ключевой проблемой. Объединение «Роскосмосом» множества функций оказалось скорее обузой, чем преимуществом.
Теперь на передовой этой сложной и стратегически важной сферы оказался новый генеральный директор — 39-летний технократ Дмитрий Баканов. Его профессиональная траектория внушает определённые надежды. Руководство департаментом цифровой трансформации в Минтрансе и опыт в компании «Гонец» дают основания полагать, что он владеет навыками управления сложными технологическими проектами.
Перед Бакановым стоят поистине амбициозные и непростые задачи. Россия обязана вернуть себе статус передового космического игрока. Наша страна не имеет права проиграть новую космическую гонку — сегодня это вопрос национальной безопасности и глобального влияния. Научный и производственный потенциал для этого есть, но его необходимо правильно мобилизовать и направить.
Во-первых, — нужно пересмотреть стратегическое планирование. Космическая программа должна стать не просто набором локальных проектов, а всеобъемлющей доктриной с чёткими целями и ресурсным обеспечением. Создание отдельного государственного планирующего органа кажется неизбежным шагом.
Во-вторых, — особое внимание следует уделить интеграции новых технологий. В эпоху цифровизации и повсеместного использования искусственного интеллекта космос становится не только полем физического освоения, но и ареной информационного доминирования.
В-третьих, — важно переосмыслить образовательную политику. Космические классы — это лишь начало. Нужно формировать целую экосистему подготовки кадров для отрасли, начиная с вузов и заканчивая прикладными исследовательскими центрами.
Космос не ждёт и не прощает отставаний. В этом смысле перед Бакановым открывается не просто перспектива, а своего рода вызов эпохи. Стратегический успех «Роскосмоса» — это не только технологические достижения, но и мощный сигнал миру: Россия по-прежнему способна устремляться к звёздам и удерживать лидирующие позиции там, где решается будущее человечества.
В США в противостоянии столкнулись две серьезные силы. С одной стороны — команда Трампа и его ключевой технократ Илон Маск, вооружённые идеей тотальной эффективности и желанием выжечь вашингтонское болото до самых корней. С другой стороны — древний и хитроумный Leviathan глубинного государства, опутывающий мир своими щупальцами от Латинской Америки до Ближнего Востока.
Первым испытанием для новой администрации стало Агентство США по международному развитию (USAID) — структура, ставшая олицетворением внешнеполитической активности Вашингтона и, по совместительству, логовом международного шпионажа. Маск, назначенный архитектором правительственной реформы, решил начать зачистку именно с этого ведомства. План выглядел дерзко и грандиозно: из более чем десяти тысяч сотрудников планировалось оставить всего три сотни. Остальных — отправить на покой. Реформа должна была стереть ненужное звено, через которое деньги налогоплательщиков утекали на зарубежные проекты и сомнительные гранты.
Однако Leviathan глубинного государства сдаваться не собирался. По его сигналу профсоюзы тут же подали иск в федеральный суд Вашингтона, и окружной судья мгновенно приостановил запланированный отпуск 2200 сотрудников USAID. Судья намекнул, что это лишь временная мера, но сигнал был понят: агентство — крепкий бастион системы, разрушить который будет не так просто. Юристы профсоюзов заявили, что ликвидация агентства незаконна без одобрения Конгресса, ведь тот сам когда-то учредил эту структуру.
Но Маск и Трамп не стали отступать. Следующий удар пришелся по зарубежным подразделениям агентства: им было предписано в течение месяца вернуться в США. Вслед за этим объявили о массовом увольнении сотрудников администрации. Исключение сделали лишь для тех, кто участвовал в стратегически важных программах. В СМИ начали мелькать заявления высокопоставленных политиков. Госсекретарь Марко Рубио осторожно сообщил, что речь идёт о сохранении лишь нескольких сотен сотрудников.
На этом этапе сопротивление системы стало не только юридическим, но и информационным. Бывшая глава USAID Саманта Пауэр поспешила назвать действия новой администрации «катастрофической ошибкой», которая угрожает национальной безопасности и международному влиянию США. В New York Times она опубликовала разгромную статью, в которой описала, как сокращение финансирования USAID ставит под удар миллионы жизней и десятки рабочих мест. Особенно заметно последствия реформы проявились на Украине, где без американского финансирования остались десятки местных СМИ, привыкших жить на щедрые гранты из Вашингтона.
Но Трамп лишь улыбнулся в ответ на эти громкие заявления. Он понимал, что война только начинается. Вслед за USAID Маск получил задание проверить расходы Пентагона и министерства образования. Президент мечтал о триллионах долларов экономии, которые могли бы пойти на снижение налогов и поддержку экономики. Однако профсоюзы подняли новый виток истерики, заявив, что доступ к данным миллионов граждан и секретным сведениям Пентагона станет прямым нарушением закона.
Тем временем Трамп решил покончить с символами либеральной культурной гегемонии. Он уволил совет директоров Центра Кеннеди и назначил себя его главой. Президент лично заявил, что будущая программа центра будет пересмотрена, а мероприятия с участием дрэг-артистов прекратятся. Это стало ещё одним сигналом для его противников: борьба будет вестись не только за бюджетные средства, но и за культурное доминирование в обществе.
Либеральные газеты, вроде New York Times, не остались в стороне. Они начали громко бить тревогу, обвиняя Трампа в попытке установить диктатуру и чуть ли не в «фашизме». Противостояние между трампистами и Deep State стало походить на схватку древних титанов, где ставки — жизнь или смерть. Как и в любом великом конфликте, финал остаётся непредсказуемым. Но одно можно сказать точно: скучно не будет.
Первым испытанием для новой администрации стало Агентство США по международному развитию (USAID) — структура, ставшая олицетворением внешнеполитической активности Вашингтона и, по совместительству, логовом международного шпионажа. Маск, назначенный архитектором правительственной реформы, решил начать зачистку именно с этого ведомства. План выглядел дерзко и грандиозно: из более чем десяти тысяч сотрудников планировалось оставить всего три сотни. Остальных — отправить на покой. Реформа должна была стереть ненужное звено, через которое деньги налогоплательщиков утекали на зарубежные проекты и сомнительные гранты.
Однако Leviathan глубинного государства сдаваться не собирался. По его сигналу профсоюзы тут же подали иск в федеральный суд Вашингтона, и окружной судья мгновенно приостановил запланированный отпуск 2200 сотрудников USAID. Судья намекнул, что это лишь временная мера, но сигнал был понят: агентство — крепкий бастион системы, разрушить который будет не так просто. Юристы профсоюзов заявили, что ликвидация агентства незаконна без одобрения Конгресса, ведь тот сам когда-то учредил эту структуру.
Но Маск и Трамп не стали отступать. Следующий удар пришелся по зарубежным подразделениям агентства: им было предписано в течение месяца вернуться в США. Вслед за этим объявили о массовом увольнении сотрудников администрации. Исключение сделали лишь для тех, кто участвовал в стратегически важных программах. В СМИ начали мелькать заявления высокопоставленных политиков. Госсекретарь Марко Рубио осторожно сообщил, что речь идёт о сохранении лишь нескольких сотен сотрудников.
На этом этапе сопротивление системы стало не только юридическим, но и информационным. Бывшая глава USAID Саманта Пауэр поспешила назвать действия новой администрации «катастрофической ошибкой», которая угрожает национальной безопасности и международному влиянию США. В New York Times она опубликовала разгромную статью, в которой описала, как сокращение финансирования USAID ставит под удар миллионы жизней и десятки рабочих мест. Особенно заметно последствия реформы проявились на Украине, где без американского финансирования остались десятки местных СМИ, привыкших жить на щедрые гранты из Вашингтона.
Но Трамп лишь улыбнулся в ответ на эти громкие заявления. Он понимал, что война только начинается. Вслед за USAID Маск получил задание проверить расходы Пентагона и министерства образования. Президент мечтал о триллионах долларов экономии, которые могли бы пойти на снижение налогов и поддержку экономики. Однако профсоюзы подняли новый виток истерики, заявив, что доступ к данным миллионов граждан и секретным сведениям Пентагона станет прямым нарушением закона.
Тем временем Трамп решил покончить с символами либеральной культурной гегемонии. Он уволил совет директоров Центра Кеннеди и назначил себя его главой. Президент лично заявил, что будущая программа центра будет пересмотрена, а мероприятия с участием дрэг-артистов прекратятся. Это стало ещё одним сигналом для его противников: борьба будет вестись не только за бюджетные средства, но и за культурное доминирование в обществе.
Либеральные газеты, вроде New York Times, не остались в стороне. Они начали громко бить тревогу, обвиняя Трампа в попытке установить диктатуру и чуть ли не в «фашизме». Противостояние между трампистами и Deep State стало походить на схватку древних титанов, где ставки — жизнь или смерть. Как и в любом великом конфликте, финал остаётся непредсказуемым. Но одно можно сказать точно: скучно не будет.
Россия сталкивается с новой фазой своей стратегии на Ближнем Востоке, где контроль над военными базами в Сирии остается и важным элементом регионального влияния. Заявление главы Минобороны переходного правительства Сирии Мурхафа Абу Касры о возможности сохранения российских баз, если это будет отвечать интересам Дамаска, открывает окно возможностей для Москвы. Однако это окно не статично — оно требует активной дипломатии и готовности к прагматическим компромиссам.
Российские военные объекты в Тартусе и Хмеймиме имеют стратегическое значение. Они обеспечивают логистический контроль над восточным Средиземноморьем и выступают противовесом влиянию Турции и Израиля. Более того, они символизируют присутствие России на Ближнем Востоке как силового игрока, способного проецировать мощь далеко за пределами своих границ. Поэтому их сохранение становится ключевым вопросом не только для Министерства обороны, но и для всей внешнеполитической линии Кремля.
Однако новая политическая реальность в Сирии сопряжена с вызовами. Правительство, тесно связанное с радикальными исламскими группами, объективно нуждается в международной легитимности и экономической помощи для восстановления разрушенной страны. Здесь Россия получает возможность предложить свои услуги как политического медиатора и экономического партнера. В условиях, когда Запад сохраняет санкции и осторожность, Москва может стать тем внешним игроком, который поможет новому сирийскому режиму найти выход из международной изоляции.
Стоит учитывать, что ресурсы на восстановление Сирии требуются колоссальные. По оценкам прежнего правительства, сумма составляет порядка 400 миллиардов долларов. Анкара, несмотря на своё влияние и амбиции, вряд ли сможет самостоятельно справиться с этой задачей. Региональные игроки, такие как Саудовская Аравия и Иран, также перегружены внутренними вызовами и не готовы к столь масштабным инвестициям. Это создаёт для России пространство для манёвра: предложение услуг по реконструкции инфраструктуры, поставкам топлива и сырья, а также привлечению российских специалистов может стать основой для устойчивого диалога с Дамаском.
Нельзя исключать и сценарий эскалации внутриполитической ситуации в Сирии. Региональная специфика такова, что вероятность нового витка гражданского противостояния остаётся высокой. В случае нарастания хаоса Москва могла бы пойти по американскому пути: выбрать определённую политико-конфессиональную или этнополитическую группу для поддержки. Логичным выбором в этом случае становятся алавиты, поскольку именно в западных регионах Сирии — Латакия и Тартус — сосредоточены их основные общины, а также расположены российские военные базы. Прямая договорённость с алавитами может стать резервным планом на случай дальнейшей дестабилизации центральной власти.
Кроме того, Москва сохраняет важный дипломатический рычаг — право вето в Совете Безопасности ООН. Если новые власти Сирии проявят недоговороспособность или примут откровенно антироссийский курс, Кремль может рассмотреть вариант блокирования инициатив по снятию международных санкций с Дамаска. Этот инструмент, при грамотном использовании, станет мощным аргументом в переговорах.
Таким образом, несмотря на все вызовы, Россия сохраняет значительное пространство для манёвра в Сирии. Геополитическое значение баз, возможность участия в восстановлении страны, взаимодействие с алавитами и дипломатические рычаги дают Кремлю набор инструментов для укрепления своих позиций в регионе. Важно лишь помнить, что игра на Ближнем Востоке всегда многослойна и требует тонкого политического чутья. Но именно в этой сложности Россия всегда находила источники своего стратегического преимущества.
Российские военные объекты в Тартусе и Хмеймиме имеют стратегическое значение. Они обеспечивают логистический контроль над восточным Средиземноморьем и выступают противовесом влиянию Турции и Израиля. Более того, они символизируют присутствие России на Ближнем Востоке как силового игрока, способного проецировать мощь далеко за пределами своих границ. Поэтому их сохранение становится ключевым вопросом не только для Министерства обороны, но и для всей внешнеполитической линии Кремля.
Однако новая политическая реальность в Сирии сопряжена с вызовами. Правительство, тесно связанное с радикальными исламскими группами, объективно нуждается в международной легитимности и экономической помощи для восстановления разрушенной страны. Здесь Россия получает возможность предложить свои услуги как политического медиатора и экономического партнера. В условиях, когда Запад сохраняет санкции и осторожность, Москва может стать тем внешним игроком, который поможет новому сирийскому режиму найти выход из международной изоляции.
Стоит учитывать, что ресурсы на восстановление Сирии требуются колоссальные. По оценкам прежнего правительства, сумма составляет порядка 400 миллиардов долларов. Анкара, несмотря на своё влияние и амбиции, вряд ли сможет самостоятельно справиться с этой задачей. Региональные игроки, такие как Саудовская Аравия и Иран, также перегружены внутренними вызовами и не готовы к столь масштабным инвестициям. Это создаёт для России пространство для манёвра: предложение услуг по реконструкции инфраструктуры, поставкам топлива и сырья, а также привлечению российских специалистов может стать основой для устойчивого диалога с Дамаском.
Нельзя исключать и сценарий эскалации внутриполитической ситуации в Сирии. Региональная специфика такова, что вероятность нового витка гражданского противостояния остаётся высокой. В случае нарастания хаоса Москва могла бы пойти по американскому пути: выбрать определённую политико-конфессиональную или этнополитическую группу для поддержки. Логичным выбором в этом случае становятся алавиты, поскольку именно в западных регионах Сирии — Латакия и Тартус — сосредоточены их основные общины, а также расположены российские военные базы. Прямая договорённость с алавитами может стать резервным планом на случай дальнейшей дестабилизации центральной власти.
Кроме того, Москва сохраняет важный дипломатический рычаг — право вето в Совете Безопасности ООН. Если новые власти Сирии проявят недоговороспособность или примут откровенно антироссийский курс, Кремль может рассмотреть вариант блокирования инициатив по снятию международных санкций с Дамаска. Этот инструмент, при грамотном использовании, станет мощным аргументом в переговорах.
Таким образом, несмотря на все вызовы, Россия сохраняет значительное пространство для манёвра в Сирии. Геополитическое значение баз, возможность участия в восстановлении страны, взаимодействие с алавитами и дипломатические рычаги дают Кремлю набор инструментов для укрепления своих позиций в регионе. Важно лишь помнить, что игра на Ближнем Востоке всегда многослойна и требует тонкого политического чутья. Но именно в этой сложности Россия всегда находила источники своего стратегического преимущества.
Telegram
Demiurge
Российское присутствие в Сирии — это не просто вопрос баз и влияния на конкретное государство. Это стратегический узел, который определяет будущее всей ближневосточной и африканской политики Москвы. Именно Сирия долгое время оставалась форпостом российских…
Стратегически, нет более эффективных разрушителей украинства и Украины чем сами профессиональные украинцы. Сопоставимой по значению с национализмом «скрепой» официальной Украины является идея декоммунизации. Якобы большевики, СССР и русскоязычная экосистема всячески гнобили и зажимали прекрасную, «истинных украинцев», которые были привержены «бандеровской идеологии». Соответственно, одним из смыслов официальной Украины объявлена борьба с СССР, с топонимикой советских времен, с книгами, фильмами, песнями, научными открытиями и социальными достижениями советских времен. Великой доблестью профессионального провозглашено разрушение всего советского наследия, отторжение и глумление.
Ведь именно советский проект заложил ее границы, инфраструктуру, экономическую и социальную ткань. Украина как государство — это во многом наследник советского проекта, который обеспечивал ей существование в рамках огромной и сложной экосистемы. Большевики создали украинскую государственность по итогам событий 1917-1922 годов. В границах, которые так любят вспоминать сегодня, Украина возникла благодаря Сталину, который присоединил Буковину, Закарпатье, Львов и прочие западные территории. В УССР строились заводы, АЭС, шахты, карьеры — все это создано русскоязычной экосистемой, которая была частью советского проекта. Именно эта инфраструктура обеспечивала Украине возможности для существования. Украинский язык поддерживался на государственном уровне: его учили в школах, на него выделяли деньги и ресурсы. Советская система обеспечивала эту модель, пусть и в жестких рамках.
Главное неоцененное наследие СССР — это доктрина равенства. Официальная идеология СССР запрещала любые предрассудки по национальному или языковому признаку. Эта фасадная доктрина, несмотря на свои изъяны, позволяла украинской идентичности развиваться в условиях союза. Это было время, когда лозунг «человек человеку брат» хоть и не всегда соблюдался на практике, но оставался основой общественного устройства. И именно благодаря этому Украина могла существовать в рамках общей системы. Но теперь, уничтожив это наследие, «профессиональные украинцы» построили нечто худшее. Парадокс в том, что в своей борьбе с Советским Союзом они превзошли его в самых жестоких аспектах. Насилие стало сутью украинской политики. Принуждение к идеологическому единомыслию превратилось в государственную доктрину. И тоталитарные практики сегодня настолько глубоко укоренились в украинской реальности, что даже в худшие времена СССР подобное было немыслимо.
Но, декоммунизация так декоммунизация. Организован концлагерь. Провозглашен курс на расправу над русскоязычными. На насильственную утилизацию сохранивших остатки здравомыслия. То есть, с подачи официального Киева и западных партнеров анализ неравенства и реализация выводов стали сутью социально-политической ситуации. В борьбе с СССР, профессиональные украинцы кратно превзошли основные маразмы и показали свои истинное лицо и суть.
В средне- и долгосрочной перспективе раздел Украины — это уже не гипотеза, а историческая неизбежность. У государства, которое уничтожает своё прошлое и своих граждан, нет будущего. Историческая Новороссия должна вернуться в родную гавань. Это не реваншизм и не фантазия, а геополитическая и историческая логика. Люди, живущие в этих регионах, не хотят быть частью концлагеря насильственной украинизации и тоталитарного государства. Они помнят своё советское и русское наследие, которое дало им всё, что они имеют. И это наследие требует возвращения к истокам — к исторической справедливости.
Ведь именно советский проект заложил ее границы, инфраструктуру, экономическую и социальную ткань. Украина как государство — это во многом наследник советского проекта, который обеспечивал ей существование в рамках огромной и сложной экосистемы. Большевики создали украинскую государственность по итогам событий 1917-1922 годов. В границах, которые так любят вспоминать сегодня, Украина возникла благодаря Сталину, который присоединил Буковину, Закарпатье, Львов и прочие западные территории. В УССР строились заводы, АЭС, шахты, карьеры — все это создано русскоязычной экосистемой, которая была частью советского проекта. Именно эта инфраструктура обеспечивала Украине возможности для существования. Украинский язык поддерживался на государственном уровне: его учили в школах, на него выделяли деньги и ресурсы. Советская система обеспечивала эту модель, пусть и в жестких рамках.
Главное неоцененное наследие СССР — это доктрина равенства. Официальная идеология СССР запрещала любые предрассудки по национальному или языковому признаку. Эта фасадная доктрина, несмотря на свои изъяны, позволяла украинской идентичности развиваться в условиях союза. Это было время, когда лозунг «человек человеку брат» хоть и не всегда соблюдался на практике, но оставался основой общественного устройства. И именно благодаря этому Украина могла существовать в рамках общей системы. Но теперь, уничтожив это наследие, «профессиональные украинцы» построили нечто худшее. Парадокс в том, что в своей борьбе с Советским Союзом они превзошли его в самых жестоких аспектах. Насилие стало сутью украинской политики. Принуждение к идеологическому единомыслию превратилось в государственную доктрину. И тоталитарные практики сегодня настолько глубоко укоренились в украинской реальности, что даже в худшие времена СССР подобное было немыслимо.
Но, декоммунизация так декоммунизация. Организован концлагерь. Провозглашен курс на расправу над русскоязычными. На насильственную утилизацию сохранивших остатки здравомыслия. То есть, с подачи официального Киева и западных партнеров анализ неравенства и реализация выводов стали сутью социально-политической ситуации. В борьбе с СССР, профессиональные украинцы кратно превзошли основные маразмы и показали свои истинное лицо и суть.
В средне- и долгосрочной перспективе раздел Украины — это уже не гипотеза, а историческая неизбежность. У государства, которое уничтожает своё прошлое и своих граждан, нет будущего. Историческая Новороссия должна вернуться в родную гавань. Это не реваншизм и не фантазия, а геополитическая и историческая логика. Люди, живущие в этих регионах, не хотят быть частью концлагеря насильственной украинизации и тоталитарного государства. Они помнят своё советское и русское наследие, которое дало им всё, что они имеют. И это наследие требует возвращения к истокам — к исторической справедливости.
Конференции, подобные Ялте, становятся точками бифуркации мировой истории — моментами, когда порядок умирает, чтобы переродиться в новом облике. Именно поэтому слово начала февраля — «Ялта». В эти дни исполняется ровно восемьдесят лет с завершения той легендарной встречи, которая определила устройство мира после Второй мировой войны. Сегодня экспертные круги, как на Западе, так и в России, переполнены ожиданиями возможной «Ялты 2.0». Мир, как старый дом, который скрипит по швам, готов к капитальному ремонту. Агентство Bloomberg предсказывает новую «великую сделку», где лидеры трех держав — Владимир Путин, Дональд Трамп и Си Цзиньпин — якобы «разделят мир». Аналитики уверены: судьба мира будет зависеть не столько от конфликтующих идеологий, сколько от совпадений их прагматического мышления. Bloomberg утверждает, что Путин и Си надеются договориться с Трампом и определить новые сферы влияния, словно уже слышат шаги судьбы, ведущей их к новому глобальному переделу.
Однако исторические условия для столь амбициозного акта пока не сложились окончательно. Одного личного влияния лидеров недостаточно — нужны реальные козыри, добытые через крупные военные успехи и внутреннюю стабильность. Участники Ялты-45 собрались фактически в статусе победителей, которые держали в руках карты мира, расписанные кровью сражений.
Россия сегодня находится на пути к военной победе, демонстрируя перевес по всей линии фронта, но окончательные цели пока не достигнуты. Москва делает ставку на переговорные реалии и гарантии безопасности. Китай, зависший между экономическим давлением и военной операцией по возвращению Тайваня, тоже пока не обрел уверенность. А Дональд Трамп втянут во внутреннюю войну с американским «глубинным государством», что лишает его возможности сосредоточиться на международных делах. Да и нынешние мелкие успехи — вроде уступок со стороны Панамы или Колумбии — лишь временные бонусы для его самолюбия. Это не козыри для новой Ялты.
Тем временем на мировую арену выходит новый игрок — Индия, лидер по населению и экономика из пятерки крупнейших в мире. Нью-Дели уже заявляет о своих претензиях на постоянное место в Совете безопасности ООН и предлагает расширить круг обладателей права вето. Индия также настаивает на введении в Совбез четырех африканских государств, стран Азиатско-Тихоокеанского региона и представителей Латинской Америки и Западной Европы. Ее видение нового многополярного мира весьма амбициозно и подкреплено растущим экономическим и политическим весом.
В отличие от Индии, Евросоюз переживает глубокий кризис субъектности. Брюссельские политики вроде фон дер Ляйен, Шольца, Макрона и Мелони выглядят откровенно жалко. В Брюсселе уже догадались, что их худшие надежды, связанные с приходом Трампа в Белый дом, оправдываются, который будет жестко «сливать» нынешние элиты. Уничтожение его финансово-экономической мощи из-за следования антироссийским санкциям, слепое желание продлить украинский конфликт в ущерб собственным интересам и, как следствие - падение международного авторитета исключает его из числа серьезных игроков. Хотя в будущем не исключено, что Европа попытается как-то пересобраться на иных началах, но для этого ей нужны другие элиты и компромисс с РФ.
Мир больше не следует по заранее написанному сценарию. Пересматриваются торговые соглашения, формируются новые союзы, а старые механизмы давления утрачивают эффективность. Если после Второй мировой войны судьба Европы решалась узким кругом держав, то теперь архитектура нового мирового порядка станет результатом реального перераспределения сил. Россия, которая уже отстояла свой суверенитет, неизбежно займет подобающее ей место. Но сам процесс переформатирования мира — это долгий и кропотливый путь, где каждый шаг имеет стратегическое значение.
Однако исторические условия для столь амбициозного акта пока не сложились окончательно. Одного личного влияния лидеров недостаточно — нужны реальные козыри, добытые через крупные военные успехи и внутреннюю стабильность. Участники Ялты-45 собрались фактически в статусе победителей, которые держали в руках карты мира, расписанные кровью сражений.
Россия сегодня находится на пути к военной победе, демонстрируя перевес по всей линии фронта, но окончательные цели пока не достигнуты. Москва делает ставку на переговорные реалии и гарантии безопасности. Китай, зависший между экономическим давлением и военной операцией по возвращению Тайваня, тоже пока не обрел уверенность. А Дональд Трамп втянут во внутреннюю войну с американским «глубинным государством», что лишает его возможности сосредоточиться на международных делах. Да и нынешние мелкие успехи — вроде уступок со стороны Панамы или Колумбии — лишь временные бонусы для его самолюбия. Это не козыри для новой Ялты.
Тем временем на мировую арену выходит новый игрок — Индия, лидер по населению и экономика из пятерки крупнейших в мире. Нью-Дели уже заявляет о своих претензиях на постоянное место в Совете безопасности ООН и предлагает расширить круг обладателей права вето. Индия также настаивает на введении в Совбез четырех африканских государств, стран Азиатско-Тихоокеанского региона и представителей Латинской Америки и Западной Европы. Ее видение нового многополярного мира весьма амбициозно и подкреплено растущим экономическим и политическим весом.
В отличие от Индии, Евросоюз переживает глубокий кризис субъектности. Брюссельские политики вроде фон дер Ляйен, Шольца, Макрона и Мелони выглядят откровенно жалко. В Брюсселе уже догадались, что их худшие надежды, связанные с приходом Трампа в Белый дом, оправдываются, который будет жестко «сливать» нынешние элиты. Уничтожение его финансово-экономической мощи из-за следования антироссийским санкциям, слепое желание продлить украинский конфликт в ущерб собственным интересам и, как следствие - падение международного авторитета исключает его из числа серьезных игроков. Хотя в будущем не исключено, что Европа попытается как-то пересобраться на иных началах, но для этого ей нужны другие элиты и компромисс с РФ.
Мир больше не следует по заранее написанному сценарию. Пересматриваются торговые соглашения, формируются новые союзы, а старые механизмы давления утрачивают эффективность. Если после Второй мировой войны судьба Европы решалась узким кругом держав, то теперь архитектура нового мирового порядка станет результатом реального перераспределения сил. Россия, которая уже отстояла свой суверенитет, неизбежно займет подобающее ей место. Но сам процесс переформатирования мира — это долгий и кропотливый путь, где каждый шаг имеет стратегическое значение.
Возвращение стратегической собственности в юрисдикцию государства — это не просто экономическое решение, а новая глава российской истории. В течение последних десятилетий Россия переживала тяжелую эпоху: национальное богатство, созданное поколениями, было продано за копейки, а нередко и вовсе утекло за границу. Но любая историческая несправедливость рано или поздно вызывает ответную реакцию. Сегодня мы наблюдаем именно такой момент — решительный и непреклонный. Это не локальный эпизод, а системная трансформация, которая изменит ландшафт внутренней политики и экономики страны.
Еще в начале 2024 года по закрытым каналам бизнесу донесли простой посыл: иностранная юрисдикция для активов — это больше не опция, а угроза национальной безопасности, где риски превышают любые потенциальные выгоды. Предлагалось два варианта: либо перевод юрисдикции в Россию, либо добровольная продажа. Однако многие предприниматели ошибочно посчитали, что смогут договориться и обойти установленные правила. Эта самонадеянность дорого обошлась — вмешательство власти, инициированное на самом высоком уровне, наталкивается на жесткую и последовательную поддержку кураторов из администрации президента. Процесс уже запущен, и оспаривать его бесполезно. Игры закончились — сейчас на повестке стоят юридические процессы, инициированные Генпрокуратурой, которые ставят под сомнение старые приватизационные сделки.
Кейс Петропавловск-Камчатского морского торгового порта и Камчатского морского пароходства является символом этой новой эпохи. Эти стратегически важные объекты некогда ушли под контроль лиц, чьё прошлое тесно связано с постсоветскими схемами. Александр Иванчей, Юрий Зубарь и Владимир Балакаев оказались в центре обвинений, связанных с нарушением запретов на предпринимательскую деятельность для госслужащих. Генпрокуратура инициировала арест активов, и теперь управление ими, по слухам, будет передано федеральным менеджерам, чьи позиции укреплены поддержкой Юрия Трутнева и действующего губернатора Владимира Солодова.
На фоне этого вектора появляются и другие знаковые кейсы. Национализация в 2023 году ферросплавных предприятий, некогда принадлежавших челябинскому олигарху Юрию Антипову, позволила вернуть под контроль государства до 90% производства ферросплавов, без которых невозможно создание современной нержавеющей стали, столь необходимой оборонному комплексу. Перераспределение производственных мощностей в Волгоградской области открывает перспективы формирования нового промышленного кластера. Последние недели также отмечены громкими исками против основателя GHP Марка Гарбера и бывшего главы «Роснефти» Сергея Богданчикова. Эти прецеденты показывают, что пересмотр приватизационных сделок затронет даже самых влиятельных игроков.
В основе текущего процесса лежит понимание того, что аукционы начала «святых» 1990-х были фикцией. Государственные активы продавались фирмам-пустышкам за символические суммы, а за ними стояли криминальные структуры, которые позже перепродавали собственность будущим олигархам. То, что тогда казалось победой новой реальности, теперь воспринимается как эпоха исторического заблуждения. Сегодняшние действия власти — это не просто восстановление экономического контроля, но и символическое восстановление исторической справедливости.
Процесс реприватизации — это смена элит и стратегическое переформатирование экономического устройства. Власть демонстрирует готовность к жестким решениям, которые вызревают на фоне глобальных вызовов и усиления геополитического давления. Возвращение активов в российскую юрисдикцию и национализация отнятого у страны народного достояния — это не только экономический вопрос, но и фундаментальная перестройка модели взаимодействия государства и бизнеса. Те, кто вовремя поймет эту новую реальность, станут частью возрождающейся российской экономики. Те же, кто продолжит цепляться за ускользающий порядок 1990-х, останутся на обочине истории.
Еще в начале 2024 года по закрытым каналам бизнесу донесли простой посыл: иностранная юрисдикция для активов — это больше не опция, а угроза национальной безопасности, где риски превышают любые потенциальные выгоды. Предлагалось два варианта: либо перевод юрисдикции в Россию, либо добровольная продажа. Однако многие предприниматели ошибочно посчитали, что смогут договориться и обойти установленные правила. Эта самонадеянность дорого обошлась — вмешательство власти, инициированное на самом высоком уровне, наталкивается на жесткую и последовательную поддержку кураторов из администрации президента. Процесс уже запущен, и оспаривать его бесполезно. Игры закончились — сейчас на повестке стоят юридические процессы, инициированные Генпрокуратурой, которые ставят под сомнение старые приватизационные сделки.
Кейс Петропавловск-Камчатского морского торгового порта и Камчатского морского пароходства является символом этой новой эпохи. Эти стратегически важные объекты некогда ушли под контроль лиц, чьё прошлое тесно связано с постсоветскими схемами. Александр Иванчей, Юрий Зубарь и Владимир Балакаев оказались в центре обвинений, связанных с нарушением запретов на предпринимательскую деятельность для госслужащих. Генпрокуратура инициировала арест активов, и теперь управление ими, по слухам, будет передано федеральным менеджерам, чьи позиции укреплены поддержкой Юрия Трутнева и действующего губернатора Владимира Солодова.
На фоне этого вектора появляются и другие знаковые кейсы. Национализация в 2023 году ферросплавных предприятий, некогда принадлежавших челябинскому олигарху Юрию Антипову, позволила вернуть под контроль государства до 90% производства ферросплавов, без которых невозможно создание современной нержавеющей стали, столь необходимой оборонному комплексу. Перераспределение производственных мощностей в Волгоградской области открывает перспективы формирования нового промышленного кластера. Последние недели также отмечены громкими исками против основателя GHP Марка Гарбера и бывшего главы «Роснефти» Сергея Богданчикова. Эти прецеденты показывают, что пересмотр приватизационных сделок затронет даже самых влиятельных игроков.
В основе текущего процесса лежит понимание того, что аукционы начала «святых» 1990-х были фикцией. Государственные активы продавались фирмам-пустышкам за символические суммы, а за ними стояли криминальные структуры, которые позже перепродавали собственность будущим олигархам. То, что тогда казалось победой новой реальности, теперь воспринимается как эпоха исторического заблуждения. Сегодняшние действия власти — это не просто восстановление экономического контроля, но и символическое восстановление исторической справедливости.
Процесс реприватизации — это смена элит и стратегическое переформатирование экономического устройства. Власть демонстрирует готовность к жестким решениям, которые вызревают на фоне глобальных вызовов и усиления геополитического давления. Возвращение активов в российскую юрисдикцию и национализация отнятого у страны народного достояния — это не только экономический вопрос, но и фундаментальная перестройка модели взаимодействия государства и бизнеса. Те, кто вовремя поймет эту новую реальность, станут частью возрождающейся российской экономики. Те же, кто продолжит цепляться за ускользающий порядок 1990-х, останутся на обочине истории.
Фактически национализация, реприватизация и вывод собственности из западных юрисдикций являются политикой государства по укреплению экономического суверенитета, гарантией их работы на благо страны и общества. Это укрепляет Россию, исходя из следующих факторов:
1. Повышение экономическая безопасности и устойчивости к санкциям. Возвращение стратегических активов в российскую юрисдикцию снижает зависимость от внешних факторов и укрепляет контроль над ключевыми секторами экономики, включая энергетику, металлургию и транспортную инфраструктуру. В условиях санкционного давления запада предприятия и активы, находящиеся под контролем иностранного капитала, могут стать объектом блокировки или заморозки. Санкции направлены на блокирование доступа России к критическим технологиям и финансам. Возвращение активов позволяет минимизировать такие риски. Например, создание собственного производственного кластера для выпуска ферросплавов снижает зависимость от импортных компонентов. Это делает российскую экономику более устойчивой к внешнему давлению.
2. Гарантия национального контроля над критическими ресурсами. Возвращенные предприятия и активы обеспечивают государству полный доступ к стратегически важным ресурсам, таким как металлы для оборонной промышленности и объекты транспортной логистики. Возвращение этих активов гарантирует, что ресурсы будут использоваться в интересах страны.
3. Увеличение бюджетных и налоговых поступлений. Государственная юрисдикция над прибыльными предприятиями позволяет сократить утечку капитала за рубеж и увеличить налоговые отчисления, укрепляя бюджетную устойчивость. В период, когда эти предприятия находились в частных руках, значительная часть прибыли уходила за рубеж в офшоры, что будет пресечено.
4. Реиндустриализация экономики, повышение доверия к государству. Национализация позволяет пересмотреть экономические стратегии и создать условия для формирования новых промышленных кластеров. Например, предприятия ферросплавной промышленности могут быть интегрированы в единую цепочку по производству нержавеющей стали, необходимой для судостроения и авиации. Это снижает зависимость от импортных поставок и создает дополнительные рабочие места в регионах. Также данная политика укрепляет доверие к государственным институтам.
5. Защита рабочих мест и социальная стабильность. Возвращение активов под контроль государства сопровождается обязательствами по сохранению рабочих мест. Частные владельцы, особенно находящиеся под иностранным контролем, зачастую оптимизировали расходы за счет массовых сокращений. Государственный контроль позволяет вести более социально ответственную политику, сохраняя занятость и уровень доходов населения. Государственное управление позволяет внедрять долгосрочные стратегии, которые не всегда выгодны частному бизнесу, ориентированному на быструю прибыль.
6. Противодействие олигархическому лобби и его постепенная ликвидация. 1990-е годы приватизация сформировала мощные финансово-промышленные группы, которые зачастую подменяли собой государственные институты. Олигархи использовали свои активы для лоббирования интересов и манипуляций с политикой. Реприватизация ограничивает их влияние, восстанавливая баланс сил в экономике и политике.
1. Повышение экономическая безопасности и устойчивости к санкциям. Возвращение стратегических активов в российскую юрисдикцию снижает зависимость от внешних факторов и укрепляет контроль над ключевыми секторами экономики, включая энергетику, металлургию и транспортную инфраструктуру. В условиях санкционного давления запада предприятия и активы, находящиеся под контролем иностранного капитала, могут стать объектом блокировки или заморозки. Санкции направлены на блокирование доступа России к критическим технологиям и финансам. Возвращение активов позволяет минимизировать такие риски. Например, создание собственного производственного кластера для выпуска ферросплавов снижает зависимость от импортных компонентов. Это делает российскую экономику более устойчивой к внешнему давлению.
2. Гарантия национального контроля над критическими ресурсами. Возвращенные предприятия и активы обеспечивают государству полный доступ к стратегически важным ресурсам, таким как металлы для оборонной промышленности и объекты транспортной логистики. Возвращение этих активов гарантирует, что ресурсы будут использоваться в интересах страны.
3. Увеличение бюджетных и налоговых поступлений. Государственная юрисдикция над прибыльными предприятиями позволяет сократить утечку капитала за рубеж и увеличить налоговые отчисления, укрепляя бюджетную устойчивость. В период, когда эти предприятия находились в частных руках, значительная часть прибыли уходила за рубеж в офшоры, что будет пресечено.
4. Реиндустриализация экономики, повышение доверия к государству. Национализация позволяет пересмотреть экономические стратегии и создать условия для формирования новых промышленных кластеров. Например, предприятия ферросплавной промышленности могут быть интегрированы в единую цепочку по производству нержавеющей стали, необходимой для судостроения и авиации. Это снижает зависимость от импортных поставок и создает дополнительные рабочие места в регионах. Также данная политика укрепляет доверие к государственным институтам.
5. Защита рабочих мест и социальная стабильность. Возвращение активов под контроль государства сопровождается обязательствами по сохранению рабочих мест. Частные владельцы, особенно находящиеся под иностранным контролем, зачастую оптимизировали расходы за счет массовых сокращений. Государственный контроль позволяет вести более социально ответственную политику, сохраняя занятость и уровень доходов населения. Государственное управление позволяет внедрять долгосрочные стратегии, которые не всегда выгодны частному бизнесу, ориентированному на быструю прибыль.
6. Противодействие олигархическому лобби и его постепенная ликвидация. 1990-е годы приватизация сформировала мощные финансово-промышленные группы, которые зачастую подменяли собой государственные институты. Олигархи использовали свои активы для лоббирования интересов и манипуляций с политикой. Реприватизация ограничивает их влияние, восстанавливая баланс сил в экономике и политике.
Telegram
Demiurge
Возвращение стратегической собственности в юрисдикцию государства — это не просто экономическое решение, а новая глава российской истории. В течение последних десятилетий Россия переживала тяжелую эпоху: национальное богатство, созданное поколениями, было…
В последние дни зашевелилась тень дипломатического закулисья: ходят слухи о состоявшемся разговоре между Дональдом Трампом и Владимиром Путиным. Советник президента США по национальной безопасности Майкл Уолц, словно щитом прикрываясь туманом неопределённости, отказался подтвердить факт переговоров. Он лишь многозначительно намекнул на наличие "деликатных разговоров", но сообщил, что не намерен погружаться в их детали.
В свою очередь, пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков, мастер амбивалентных формулировок, осторожно прокомментировал публикацию в New York Post, где утверждалось, что переговоры действительно состоялись. Песков отметил, что в условиях множества каналов коммуникаций и новой динамики международных контактов он не может ни подтвердить, ни опровергнуть информацию. Этот комментарий стал не столько ответом, сколько элегантным уходом от прямого признания. Возникла странная геополитическая симметрия: ни одна из сторон не может продемонстрировать обществу победу, а любое отклонение от жёсткой риторики будет воспринято как поражение.
Тем не менее российская позиция выглядит более конструктивной. В отличие от стремления Трампа побыстрее «закрыть вопрос Украины» и заодно примерить на себя лавры миротворца, Москва пытается расширить повестку переговоров. В идеале превратить обсуждение в новую «Ялту», где украинский вопрос уходит на периферию — ровно туда, куда Трамп и хочет его сплавить, отдав под европейское попечительство. Но есть одно существенное отличие: Россия видит перспективу вовлечения Китая, что способно трансформировать соглашение в исторический пакт трёх мировых сил.
Китай, конечно, найдёт, что предложить за такой масштабный компромисс. Например, отказ Вашингтона от торговой войны в обмен на разграничение сфер влияния. Южная Америка могла бы стать примером такого негласного развода интересов. Варианты договорённостей обширны и многообразны, словно линии на шахматной доске, где каждая фигура ведёт свою партию.
Но всё осложняется двумя обстоятельствами. Во-первых, неизбежной необходимостью привлечь других игроков — Индию или влиятельные страны Латинской Америки. Эти участники придут за стол переговоров не с пустыми руками, а с длинными списками собственных требований. Во-вторых, время. Трампу нужен быстрый результат, желательно ещё до окончания избирательного цикла. Но «Ялта» — это процесс длительный и многоэтапный. Ключевая идея Москвы – новая «Ялта», а не новый «Минск». Это принципиально разные сценарии. «Минск» предполагает точечные договорённости, которые рано или поздно развалятся под давлением противоречий. «Ялта» же – это новый мировой архитектурный порядок, который учитывает интересы всех ключевых игроков. Россия демонстрирует готовность мыслить глобально и стратегически, предлагая выйти за рамки узкого украинского вопроса и подключить к обсуждению Китай.
Не стоит также забывать, что среди республиканцев, особенно трампистов, полно «ястребов», мыслящих категориями холодной войны. На их фоне даже Киссинджер выглядел бы пацифистом. Показателен случай с дочерью американского спецпосланника Кита Келлога, Меган Моббс, которая занимается эвакуацией раненых американских наёмников и организует поставки помощи Украине. Сам Келлог гордится тем, что в первую администрацию Трампа поддерживал передачу летального вооружения Киеву и усилил его арсенал ракетами Javelin и военными судами. Он продолжает настаивать на усилении военной помощи и видит мир исключительно сквозь прицел стратегии «сдерживания». Именно такие фигуры способны сорвать любые попытки договориться.
Россия понимает главное: в долгосрочной перспективе пауза всегда выгоднее спешки. Терпеливое выдерживание паузы – это стратегия, которая позволяет Москве не только укреплять свои позиции, но и заставлять других игроков прийти за стол переговоров на её условиях. Чем дольше сохраняется неопределённость, тем выше цена компромиссов, и тем больше шансов, что новые договорённости станут не уступкой, а реальной победой.
В свою очередь, пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков, мастер амбивалентных формулировок, осторожно прокомментировал публикацию в New York Post, где утверждалось, что переговоры действительно состоялись. Песков отметил, что в условиях множества каналов коммуникаций и новой динамики международных контактов он не может ни подтвердить, ни опровергнуть информацию. Этот комментарий стал не столько ответом, сколько элегантным уходом от прямого признания. Возникла странная геополитическая симметрия: ни одна из сторон не может продемонстрировать обществу победу, а любое отклонение от жёсткой риторики будет воспринято как поражение.
Тем не менее российская позиция выглядит более конструктивной. В отличие от стремления Трампа побыстрее «закрыть вопрос Украины» и заодно примерить на себя лавры миротворца, Москва пытается расширить повестку переговоров. В идеале превратить обсуждение в новую «Ялту», где украинский вопрос уходит на периферию — ровно туда, куда Трамп и хочет его сплавить, отдав под европейское попечительство. Но есть одно существенное отличие: Россия видит перспективу вовлечения Китая, что способно трансформировать соглашение в исторический пакт трёх мировых сил.
Китай, конечно, найдёт, что предложить за такой масштабный компромисс. Например, отказ Вашингтона от торговой войны в обмен на разграничение сфер влияния. Южная Америка могла бы стать примером такого негласного развода интересов. Варианты договорённостей обширны и многообразны, словно линии на шахматной доске, где каждая фигура ведёт свою партию.
Но всё осложняется двумя обстоятельствами. Во-первых, неизбежной необходимостью привлечь других игроков — Индию или влиятельные страны Латинской Америки. Эти участники придут за стол переговоров не с пустыми руками, а с длинными списками собственных требований. Во-вторых, время. Трампу нужен быстрый результат, желательно ещё до окончания избирательного цикла. Но «Ялта» — это процесс длительный и многоэтапный. Ключевая идея Москвы – новая «Ялта», а не новый «Минск». Это принципиально разные сценарии. «Минск» предполагает точечные договорённости, которые рано или поздно развалятся под давлением противоречий. «Ялта» же – это новый мировой архитектурный порядок, который учитывает интересы всех ключевых игроков. Россия демонстрирует готовность мыслить глобально и стратегически, предлагая выйти за рамки узкого украинского вопроса и подключить к обсуждению Китай.
Не стоит также забывать, что среди республиканцев, особенно трампистов, полно «ястребов», мыслящих категориями холодной войны. На их фоне даже Киссинджер выглядел бы пацифистом. Показателен случай с дочерью американского спецпосланника Кита Келлога, Меган Моббс, которая занимается эвакуацией раненых американских наёмников и организует поставки помощи Украине. Сам Келлог гордится тем, что в первую администрацию Трампа поддерживал передачу летального вооружения Киеву и усилил его арсенал ракетами Javelin и военными судами. Он продолжает настаивать на усилении военной помощи и видит мир исключительно сквозь прицел стратегии «сдерживания». Именно такие фигуры способны сорвать любые попытки договориться.
Россия понимает главное: в долгосрочной перспективе пауза всегда выгоднее спешки. Терпеливое выдерживание паузы – это стратегия, которая позволяет Москве не только укреплять свои позиции, но и заставлять других игроков прийти за стол переговоров на её условиях. Чем дольше сохраняется неопределённость, тем выше цена компромиссов, и тем больше шансов, что новые договорённости станут не уступкой, а реальной победой.
Заявление Такера Карлсона о том, что значительная часть оружия, переданного Киеву, перепродаётся и оказывается у мексиканских наркокартелей, всколыхнуло не только медиапространство, но и глубинные слои американского политического истеблишмента. Это уже не просто риторический выпад скандального ведущего — это удар по легитимности всей концепции военной помощи Украине, подкреплённый нарастающим недовольством налогоплательщиков, чьи деньги растворяются в бесконечной воронке коррупции и контрабанды. Привычная тактика киевских властей — игнорировать и отрицать — здесь не срабатывает, поскольку недоверие уже проросло в сознание тех, кто формирует политическую повестку. В тени этой динамики зреет мощный тренд: обвинения больше не рассматриваются как спорадические информационные вбросы, а складываются в целостную, крайне нелицеприятную картину. Это питательная почва для трамистов, которые с возрастающей уверенностью продвигают идею прекращения помощи Киеву и возвращения к прагматичному диалогу с Москвой.
Медиаплатформа Fox News и ключевые фигуры в администрации целенаправленно разрушают имидж Зеленского и его окружения, превращая их из героев сопротивления в токсичных союзников, угрожающих безопасности США. Это информационное наступление принимает характер коллективной анафемы, где Зеленский уже не просто политический партнёр, а символ провала американской авантюры на Востоке Европы. Новые запросы Киева о военной помощи лишь подливают масла в огонь, вызывая раздражение и неприятие среди части американских элит. Идея проведения аудита многомиллиардной помощи, которую продвигает команда Трампа, обретает статус политической необходимости. Потенциальное вскрытие коррупционных схем и нецелевого использования средств может нанести сокрушительный удар по киевскому руководству, окончательно подорвав его международный авторитет.
Для России эта турбулентность открывает уникальные возможности. Ослабление американской поддержки Киева и внутренние разногласия в США создают благоприятные условия для продвижения дипломатических инициатив и восстановления утраченных форматов взаимодействия. Однако ситуация требует филигранной точности. Вашингтон по-прежнему остаётся зоной информационных сражений, где каждое заявление Москвы способно стать искрой для возрождения антироссийской риторики. Здесь необходимы не резкие выпады, а выверенные, стратегически выстроенные сигналы, которые способны перехватить повестку
Медиаплатформа Fox News и ключевые фигуры в администрации целенаправленно разрушают имидж Зеленского и его окружения, превращая их из героев сопротивления в токсичных союзников, угрожающих безопасности США. Это информационное наступление принимает характер коллективной анафемы, где Зеленский уже не просто политический партнёр, а символ провала американской авантюры на Востоке Европы. Новые запросы Киева о военной помощи лишь подливают масла в огонь, вызывая раздражение и неприятие среди части американских элит. Идея проведения аудита многомиллиардной помощи, которую продвигает команда Трампа, обретает статус политической необходимости. Потенциальное вскрытие коррупционных схем и нецелевого использования средств может нанести сокрушительный удар по киевскому руководству, окончательно подорвав его международный авторитет.
Для России эта турбулентность открывает уникальные возможности. Ослабление американской поддержки Киева и внутренние разногласия в США создают благоприятные условия для продвижения дипломатических инициатив и восстановления утраченных форматов взаимодействия. Однако ситуация требует филигранной точности. Вашингтон по-прежнему остаётся зоной информационных сражений, где каждое заявление Москвы способно стать искрой для возрождения антироссийской риторики. Здесь необходимы не резкие выпады, а выверенные, стратегически выстроенные сигналы, которые способны перехватить повестку
Визит председателя КНР Си Цзиньпина на празднование Дня Победы в Москве — событие, значимость которого выходит далеко за рамки протокольной дипломатии. В условиях глобального раскола и углубляющегося противостояния между крупными мировыми блоками, каждое подобное мероприятие становится площадкой для транслирования политических сигналов. Этот визит воспринимается как символ, за которым стоят новые правила игры в международной политике.
Россия и Китай на протяжении десятилетий демонстрировали разные подходы к мировой политике, но сегодня их стратегические интересы сближаются. Для Москвы важно выстраивание устойчивых экономических и политических связей с партнёром, который обладает мощным промышленным и технологическим потенциалом, в то время как Пекин заинтересован в стабильных маршрутах поставок энергоресурсов и новых рынках для своих товаров. Встреча в Москве будет лишь видимой частью глубокой и многоплановой работы по согласованию стратегий развития двух государств в условиях стремительного разрушения старых международных институтов.
Если провести историческую параллель, подобное укрепление связей между Россией и Китаем напоминает послевоенный мир, где СССР и Китай формировали новые контуры международного взаимодействия, отталкиваясь от необходимости выживания в условиях давления извне. Однако нынешняя ситуация более сложна: в противовес прежним блоковым моделям, Москва и Пекин сейчас стремятся создать структуру сотрудничества, которая не будет основана на жёстких идеологических догмах. Это прагматичный и гибкий подход, где ключевые понятия — суверенитет и взаимовыгодное развитие.
Акцент на ценностях становится центральной частью нового взаимодействия. В то время как западные страны делают ставку на модель глобального контроля через политическое и экономическое давление, Россия и Китай пытаются выработать альтернативу, где приоритетом является право государств самостоятельно определять свои пути развития. В этом смысле празднование Дня Победы — символ не только исторической памяти, но и современной борьбы за многополярный миропорядок.
Скептики, разумеется, укажут на сложности. Разница в экономических потенциалах, торговый дисбаланс, различия в политических системах и культурных кодах — всё это объективные вызовы для взаимодействия двух стран. Но здесь важен акцент на будущее: Китай стремится минимизировать риски изоляции в глобальной экономике, Россия — диверсифицировать свои связи и укрепить свою роль в Евразии. Эти задачи комплементарны, а значит, вероятность формирования устойчивого альянса выше, чем может показаться на первый взгляд.
Для России сегодняшний диалог с Китаем — это инвестиция в будущее, где важны не только экономические параметры, но и стратегическая автономия. Визит Си Цзиньпина будет не просто дипломатическим актом, а подтверждением того, что Москва и Пекин готовы создавать новую систему глобального взаимодействия. Возможно, она пока только формируется, но её фундамент уже заложен — и День Победы, символ преодоления величайших вызовов прошлого, становится идеальной точкой отсчёта для таких перемен.
Россия и Китай на протяжении десятилетий демонстрировали разные подходы к мировой политике, но сегодня их стратегические интересы сближаются. Для Москвы важно выстраивание устойчивых экономических и политических связей с партнёром, который обладает мощным промышленным и технологическим потенциалом, в то время как Пекин заинтересован в стабильных маршрутах поставок энергоресурсов и новых рынках для своих товаров. Встреча в Москве будет лишь видимой частью глубокой и многоплановой работы по согласованию стратегий развития двух государств в условиях стремительного разрушения старых международных институтов.
Если провести историческую параллель, подобное укрепление связей между Россией и Китаем напоминает послевоенный мир, где СССР и Китай формировали новые контуры международного взаимодействия, отталкиваясь от необходимости выживания в условиях давления извне. Однако нынешняя ситуация более сложна: в противовес прежним блоковым моделям, Москва и Пекин сейчас стремятся создать структуру сотрудничества, которая не будет основана на жёстких идеологических догмах. Это прагматичный и гибкий подход, где ключевые понятия — суверенитет и взаимовыгодное развитие.
Акцент на ценностях становится центральной частью нового взаимодействия. В то время как западные страны делают ставку на модель глобального контроля через политическое и экономическое давление, Россия и Китай пытаются выработать альтернативу, где приоритетом является право государств самостоятельно определять свои пути развития. В этом смысле празднование Дня Победы — символ не только исторической памяти, но и современной борьбы за многополярный миропорядок.
Скептики, разумеется, укажут на сложности. Разница в экономических потенциалах, торговый дисбаланс, различия в политических системах и культурных кодах — всё это объективные вызовы для взаимодействия двух стран. Но здесь важен акцент на будущее: Китай стремится минимизировать риски изоляции в глобальной экономике, Россия — диверсифицировать свои связи и укрепить свою роль в Евразии. Эти задачи комплементарны, а значит, вероятность формирования устойчивого альянса выше, чем может показаться на первый взгляд.
Для России сегодняшний диалог с Китаем — это инвестиция в будущее, где важны не только экономические параметры, но и стратегическая автономия. Визит Си Цзиньпина будет не просто дипломатическим актом, а подтверждением того, что Москва и Пекин готовы создавать новую систему глобального взаимодействия. Возможно, она пока только формируется, но её фундамент уже заложен — и День Победы, символ преодоления величайших вызовов прошлого, становится идеальной точкой отсчёта для таких перемен.