Уникальное событие в мировой истории спецслужб. 5 декабря 1991 года американским дипломатам в Москве сотрудники Межреспубликанской службы безопасности (контрразведка бывшего КГБ) передают схему подслушивающих устройств в новом здании посольства на Красной Пресне.

Новый корпус дипмиссии США начали строить в разгар разрядки, в середине 70-х. Заморозили стройку в начале 80-х, при новой холодной войне: в готовых помещениях американцы обнаружили прослушку и, понимая, что это лишь часть системы «жучков», решили не переезжать.

Здоровенный краснокаменный дом типичного офисного вида почти десять лет пустовал — посольство продолжало тесниться в старом здании Сталинской архитектуры на Садовом кольце. Советские власти с негодованием отрицали сам факт установки подслушивающих устройств; американцы в отместку заморозили строительство нового корпуса посольства СССР в Вашингтоне.

Теперь передачу схемы — а здание прослушкой напичкано сверху донизу — контрразведчики называют жестом доброй воли. На следующий день посол Роберт Страус лично вылетает с документами на родину. Группа сотрудников Лубянки пытается начать служебное расследование в отношении своего нового шефа, умеренного партийного либерала Вадима Бакатина.

Тот заявляет: принятое решение — не ведомственное, а государственное, согласованное с президентами Горбачевым и Ельциным и с шефами МИДов Панкиным и Козыревым. И, мол, американцы должны поступить аналогично — ведь наверняка они тоже не сидели сложа руки.

Ветераны-чекисты сочтут причастных к этой истории изменниками Родины. Ответного жеста Москва от американцев не дождется — те лишь позволят достроить и заселить новое здание посольства в Вашингтоне.

19 августа 1991 года советский консерватизм дает последний бой. Высшие руководители СССР, фактически отстранив Горбачёва от власти, объявляют в стране чрезвычайное положение. Подписание уже готового нового союзного договора отменено. Путч продлится чуть более двух суток и лишь ускорит распад СССР.

С 6 часов утра по телевидению передают три документа. Указ вице-президента СССР Геннадия Янаевa: «...в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем... вступил в исполнение обязанностей президента СССР с 19 августа 1991-го». Заявление советского руководства о введении в стране на полгода чрезвычайного положения и образовании госкомитета по управлению оным — ГКЧП. В него вошли все главные союзные деятели: кроме Янаева — премьер Валентин Павлов, министр обороны Дмитрий Язов, глава МВД Борис Пуго, председатель КГБ Владимир Крючков.

От председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова читают особое заявление: о негодности союзного договора, который собирались вот-вот подписать Горбачев и главы республик. При этом ГКЧП в своем обращении указывает: «...политика реформ, начатая по инициативе М.С. Горбачева, зашла в тупик». Новый орган власти останавливает деятельность оппозиционных политических партий и движений, эфир Российского ТВ и выпуск либеральной прессы, обещает заморозить и снизить цены и бесплатно раздавать садовые участки по 15 соток.

Дикторы Инна Ермилова и Евгений Кочергин произносят тексты с максимально допустимым драматизмом. Но и без их мрачных лиц понятно: «здоровые силы», отсекая «нездоровые», взялись спасать Отечество. В болезнь Горбачева поверить невозможно, если тут же говорят про плохой договор и «тупик реформ». В Москву входит бронетехника Кантемировской и Таманской дивизий и дивизии имени Дзержинского — это тоже показывают по телевидению. В остальное время в эфире идут балет «Лебединое озеро» и симфонические концерты.

В 9 часов утра — обращение к гражданам России руководства республики во главе с Ельциным. Произошедшее названо реакционным переворотом. В страну этот текст уйти не может, в столице его передает радио «Эхо Москвы». У Белого дома на Краснопресненской набережной, резиденции российской власти, собирается несколько тысяч человек. Самочинно строят баррикады из арматуры и прочего городского мусора. Здесь же стоят десять танков Т-72 — их экипажи говорят, что перешли на сторону России. Солдатам и ополченцам подвозят еду торговцы-частники.

В полдень Ельцин выходит из здания, поднимается на броню, пожимает руку танкисту в люке и зачитывает свой указ о недействительности решений ГКЧП на территории России. События в Москве уже возглавляют мировые новости: сногсшибательное сообщение об отстранении Горбачева и броская картинка бронетехники на улицах. Но Ельцин на танке — пик телегеничности, по доходчивости образа «люди против коммунизма» равный разрушению Берлинской стены. Запад видит это сразу и еще множество раз в повторах CNN уже ни о чем, кроме «кризиса в СССР», не вещает.

B caмом СССР лавные кадры дня показывают только в десятом часу вечера в программе «Время» в репортаже Сергея Медведева. Остальной выпуск пропагандирует ГКЧП, но эти несколько минут вполне объективистски показывают настроения на московских улицах. Строители баррикад кричат в камеру: «Это Вильнюс научил, что делать!» — в смысле огораживать форпосты свободы. Ельцинский спич на танке дан полностью. Толи руководство Гостелерадио страхуется, неуверенное в исходе событий, то ли чрезвычайная власть не контролирует даже главный медийный ресурс.

На транслируемую ЦТ пресс-конференцию не приходит большинство ключевых членов ГКЧП: нет Павлова, Язова, Крючкова — только Янаев, Пуго и малозначимые общественники. Лукьянов перед камерами тоже не появляется. Янаевская версия про переутомление Горбачева звучит натужно. Видно, кaк у и.о. президента трясутся руки.

Вообще, гэкачеписты будто не понимают, что пошли ва-банк — за целый день ничего не сделано, и вечером им нечего предъявить, кроме утренних указов. Молоденькая корреспондентка «Независимой газеты» Татьяна Малкина предлагает Янаеву выбрать параллель с переворотом 1917 года или 1964-го (свержение Хрушева). Маститый Александр Бовин из «Известий» с издевкой спрашивает председателя всесоюзного совета колхозов Василия Cтapoдубцева — как он вообще сюда попал?

В Ленинграде тем временем не прошла вообще ни одна запретительная мера. Поутру городской эфир тоже повторяет указы ГКЧП. Командующий ленинградским военным округом генерал-полковник Виктор Самсонов, назначенный ответственным за чрезвычайное положение во второй столице, заявляет: недопустимы любые собрания, использование множительной и звукоусиливающей техники, над СМИ установлен контроль и проч. Но в 10 часов начинается заседание президиума Ленсовета, антипутчистские речи с которого транслируются на площадь перед Мариинским дворцом. Там собирается толпа, и митинг идет весь день. Популярное местное радио «Балтика» свободно сообщает о гражданском неповиновении.

Ленинградский мэр Анатолий Собчак накануне улетел в Москву. Вернувшись после обеда, он приезжает в штаб округа, рассказывает Самсонову об ответных действиях российского руководства и убеждает генерала не вводить в Ленинград войска. Собчак выступает на чрезвычайной сессии Ленсовета, называя ГКЧП заговорщиками, а вечером вместе с другими руководителями города и области повторяет это в эфире ленинградского телевидения и призывает назавтра прийти на митинг на Дворцовой площади. Итог первого дня: путч не получается.

20 августа 1991 года проходит в напряженном противостоянии ГКЧП и армии с руководством России и его сторонниками. Около полуночи происходит столкновение, в котором гибнут трое москвичей-защитников Белого дома

Примирение невозможно: ГКЧП настаивает на правомочности чрезвычайного положения, руководство СССР во главе c Ельциным его категорически не признает. Возле Белого дома, где находятся российские власти, проходит 200-тысячный митинг, ораторы с балкона огромного здания клеймят путчистов-гэкачепистов. Баррикады вокруг — конечно, не преграда для танков, но показатель настроений. Хотя армии у него нет, Ельцин объявляет себя верховным главнокомандующим — мол, тогда, отказываясь выполнять указы ГКЧП, солдаты не будут нарушать присягу.

Радио «Эхо Москвы» продолжает вещать голосом сопротивления. Протестуя против своего закрытия, либеральные издания готовят «Общую газету» — весь номер про путч, переворот и самозванцев. В Ленинграде мэрия собирает на центральной Дворцовой площади около 400 тысяч человек. ГКЧП осуждают мэр Собчак, известные в городе депутаты СССР Юрий Болдырев и Марина Салье, академик Дмитрий Лихачев и бард Александр Дольский. К Ленинграду вроде бы выступили две дивизии, но остановились в пригородах.

Остальная Россия, в общем, помалкивает: немногочисленные митинги протеста и заявления региональных начальников о поддержке ГКЧП. Про Горбачева по-прежнему ничего не слыхать, известно только, что он в крымской резиденции Форос. Союзные республики выжидают: мол, у нас суверенитет, а это всё — московские игры. Явно против ГКЧП прибалты и Молдавия. Запад на стороне Ельцина, только президент Франции Миттеран невпопад выразил готовность сотрудничать с новой властью СССР.

Долго так тянуться не может — ГКЧП должен подчинить себе руководство России, а иначе зачем вводили в Москву войска. Слухи о скором штурме Белого дома ходят с утра 19-го, вечером 20-го они крепнут до уверенности: сегодня ночью — решающий бой. Когда на Садовом кольце близ пересечения с Новым Арбатом около 23.30 раздаются выстрелы, ополченцы на баррикадах понимают — началось!

Стреляют на ходу восемь боевых машин пехоты. Они разметали заграждения и въехали в тоннель под трассой. Безоружные люди пытаются блокировать БМП. Путь вперед закрывают развернутые поперек Садового кольца троллейбусы, а сзади становятся поливальные машины. На смотровую щель одной из БМП ополченцы набрасывают брезентовое полотнище. Ослепший броневик резко сдает в сторону. 23-летний Дмитрий Комарь зацепился за брезент — он погибает, разбив голову.

БМП, с разгона налетая на троллейбусы, прокладывают себе дорогу на выезде из тоннеля. На броню машины №536 запрыгивают несколько смельчаков, им передают бутылки и канистры с бензином. Разливаемое горючее попадает и на троллейбус. Ополченцы спрыгивают к своим, через мгновение вспыхивает БМП и часть баррикады. Идет беспорядочная пальба, 37-летний Дмитрий Усов убит срикошетившей пулей, 28-летний Илья Кричевский — прямым выстрелом в голову.

Опасаясь взрыва снарядов, москвичи вместе с солдатами тушат горящий БМП. Приезжают пожарные, а затем военный комендант Москвы генерал Николай Смирнов. Армейская техника отогнана назад в тоннель, поставлено оцепление, тела погибших увозит милиция. Военком объясняет: БМП не шли штурмовать Белый дом — тогда бы они свернули с Садового направо. А они нырнули в тоннель, имея приказ встать на дежурство на Смоленской площади. Но в роковую ночь на баррикадах ждали атаки и не могли допустить прорыва.

#НМДНИ-2024: 27 февраля, четверг! @parfenon_parfenov

Пригожинский мятеж @parfenon_parfenov

Провал путчистов означает и поражение всего союзного руководства, не оказавшего им сопротивления.

Штурма не было, но теперь и не будет: наутро после столкновения, стоившего трех жизней, объявлено об отмене комендантского часа и выводе войск из Москвы. Говорят, спецподразделение КГБ «Альфа» все же получало приказ взять ночью Белый дом, но не стало его выполнять — именно из-за боя на Садовом кольце. Ясно, что вся затея с ГКЧП провалилась.

В Крым к Горбачеву вылетают Крючков, Язов, Лукьянов, заместитель генерального секретаря ЦК КПСС Владимир Ивашко (президент СССР остается генсеком) и несколько других близких главе государства сановников. Видимо, хотят вернуться в Москву вместе, чтобы восстановить статус-кво в своей редакции. Горбачев гостей выставляет — он ждет других попутчиков. Вскоре прилетают вице-президент РСФСР Александр Руцкой и российский премьер Иван Силаев. На их самолете семья Горбачевых затемно прибывает во Внуково.

Осунувшийся президент СССР сходит по трапу в легкой курточке — в таком виде он никогда публично не появлялся. Раиса Максимовна укутывает в плед внучку: на экранах видно — первой леди и самой-то не по себе. Главный комментарий снова разрешенных СМИ: понимает ли Горбачев, что он вернулся в другую страну?

Премьера НМДНИ-2024 – в четверг, 27 февраля

Анонс: события, люди, явления третьего года войны (и мира). Чтоб не пропустить – подпишитесь на Парфенон (если ещё не) и нажмите колокольчик.

Серия сделана на ваши донаты, спасибо большое! Все способы поддерживать нас и впредь – тут: parfenon.io

В 1991 году происходит фактическая смена строя — он перестает быть социалистическим. КПСС, правившей страной 74 года, больше нет. Старые государственные символы начинают заменяться на новые.

Через трое суток после провозглашения ГКЧП единственной властью его члены арестованы. Среди них нашелся один настоящий советский рыцарь: министр внутренних дел Борис Пуго застрелился. Взят под стражу и председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов. Союзные руководители поменялись с Горбачевым ролями — только теперь он на свободе, а все они — за решеткой.

Президент СССР на своей пресс-конференции хвалит журналистов за обхождение с гэкачепистами, но предупреждает: «Я вам все равно... никогда не скажу всего». По словам Горбачева, эмиссары будущего ГКЧП прилетели к нему в Форос 18 августа. Перед разговором отключили все средства связи. Предъявили ультиматум: объявление чрезвычайного положения и отказ от подписания нового союзного договора или уход в отставку. Горбачев потребовал созыва съезда народных депутатов СССР. Гости удалились. Резиденцию блокировал полк КГБ, на летном поле перед президентским самолетом встали два тягача. В доме был транзистор, по нему первая семья страны узнавала новости, поняв наконец, «кто есть ху» — горбачевская оговорка войдет в городской фольклор.

Либералы тогда и потом будут пенять: не особо Горбачев пытался вырваться из своего странного плена! И даже: а может, и вовсе выжидал, чем дело кончится? Меру недоверия к себе и своему курсу президент СССР не чувствует — обещает перестраивать партию и отстаивать «социалистический выбор». В тот же день, 22-го, у Белого дома бушует огромный антикоммунистический митинг. Брокеры Российской товарно-сырьевой биржи, первые «белые воротнички» второго русского капитализма, проносят через весь центр Москвы гигантское бело-сине-красное полотнище. Это царское знамя Ельцин объявляет государственным флагом России — вместо красного с серпом и молотом.

К вечеру толпы заливают пространство Старой площади и площади Дзержинского (бывшей и будущей Лубянки). Здесь митинг еще яростней, слышны призывы штурмовать здания ЦК КПСС и КГБ. Ограничиваются шельмованием разбегающихся партаппаратчиков. Твердыни госбезопасности пустынны. Молодые ребята забираются на высоченный памятник Дзержинскому, тщетно пытаясь обрушить монумент голыми руками. По требованию демонстрантов власти Москвы вызывают подъемные краны и те сдергивают статую с пьедестала. Отпинав поверженного первочекиста, люди расходятся.

Назавтра Горбачев выступает на Верховном Совете РСФСР, где к нему беспощадны: вы сами ГКЧП породили, там сплошь ваши сподвижники-назначенцы! Ельцин заставляет президента СССР читать вслух запись заседания союзного правительства — ни один министр не выступил против путчистов. Получается, Горбачев вернулся в Москву на милость победителя, но тот немилосердно возлагает на него ответственность за попытку государственного переворота. Отсюда и далее союзная власть будет только пятиться, уступая российской. Ельцин приостанавливает деятельность КПСС, ясно, что навсегда (указ о запрете компартии будет издан 6 ноября).

24-го — похороны трех погибших защитников Белого дома. Прощание проходит на заполненной до краев Манежной площади. По Дмитрию Комарю и Вадиму Усову служит православный священник, по Илье Кричевскому — раввин. Горбачев присваивает покойным звания Героев Советского Союза, а ораторы называют их последними жертвами советского строя. Ельцин просит прощения у матерей, что не уберег их сыновей. Многокилометровая колонна тянется к Ваганьковскому кладбищу. От государства семьям героев выдают по 250 рублей единовременно, от ВАЗа — по автомобилю «Жигули».

В тот же день Горбачев слагает с себя полномочия генерального секретаря ЦК КПСС, предлагая самому Центральному комитету распуститься, а парторганизациям на местах — «определиться». Значит, структура рухнула совсем. Стало известно еще об одном самоубийстве — в своем кремлевском кабинете повесился военный советник президента СССР маршал Сергей Ахромеев, бывший начальник Генштаба. Россия признает независимость Латвии, Литвы и Эстонии — те официально уходят из Союза. Западные державы заявляют о «восстановлении дипотношений», указывая на преемственность с досоветскими странами Прибалтики.

Жест «отречения от старого мира», равный только замене красного флага с серпом и молотом на триколор. 6 сентября 1991 года второму городу страны возвращают его историческое название: Санкт-Петербург.

Переименовать Ленинград и вынести Ленина из Мавзолея — требования радикальных либералов, яростно отбиваемые коммунистами. Референдум о новом-старом имени проходил во второй столице одновременно с президентскими выборами 12 июня. Звезда демократического лагеря, градоначальник Анатолий Собчак опасался прогневить ветеранов: главным событием в истории города они считают ленинградскую блокаду, а ее не переименуешь. Абсолютного большинства нет: возвращение Санкт-Петербурга получило 54% голосов.

Самое первое название по нынешним временам кажется чересчур пышным и громоздким. Александр Солженицын из вермонтского далека насмехается: это будто к ватнику пристегнуть кружева, и предлагает придумать новое имя, типа Неваград. Кто-то советует если возвращать, то Петроград — звучит попроще, и ведь все же его в 1924-м переименовывали в Ленинград. Оформлять итоги референдума в постановление высшей власти явно не спешили.

После победы над советскими реваншистами из ГКЧП настроения совсем другие. На волне антикоммунистического подъема Президиум Верховного Совета России принимает решение на ура. Деморализованные ленинцы не смеют противиться, им кажется — это только начало. Но больше подобных шагов не последует. Даже область останется Ленинградской.

«Часто сравнивают Путина и Брежнева, но разве фигура Брежнева не была сакральной, в отличие от Путина?»

Нет. Конечно, Брежнев не был сакральным. Было равнодушие, было отчуждение, были смешки, было рекордное количество анекдотов. Другое дело, так казалось, что это будет тянуться вечно. Вот то, что это вечно, – тогда это ощущение было гораздо более сильным, чем сейчас. Хотя и сейчас большинство людей полагают, что ну вот так, как есть, пусть так оно и будет. И вот это «как есть, пусть так и будет», кажется, что оно и завтра, и послезавтра будет.

Так и с Леонидом Ильичом, он в плохом состоянии находился три года последних, совсем немощный, когда было просто жалко на него смотреть. И это почти каждый день в программе «Время» показывали, человека, который с трудом может что-то сказать, просто шаг сделать. Но все равно, даже в этом состоянии он продолжал оставаться гарантом этой стабильности, ничего не менялось. С Леонидом Ильичом было ощущение, что он вечен.

Ну, так тоже можно жить, но ничем уважительным я брежневское правление вспомнить не могу – это бездарно потерянное время, это ужасный период, загубивший огромное количество судеб, которым не суждено было реализоваться.

ПРЕМЬЕРА ФИЛЬМА О Д.Б. ЗИМИНЕ В РИГЕ

Могучий человек из СССР, прошедший невероятную конверсию. Крупный советский учёный и инженер из ВПК, он создал Билайн. Просветитель и филантроп, вложил свой капитал в фонд «Династия», основал премию «Просветитель» — для популяризаторов науки. Редкой памяти, остроты ума и точности речи собеседник, полемист и комментатор. Умер в 88 лет перед самой войной. Нам всего у него учиться и учиться

Билеты на премьеру — по ссылке

В 1991 году юридически оформлен распад «лагеря социализма»: распущены военный и экономический союзы стран Восточной Европы. Москва спасает от новой власти только одного своего союзника — главу ГДР Хонеккера.

Фактически европейские соцстраны перестали быть таковыми еще к концу 89-го. Внеочередные заседания в Будапеште, Праге и снова Будапеште упраздняют Организацию Варшавского договора (основана в 1955 г.) и Совет экономической взаимопомощи (СЭВ, основан в 1949 г.).

Оба сателлитских союза всегда возглавляли советские начальники, их штаб-квартиры размещены в Москве. «Совместное хозяйство» — дом-книжка правления СЭВ и гостиница «Мир» — перейдут к столичной мэрии.

Последним первым секретарям ЦК компартий везде несладко, но советское руководство позаботилось только о бывшем вожде бывшей ГДР Эрихе Хонеккере. Он еще с апреля 90-го спрятан в советском военном госпитале — Группа советских войск сохраняет экстерриториальность и в объединенной Германии.

После того как берлинский суд санкционирует арест обер-коммуниста, Хонеккера с женой военным самолетом вывозят в СССР. В Москве беглецу предоставлен статус личного гостя Горбачева. В ответ на возмущение — немцы обвиняют правителя ГДР в убийстве бежавших на Запад — президент СССР призывает пожалеть старика.

Хонеккеры собираются переехать в Чили, где живет их дочь, во времена хунты вышедшая замуж за чилийского эмигранта. В посольстве Чили на московской улице Юности чету поселят, но власти страны согласятся принять ее у себя только с паспортами ФРГ.

Когда социализм падет и в России, Хонеккера выдадут в Германию, но там решат, что подсудимый не доживет до конца процесса, и отпустят умирать в Сантьяго.

13 мая 1991 года по бывшей второй всесоюзной программе телевидения начинают выходить передачи Российского ТВ. Его руководители заявляют: в отличие от Центрального телевидения у нас нет цензуры.

Новая телекомпания — атрибут российской государственности, которого от Горбачева добился Ельцин. Структурно российское ТВ похоже на Центральное, но названия редакций — «национально выдержанные», почти фольклорные. Студия «Вести» — информационная, «Республика» — публицистическая, «Лад» — литературно-художественная, «Артель» — музыкально-развлекательная.

Новостной бум и растущее противостояние российского и союзного руководства делает главным эфиром «второй кнопки» выпуск «Вестей» в 20 часов. Туда перешли сотрудники разогнанной ТСН, и «Вести» явно соперничают с программой «Время».

Российское ТВ возглавляют председатель ВГТРК Олег Попцов и гендиректор Анатолий Лысенко — ранее он руководил программой «Взгляд», ныне тоже закрытой. Отсутствие цензуры означает: мы показываем то, что запрещают на «первой кнопке».

В эфире страны впервые началась конкуренция — рейтинговая и даже политическая. Большинство населения, симпатизируя ельцинскому руководству, предпочитает Российское телевидение и доверяет информации «Вестей».